Позволяю своим рукам чуть съехать. Чувствую биение сердца. Оно… Быстрое.
После паузы мужчина снова мнет мои волосы. Смотрит в лицо совершенно трезво и без выраженных чувств.
– Сама-то почему ночами шляешься? – Спрашивает, усиливая эффект требовательным кивком подбородка. – Мажор твой в курсе?
Подобранное для обозначения Игоря слово сочится пренебрежительным отношением. Я испытываю стыд за то, что отчасти сама виновата.
Мы вынесли Спорттовары за скобки, обсуждать не будем, это понятно, но вдвоем же знаем, что одинаковые. Играем друг с другом, а потом расходимся по номерам с другими.
– Бедная Майя, – качаю головой, рискуя вызвать настоящий гнев, потому что их отношения – точно не мое дело. Но даже если задела – виду Тарнавский не подает. Слегка усмехается:
– Потом спасибо мне скажет. – Утверждает, явно ни секунды не сомневаясь. Да и я не сомневаюсь.
Как брат, сын, дядя он, кажется, действительно невероятный. Как судья… Я еще не поняла. А со мной… Переменчивый.
Передвигает мою руку выше. Кончики пальцев касаются голой кожи над воротником его поло. Не знаю, чего хотел бы он, но я зачем-то легонько царапаю.
Вопреки логике это не утоляет, а разжигает жажду. Повторяю, лицо мужчины подается ближе к моему.
– Тебе приключений мало? – Тарнавский спрашивает, задевая мои губы дыханием.
Я, как идиотка, киваю.
Мне губ ваших мало. Твоих.
Не знаю, почему он медлит. Поцелуй кажется неизбежным. Я резко забыла каждую из причин тормозить.
Хочу провернуть его же фокус – надавить на затылок, хотя сама давно уже чувствую не давление, а мерные поглаживания на шее.
Только мои усилия ничего не дают. Проезжаюсь по ежику на затылке. Зарываюсь в волосы и давлю. Тарнавский без проблем подается назад. Ощупывает лицо взглядом.
Я физически ощущаю перепад температур. Кажется, что кочегар захлопнул дверцу топки. Ресницы сжигает столп искр. Тело окутывает пыхнувшим жаром. Резко становится слишком жарко, а потом до ужаса холодно.
Магию разрушает расчетливое:
– Так может просто сексом займемся, Юль?
Глава 23
Глава 23
Юля
«Так может просто сексом займемся, Юль? Ты девочка горячая. Я не обижу. Только в понедельник возвращаемся к рабочим отношениям. Мне нужна заряженная помощница».
Эти циничные слова колоколом бьют в голове уже который раз. Мне даже поверить сложно, что я действительно их услышала, а не придумала.
На мое ошарашенное: «нет, спасибо» судья ответил пожатием плеч, равнодушным: «как хочешь», и первым разорвал любой контакт — и зрительный, и телесный.
Я долго еще стояла на развилке, не в состоянии даже голову повернуть в сторону звонких удаляющихся шагов.
Трахнул ли он Виту — не знаю. Но утром уехал ни свет, ни заря. А бывшая девушка Игоря не светилась счастьем и не делилась подробностями. Кривилась от головной боли и налегала на воду, как и большая часть нашей компании.
Я же переживала бодун другого рода: эмоциональный. Так унизительно и липко мне не было давно. В его глазах я развязная малолетняя шлюшка. Мой отказ — не повод даже поуговаривать. Над моими чувствами он скорее всего вообще просто посмеялся бы. Вот и выходит, что влюблена я… В мудака.
В понедельник прихожу на работу вовремя и планирую игнорировать любой переход на личности, занимаюсь своими бессмысленными обязанностями и не реагирую на призывы к общению. Ни Лиза, ни Игорь, ни Владик не получают от меня ответов. Не хочу продолжать расцветать в судейских глазах блядской глупой розой.
Только его глазам, кажется, снова не интересно даже смотреть в мою сторону.
Ближе к обеду он пронесся мимо, коротко кивнув.
Провел час в кабинете, вышел, потом снова зашел…
А если бы я согласилась переспать? Вел бы себя сегодня так же?
Юля, глупости! Прекрати!
Сложно совсем не думать, сколько я уже ошибок совершила за это время, и к чему всё идет. Но мне кажется, сейчас мы с Вячеславом Евгеньевичем дальше друг от друга, чем были поначалу. Ну или просто знаем друг друга лучше… И вряд ли так уж друг другу нравимся.
Дверь в мою приемную снова открывается без стука и спроса, я гашу привычную волну раздражения. Может быть попросить его как-то стучаться? Или высмеет?
Неважно…
Слежу из-под ресниц за передвижением судьи по кабинету. Он, в свою очередь, четко перед собой. Для него моя приемная — такой же коридор.
Впечатываюсь взглядом сначала в профиль, потом в затылок, жмурюсь и внутри переживаю сильный всплеск злости, когда судья хлопает дверью в свой кабинет.
Вокруг вообще-то люди, ваша честь. И эти люди не любят громких звуков!
Об этом я возмущенно молчу. А дальше прислушиваюсь и улавливаю разговор. Какой-то телефонный. И тон… Он совсем другой. Доброжелательный. Дружелюбный.
Историй у меня на страничке больше не было. Сообщений от Спорттоваров тоже. Желание дразнить пропало напрочь.
Видимо, про охуенные сиськи он писал не чтобы зайти за грань дозволенного и взбудоражить, а потому что вот такой прямой. Чтобы трахнуться достаточно хотеть.
Только мне такое ни к чему.
В очередной раз раскладываю для себя же все по полочкам и не верю, что этот раз будет последним.
Слыша поднадоевшую порядком вибрацию, опускаю взгляд на мобильный. Вместо очередного сообщения от Лизы получаю неожиданное. От Тарнавского.
Готовая вгрызться в горло и держать до последнего вздоха собака холодно требует: «Зайди».
Хотела бы уметь силой мысли справляться с волнением, но пока — никак. Надеваю маску спокойного безразличия на покрытую бесконечными трещинками разочарования влюбленную душу. В отличие от судьи, сначала стучусь, потом захожу и останавливаюсь ближе к двери.
— Вы звали, Вячеслав Евгеньевич, — обращение по имени отчеству не помогает не думать о том, как трогал, смотрел и что говорил. На меня направляется взгляд и плавится всё вплоть до костей. Пульсирую изнутри. Боюсь его и не понимаю.
— Есть работа, Юля, — а я его, кажется, совсем не тревожу. Без сомнений, ему сделать вид, что ничего не произошло, проще простого.
Судья тянется к столу и берет с него папку. Вытягивает руку, ждет, когда я подойду.
— Нужно размножить и разослать на стороны. Сегодня.
Киваю. Это не сложно. Это я уже умею.
Забираю документы.
Но для этого меня не нужно было вызывать, можно было бы просто бросить, проходя мимо.
Это стоит расценивать, как знак? Конечно, нет. Но я расцениваю.
Вместо того, чтобы тут же развернуться и уйти, делаю один шаг от стола и опускаю папку. Жду.
Судья тоже не гонит. Надеюсь, не подозревает, что я до сих пор переживаю отголоски его умелых ласк. И что я до сих пор мучаюсь вопросом: а может стоило… Согласиться?
— Что-то еще, Вячеслав Евгеньевич? — Силой вытаскиваю себя из вязких мыслей. Переступаю с ноги на ногу.
— Ещё… — Он замолкает, то ли умышленно, то ли по незнанию тренируя мою сердечную мышцу. Тянется к шее и сжимает ее сзади. Растирает. Я понимаю, что скорее всего затекла. Может быть голова болит, но о сострадании меня не просили. Как и о таблетке. — Участвовать в сборе сплетен обо мне запретить я не могу, но за участие в их распространении, Юля…
Тарнавский может даже не заканчивать. Его предположение бьет больно и неожиданно.
Первым возникает желание себя защитить, но я понимаю, что бессмысленно. Пока я импульсивно плела ревнивую чушь, он был хладнокровно внимателен к каждому слову. Еще одно очко зарабатывает команда противника, Юлия Александровна. Вы жестко проебываете в этой игре.
Прокашлявшись, смотрю в глаза:
— Поверьте, сотрудники суда справляются и без меня, — пытаюсь в ответ хоть как-то уколоть. Пусть бы прочитал в глазах: да и вы не жадничаете с поводами, чтобы о вас сплетничали. Но вряд ли всерьез задеваю. Тарнавский просто хмыкает.
— Можешь идти работать, Юля. Ты меня услышала. И к сведению приняла.
