Хочется уколоть хотя бы в переписке: «Что, с молодыми тягаться уже не можете?», но держусь. Зачем? Чтобы разозлить его сильнее?
Майе подливают, она не против. Меня бомбит.
К нашему столику подходит та же женщина, которая отдавала команду вылезать из воды ребятне. Она наклоняется к девушке, шепчет что-то с улыбкой. Та вспыхивает. Дуется.
Мне нужно игнорировать все, что связано с Тарнавским и его пассией, но вместо того, чтобы очаровывать своей улыбкой пьяненького Игоря, я прислушиваюсь.
– Ты хочешь, чтобы я на тебя Славу натравила, Май?
– А он-то тут при чем?
– По жопе тебе даст. При всех. Пить прекращай. С друзьями прощайся и к семье вернись.
– Господи, какие вы душные!
Сердце первым реагирует на непонятные вроде как слова. Потом уже мозг.
Я хмурюсь, присматриваюсь, вспоминаю кое-что и обливает ушатом холодной воды стыда.
Женщина вырастает и обводит нас взглядом. Улыбается всем. На мне, кажется, задерживается, но ничего не говорит. Разжимает пальцы и дает им съехать с плеча… Сестры, что ли?
Теперь мне кажется это очевидным. Черты общие. И имя. Ему же при мне Майя звонила. Сестра.
Я не должна реагировать на это никак, но озарение окрыляет.
Губы сами собой улыбаются. Отношение к Майе… Теплеет.
Она на протесте, как и все в нашем возрасте, но ослушаться не рискует. Допивает коктейль, хочет оставить деньги, но ей не дают. Меняется контактами, встает и идет… К своей семьей.
Я бесстыже провожаю ее взглядом.
Плюхается рядом с Тарнавским. Падает к нему на плечо и обвивает локоть. Бурчит что-то, он улыбается.
Целует в волосы. По-братски. Черт. По-братски! Это же очевидно, Юля! А ты – дура ревнивая!
Я резко прощаю Тарнавскому все на свете. Снова не верю, что он может быть плохим. Не верю ни во взятки, ни в цинизм, ни в блядство. Он с семьей приехал! Он… Хороший!
Хватаю мобильный. Беру в руки бокал. В нем – шампанское, которое я ни разу за вечер не глотнула.
Делаю фото с ним и выставляю.
Сиськи, конечно же, в деле, но выгляжу я, как самой кажется, не пошло.
Спорттовары смотрят в числе первых. Я жду реакции, но ее нет. Ни лайка, ни сообщения.
Оглядываюсь. Телефон Тарнавского лежит на столе. Он сам участвует в какой-то беседе.
Качает меня… Сознательно качает. Но зачем?
Неужели непонятно, что я… Да по уши я, что тут слова подбирать-то?
Глава 22
Глава 22
Юля
В одиннадцать мы с Лизой никуда не уезжаем. Тарнавский тоже. Связано ли это? М-м-м... Конечно, да.
Я радуюсь, что внимание Игоря смещается на алкоголь, кальян и общение с парнями. Ведь все мои мысли за другим столиком.
Тарнавские празднуют чей-то юбилей. Я заочно знакомлюсь с его родителями, сестрами и зятьями – очень красивая, располагающая к себе семья.
Соглашаюсь на предложение Лизы потанцевать. Смотрит ли он – не проверяю, но развязное поведение, как возле бассейна, уже не имитирую. Накал спал.
Музыка классная. Двигаюсь плавно и в удовольствие. На бедра ложатся мужские руки, секунду мечтаю о других, а потом распахиваю глаза и делаю шаг в сторону с улыбкой. Пахнет не тем. Игорь смотрит на меня расфокусированным блестящим взглядом, я обнимаю его за шею и шепчу:
– Может ты спать пойдешь?
– А ты со мной?
Нет, конечно. Но не злюсь, вздыхаю. Даю себя обнять и какое-то время послушно переваливаюсь с ноги на ногу в дурацком медляке, слушая, какая ж я охуенная, а потом все на настаиваю: не хочу, чтобы вечер Игоря закончился постыдным пусканием лент над одним из ближайших кустов. Жалею и его, и «охуевший обслуживающий персонал». Под предлогом желания уединиться увожу в номер.
Может быть беспечна, но совсем не боюсь. Легонько толкаю Игоря на кровать, он падает и тут же начинает храпеть.
Вернувшись в ресторан, застаю пустоту. На столе остался мой мобильный. На спинке кресла – сумочка.
Смотрю по сторонам. Официанты протирают освободившиеся столы и убирают грязную посуду. За тем самым столом тоже пусто. Всё. Разошлись. Сердце ненавязчиво ноет.
Интересно, он подумал, что я... Или ничего не думал и ему все равно?
Это не должно заботить, но даже собственные мысли о его несуществующих реакциях качают на волнах.
Прежде чем уйти, цепляюсь взглядом за темноволосый затылок и широкую спину у бара.
Его присутствие рядом преображает мерные волны в бурный шторм. Я впиваюсь и оторваться не могу.
Оглядываюсь. Лизы нет. Людей мало. Наши парни... Думаю, им без разницы. Они меня даже не заметили.
Делаю шаги в опасную, и в то же время непреодолимо манящую сторону.
Тарнавский поворачивает голову и упирается в меня взглядом. Не мимо. Не сквозь.
Смотрит без улыбки, сведя брови. Но мне кажется, что вот сейчас — очень честно. Мы друг друга… Волнуем.
Горжусь тем, что не сбилась с шагу. Нацеливаюсь на стоящий рядом с ним барный стул, веду пальцами по стойке, кожу покалывает предвкушение.
Но как будто из ниоткуда чертом из табакерки выскакивает бывшая Игоря – Вита. Я ошарашено слежу, как без единого грамма сомнений умащивает задницу рядом с Тарнавским. Смотрит на него с улыбкой, меня даже не замечает. Я врастаю каблуками в плитку, потому что он тоже переводит взгляд.
Нужно подтолкнуть себя к действию – развернуться или мимо пройти, но я стою и пялюсь.
– Прости... – Вита складывает руки в молитвенном жесте, – не могла не ответить...
– Мама звонила? – Его бархатистый тембр врезается миллионом ножей в мое тело. Это троллинг, мне понятно, но ревность бьется о ребра неконтролируемыми потоками лавы. Плавит и прорывается.
Вита улыбается шире. Тонкие пальцы обвивают стеклянную ножку. Она тянет полупустой бокал к губам и пьет, не отрывая от него взгляд. Поставив, подается ближе.
Я, отмерев, шагаю к стойке.
Под даже не стук, а непрекращающийся сердечный гул продолжаю слушать... Как настоящая крыса.
– Не мама.
– Папик? – Вита смеется.
– Прекрати. – Рука девушки ложится на колено Тарнавского. Выкрашенные ядовито-розовым лаком ногти хищно впиваются. – Я тебя днем еще заметила. – Вита шепчет, Тарнавский никак не реагирует. – На фоне наших мальчиков...
Господин судья хмыкает.
– А что не так с вашими мальчиками? Вашим девочкам вроде бы все нравится.
Вита фыркает и закатывает глаза. Я хочу в волосы ей вцепиться.
– Никогда не мечтала работать воспитательницей в детском саду. Мне нужен настоящий мужчина…
Тарнавского улыбается.
Пальцы Виты двигаются вверх по мужскому бедру. Я ее ненавижу. Если она начнет ему наглаживать прямо тут – вырвет.
Но прыткие пальцы тормозит мужская рука. Тарнавский делает глоток из своего стакана. Лезет в карман, достает оттуда карту, крутит между пальцами, а я уже сто раз почти умерла.
Сердце то замирает, то разгоняется.
– Хорошо, что ты взрослая. Вот ключ. Триста второй. Иди в номер...
Разочарование подкатывает тошнотой. Хочу уйти, но зачем-то достаиваю.
– А ты? – Вита спрашивает, соблазнительно прикусывая пухлую губу.
– В машину схожу.
Зачем – я понимаю. Тоже взрослая. Просто… Для судьи моего "взрослая" мало.
Закрываю глаза и считаю до десяти, чувствуя, как мимо меня первой проходит послушная Вита.
Тарнавский тоже встает со своего стула.
Может быть я слишком впечатлительная, но кажется, что голой спиной чувствую жар мужской руки и прикосновение жестких волосков, а костяшки чиркают по ягодицам.
***
Я воспринимаю происходящее как личную трагедию и унижение.
Прощение всех грехов отозвано. Судья Тарнавский снова поддан анафеме.
Пью за это сто лет не нужный обжигающий горло шот.
Меняю планы миллион раз. От собраться и уехать посреди ночи, лишь бы не представлять, как через несколько стенок он трахает шлюху-Виту, до вернуться к Игорю и растолкать его, чтобы и самой...
