Оливер чувствовал: у него один выход — не отступать ни на шаг, лишь тогда бабушка изменит решение. Если объявить о помолвке, то брака будет не избежать, иначе пострадает честь семьи, а бабушка никогда не примет американку католического вероисповедания.
Фоксмур стоял рядом с женой-герцогиней у входа в бальный зал и приветствовал гостей. Впрочем, он с удовольствием позволил Оливеру увести себя. Тем временем бабушка заговорила с его женой. Оливер ничуть не сомневался, что речь идет вовсе не о помолвке. Все представление было рассчитано только на него одного.
— И ты здесь? — удивленно воскликнул Фоксмур. — А прошлый раз клялся, что в следующий раз появишься на балу в честь святого Валентина не иначе как в гробу.
— Смейся сколько хочешь, но только помоги в одном деле. Мне надо подтасовать лотерею — ну, эту глупость с вытаскиванием карточек.
Фоксмур с подозрением уставился на Оливера.
— Ты сам знаешь, для моей жены этот бал — главное светское событие года, даже не думай воспользоваться им, чтобы разыграть одного из своих беспомощных братцев.
— Никакого розыгрыша. Я просто хочу, чтобы одна из леди танцевала последний вальс именно со мной.
Фоксмур театрально прижал руки к груди.
— Ты?! Хочешь танцевать с незамужней леди?! — Он расхохотался. — Ты ведь знаешь, в лотерее участвуют только молодые незамужние леди. Порядочные, не забудь об этом, порядочные!
— О Господи! Так ты поможешь или нет?
— А еще попутно достану тебе луну с неба и насыплю в карман звезд.
— Черт возьми, я серьезно. Мне надо с ней потанцевать. Это важно.
— Тогда просто пригласи ее, вот и все.
— Я приглашал. Но братья меня разыграли. — Оливер нервно провел ладонью по волосам. — Пока я до нее добирался, они уговорили всех своих друзей пригласить ее.
— Теперь понятно. Ты говоришь о той малышке, которую Гейб представил мне и Луизе. Мисс… Баттер… что-то такое?
— Ну да. Это она.
Фоксмур нахмурился.
— Я догадываюсь, почему ты хочешь с ней танцевать. Хочешь ее соблазнить. Она как раз в твоем вкусе. Только я вот что тебе скажу. Если ты надеешься воспользоваться балом, который устраивает моя жена…
— Черт возьми, Фоксмур! Хоть раз в жизни сделай, о чем я прошу, а не рассуждай о моих мотивах. Ты не лучше Марии, тоже рассуждаешь о приличиях. Я всего-навсего хочу один танец с этой леди, один танец, и больше ничего!
Фоксмур явно был удивлен. Оливер понял, что слишком горячится.
— Значит, Мария? — задумчиво протянул он.
— Ну да. Ее так зовут.
— Я догадался. — Он рассеянно уставился в пустоту. — Сделаем так. Когда она напишет свое имя на карточке, я воспользуюсь ловкостью рук, стащу карточку и отдам тебе. А ты, когда будешь тянуть жребий из шляпы, сделаешь вид, что вытащил ее. Очень просто.
Оливер прищурился.
— Ты это уже проделывал, — утвердительным тоном произнес он.
Фоксмур слабо улыбнулся.
— Раз или два. Влюбленные обычно не хотят рисковать в День святого Валентина.
— Я не влюблен, — оборвал его Оливер. — Так что если ты думаешь, что я…
— Что ты, что ты. Разумеется, нет. — Но было непохоже, что герцог согласился искренне.
Оливер оглядел толпу. Мария танцевала с Гейбом. В своем ангельском платье она и выглядела ангелом. И он смеет вожделеть ее! Но надо смотреть правде в глаза — ему хочется целовать ее пухлые губы, распустить, локон за локоном, эти янтарные пряди, высвободить из корсажа груди, целовать соски до тех пор, пока они не превратятся в твердые камешки. Он хочет видеть ее хмельную улыбку, когда поднимет ей юбку и дерзко раздвинет бедра.
Да, да, он хочет видеть ее улыбку. Хочет даже больше, чем просто обладать этой женщиной. Что с ним случилось? Как можно сравнить улыбку с веселой ночью в постели?
Но пульс Оливера ускорялся от одной лишь мысли о вчерашней ее улыбке. Ему так хотелось, чтобы Мария говорила с ним как прежде, чтобы поддразнивала его, даже поучала. Все, что угодно, только не этот холодный взгляд, равнодушная учтивость. Но после сегодняшнего вечера…
Маркиз замер на месте. Если бабушка отступится от своего плана, Марии больше нечего будет делать в Холстед-Холле. Их сделка закончится.
Оливер похолодел. Он этого не допустит! Он снова предложит ей стать его любовницей. И на сей раз уговорит. В конце концов, соблазнит! Ей нельзя уезжать. Не сейчас. Оливер не мог вынести даже мысли об этом.
— Ты согласен? — раздался голос Фоксмура.
Оливер очнулся.
— Ну разумеется, — наугад сказал он, надеясь, что ответил правильно.
— Ты не будешь язвить насчет того, что брак — это гибель для любого мужчины, — настаивал Фоксмур. — Обычно ты именно так приветствуешь любой счастливый союз.
— Я не в настроении для колкостей.
— Похоже, ты не слышал ни слова из того, что я сказал. А я говорил о Керквуде. О том, что без леди Керквуд он выглядит совсем потерянным.
— Неужели цвет любви уже облетел? — спросил Оливер, чувствуя себя странно разочарованным.
— Ага, вот наконец тот Стоунвилл, которого я знаю. Нет-нет, дело не в этом. Просто она на сносях. Прибавления ждут со дня на день.
Оливер почувствовал, как ему сдавило грудь. Надо же, Керквуд — отец. Еще недавно Оливер и представить себе не мог такого. Теперь у всех его друзей будут дети. А у него — нет.
Он нахмурился. Какая разница? Ему не нужны дети. Трудно вообразить отца хуже, чем он. Тогда откуда же эти картины перед глазами: Мария, беременная его сыном, он сам в лодке с голубоглазым мальчишкой показывает лучшие места для рыбалки на пруду в Холстед-Холле? Или вот опять он, читающий сказку темноволосой девочке. Она слушает и все время держит палец во рту, совсем как Селия в детстве…
Черт возьми! Это все глупые рассказы Минервы. Она-то воображает, что у него было идеальное детство. Вот он и размечтался, что у другого ребенка будет как раз такое.
— Я-то думал, что Керквуд не приедет сегодня, — продолжал Фоксмур, — но его жена настояла. Сказала, что ей хочется поскорее услышать все последние сплетни. Так что наш друг будет собирать их весь вечер. — Герцог фыркнул. — Как будто Керквуд разбирается в слухах! Истинно говорят, от любви женщина слепнет.
В этом и беда. Любовь ослепляет человека, только пока он заворожен. Когда чары проходят, все видишь в истинном свете. Ну нет, он, Оливер, не настолько глуп!
Однако, наблюдая, как Мария танцует с чередой молодых джентльменов, Оливер стал сомневаться в своей мудрости. Его терзала ревность.
Один из этих идиотов сумел ее рассмешить, она весело смеялась. Другой позволил себе после танца не сразу убрать руку с ее талии, а это уже преступление! Партнер в танце перед лотереей посмел шепнуть ей что-то на ухо, отчего Мария покраснела. Этого Оливер готов был убить. Он сам удивлялся, скольких мужчин ему хотелось стереть с лица земли за один вечер.
Наконец джентльмены собрались в ожидании лотереи. Оливер видел, как Мария написала свое имя на карточке и положила ее в цилиндр Фоксмура, но не заметил, сумел ли Фоксмур карточку вытащить. Вот подошла его очередь, и Оливер с облегчением заметил хитрую усмешку Фоксмура, который опустил карточку в шляпу так, что Оливеру осталось ее только достать.
— Мисс Мария Баттерфилд, — громко объявил он.
Мария молчала, ее лицо оставалось спокойным. Но на ближайший танец и на весь ужин она принадлежала ему. И Оливер сумеет этим воспользоваться.
Мария весь вечер изображала веселье и беззаботность. Гейб, Джаррет, их друзья были очень любезны с ней, но девушке постоянно казалось, что остальные гости только о ней и шепчутся. Она заметила, что Минерва и Селия тоже танцуют только с братьями и с их друзьями, причем Минерва не раз оставалась совсем без кавалера.
До Марии доносились слова: «Бедная девушка… да-да, американка… эти Шарпы… вы только вообразите…» Одна особенно злобная гарпия с плохо скрытым восторгом пересказывала старый семейный скандал. К счастью, кавалер Марии, очень милый молодой человек, остроумной репликой заставил ведьму замолчать.
