— И что же?
— Перво-наперво, ты должна запомнить, что нас с Исой здесь и близко не было.
— А кто был? — облизываю губы.
— Я сейчас все расскажу в деталях. Но сначала ты позвонишь в полицию и сообщишь о произошедшем в твоем доме убийстве. Вдаваться в детали не нужно.
Родион протягивает мне трубку телефона. Я послушно забираю тот из его рук.
— Ты поняла, что надо делать? — Киваю. — Хорошо. Не забудь добавить волнения в голос.
Дрожащими пальцами набираю знакомый номер. Трубку снимают после первого же гудка. Мне не нужно разыгрывать комедию перед оператором. Мой голос и без того истерично срывается, когда я с ним говорю.
— Молодец, Сана. Ты все сделала правильно, — подбадривает меня Иса. Я на мгновение касаюсь его лба своим. Он такой собранный, мужественный, сильный, что на его фоне я чувствую себя раскисшей половой тряпкой. И это необычайно злит.
— Что дальше?
— Я сейчас расскажу, а ты постарайся запомнить, чтобы потом не запутаться в своих показаниях, — в который раз повторят Родион одно и то же.
— Хорошо.
— Итак, это был обычный день. К тебе приехал любовник. Привез цветы. Я, кстати, поставил их в вазу. Оставь на ней пальчики, когда мы уйдем. Не забудешь?
От мысли, что мне придется остаться с двумя трупами наедине, у меня шевелятся волосы на затылке.
— Как? Просто потрогать?
— Да. Просто потрогать.
— Ладно.
— Менты будут спрашивать, как долго вы с Акаем встречались, и так далее — старайся максимально придерживаться правды. Она нам не помешает. Окей?
Я растираю лицо ладонями и киваю.
— Говорить правду несложно.
— Ну, и хорошо. Дальше вы, не теряя времени, перешли в спальню. Упали на кровать. Простыни я перестелил, чтобы на них и при желании не смогли обнаружить посторонний биологический материал, — Родион косится на Ису. А тот в ответ морщится:
— Да не было там ничего. Мы не закончили.
— Перестраховаться не мешает. Сана, ты меня слушаешь?
— Да. Конечно.
— Скажешь ментам, что Акай успел тебя раздеть. Но до главного у вас не дошло из-за появления госпожи Темекай. Ну, а дальше все просто. В пылу ревности она выстрелила в тебя, он, защищаясь — в неё. Как все было в деталях, ты не помнишь, потому что потеряла сознание от страха. Кровь Исы, насколько это было возможно, я стер. Что касается траектории пуль, там все сложно. Но особенно копать в этом направлении никто не будет.
— Откуда такая уверенность?
— Наша контора обо всем позаботится, на этот счет можешь не волноваться. Вот, пожалуй, и все. Сможешь повторить?
— Да.
— Так повтори вслух.
— Родион, хватит! Она же сказала… — рычит Иса, но я его останавливаю.
— Без проблем. Я повторю…
Свою историю мне приходится повторять много раз. Родиону. Потом — «примчавшемуся» из соседнего поселка участковому. И добравшейся до нашего захолустья спустя еще три часа следственной группе.
Не знаю, за счет чего держусь. Я просто стараюсь не думать о том, что же случилось на самом деле. Не анализировать, есть ли в этом моя вина. Не прокатывать снова и снова в голове обличительную речь Акая. Или его жены. Не гадать, как сложится моя жизнь теперь. Не бояться. Не сожалеть. Не плакать. Впрочем, с последним я не справляюсь.
— Ну, что ты, Шакаевна… Что ты? — бормочет участковый Иван Иваныч, похлопывая меня по плечу. — Закончили-то тебя пытать эти ироды?
— Не знаю, — шмыгаю носом. Я сижу в гостиной, я те зачем-то опять пошли в спальню. Где, накрытые черной пленкой, лежат тела… Господи, какой же нескончаемый этот день. Кажется, он никогда не закончится.
— Пойду, посмотрю. Ты ж на ногах уже не стоишь!
— Спасибо.
Иван Иваныч уходит. Я касаюсь пальцами стоящих на столе цветов. Акай купил кроваво-красные розы. Неужели он в самом деле думал, что эти цветы нас спасут? Неужели верил, что это «мы» действительно существовало?
— Пойдем, Шакаевна. Сказали, что ты можешь идти.
— А куда?
— Ну, этого я не знаю. Ты же не думаешь здесь ночевать, так?
Киваю. Но с другой стороны, а куда мне идти? В глубине дома происходит какая-то возня. Я откидываюсь на стуле, в надежде разглядеть, что происходит.
— Не смотри, Шакаевна. Ну его… Это тела выносят.
Тела… Был человек, а теперь от него осталась лишь оболочка. Невозможно поверить, что Акай больше не ступит на эту землю. Что его Робинсон никогда не взлетит над изборожденными венами рек горами. Кажется, он и есть эти горы, леса и реки. Он и есть. Но его нет.
— Может, вы могли бы меня подбросить до санатория?
— Дык, конечно. Пойдем-пойдем. Не нужно тебе на это смотреть.
Я выхожу из дома. Плетусь к УАЗику Иваныча. Меня немного пошатывает.
— Гражданочка! — спина каменеет. Зная, что соврала, я ужасно боюсь оговориться. Потом ведь не отмоешься. И вряд ли докажешь, что твоей вины в том, что случилось, нет.
— Что?
— Должен вам сообщить, что наши люди провели обыск в доме госпожи Темекай и нашли там винтовку.
— Винтовку? — я моргаю, слабо понимая, к чему мне эта информация.
— Ага. Конечно, нам еще предстоит провести экспертизу, но уже не приходится сомневаться, что это именно из нее стреляли по Акаю Аматовичу почти три недели назад. Это не первое покушение на его жизнь со стороны этой женщины. Вам очень повезло остаться в живых.
— Мне — да. Но не ему.
Забираюсь в УАЗик. Захлопываю за собой дверь и без сил прислоняюсь лбом к блаженно-прохладному стеклу.
— Я тут подумал… С Аматовичем-то внучок жил. Нам его куда, а, Шакаевна? Отец его, слышал, совсем плохой. Звонить в службу по делам несовершеннолетних?
Я зажмуриваюсь пуще прежнего. А что толку, когда перед глазами серыми смазанными сполохами возникает пергидрольная представительница тех самых ненавистных мне служб?
— Твой дедушка погиб. В ущелье был камнепад, ты в курсе? — звучит в ушах ее голос. Я всхлипываю.
— Эй, Шакаевна, тебе нехорошо? Может, корвалола тебе накапать? У меня есть.
— Нет, Иваныч. Я в порядке. Не надо лекарств. И звонить никуда не надо. О Петьке я позабочусь.
Твоя взяла, Акай. Пусть так, но твоя взяла…
Глава 25
Иса
— Она слетела с катушек, лишь когда Акай потребовал развода. Собственно, это и сбило нас с толку. Сбило, даже несмотря на то, что мы практически сразу узнали об увлечении Иды биатлоном.
— Почему? — наши с Саной глаза встречаются.
— Да потому, что когда человек так долго закрывает глаза на измену супруга, от него не ждешь каких-то решительных действий. Тем более таких, как убийство или рейдерский захват.
— Понятия не имею, зачем ей понадобилась моя фирма.
— Ида считала, что ты забрала все, что у нее было — мужа. И в отместку хотела забрать то, что было важно для тебя. Кстати, ты можешь объяснить, почему при всей своей одержимости тобой Акай все же не развелся?
— Из-за капитала. Любой развод — это всегда дележка имущества. Он не хотел уступать того, что считал своим. К тому же…
— Что? — веду пальцами по ее прохладной щеке.
— Я ведь и так всегда была рядом. А штамп… Думаю, он имел бы для Акая какой-то смысл, если бы у нас могли родиться дети.
— У вас был Богдан.
— Дети, которыми он смог бы гордиться, понимаешь? Вот, мол, посмотрите, мои наследники. А Богдан… Богдан был не тем, кого Акай мог бы представить своим партнерам, — горько уточняет Сана.
— Но он все же потребовал развода.
— Да. Когда в нашей жизни появился Петька, Акай решил, что мы сможем стать семьей. Ему было крайне важно передать свои гены, понимаешь? На этот счет у него был реальный пунктик. — Сана бросает на меня короткий взгляд и снова отворачивается. — Петька стал для него подарком. Больше всего в этой жизни он хотел продолжения…
Если предположения Саны верны, Акай продолжается не только в Петьке. И самое дерьмовое, что я понятия не имею, как относиться к этой новости. Это так странно — выяснив, наконец, кто твой отец, тут же его потерять. Я бы многое отдал, чтобы с ним поговорить. Расспросить его. Узнать получше. Акай, безусловно, величина. Из тех мужиков, которыми их отпрыски реально могут гордиться. Из тех, кому те заглядывают в рот, и на кого стремятся быть похожими. И хоть я ненавижу его за все, что он сделала с Саной и моей матерью, эта ненависть не абсолютна. Как такое возможно? Понятия не имею.
