— Компрометирующие фотографии, я полагаю?
— То, что было замечено, не может быть невидимым.
Она хихикает и наклоняется, чтобы медленно поцеловать меня. Она отстраняется, ее глаза сияют, когда она смотрит на меня.
— Я люблю тебя.
В ту секунду, когда она это произносит, ее глаза расширяются, а рука взлетает ко рту.
— Извини, я не хотел просто…
— Зои, — Я рычу, когда мои руки двигаются, чтобы оторвать ее руки от ее рта и обхватить ее лицо. Я прижимаюсь к ней, мое сердце бешено колотится.
— Я тоже тебя люблю.
Мои губы прижимаются к ее губам, и мои руки сжимаются вокруг нее.
Мой. Сейчас и навсегда.
Эпилог
Зои
— Святой дерьмо, девочка…
У Фионы отвисает челюсть, когда мы выходим из лифта. Старый пентхаус Льва был потрясающим. Наш новый-это мечта.
Три этажа и вид на озеро и весь город на триста шестьдесят градусов с вершины одного из новейших роскошных зданий в Чикаго. Кроме того, стекло зеркально снаружи. Это означает, что все взгляды, ни одна из проблем конфиденциальности.
И это здорово, потому что с тех пор, как мы переехали сюда две недели назад, не так уж часто надевали одежду.
— Это чертовски невероятно!
Я ухмыляюсь.
— Много комнат для гостей, если вы с Виктором когда-нибудь захотите приехать и провести ночь в большом городе. Или, например, несколько ночей.
Она вздыхает.
— Я не могу поверить, что он продал это место рядом с нами.
Я закатываю глаза.
— Ну, мы никогда там не были, и да ладно, этот дом был Огромный…
— Чувак, насколько велико это место?
Я морщусь.
— Десять тысяч квадратных футов?
Она громко смеется и закатывает глаза.
— Да, хорошо.
— Что ж, продав его, мы купим это место.
Она поворачивается и поворачивается, упиваясь видами.
— Да, я люблю наш дом, но я бы не стала злиться на это. Я имею в виду, черт возьми.
Я ухмыляюсь, когда моя лучшая подруга поворачивается ко мне и потирает руки.
— Хорошо, я должен это увидеть!
Я хихикаю, хватаю ее за руку и тащу вверх по изогнутой лестнице на второй этаж, затем по коридору в свой кабинет.
Билл был прав в некоторых вещах и неправ в других. Он не мой отец, ни в каком смысле этого слова, кроме того, что платил за вещи, когда я рос, и за колледж. После того, как все произошло, Лев выписал ему чек на “то, что ему причиталось”, плюс еще немного, и сказал, чтобы он навсегда убрался из моей жизни.
С моей стороны не было слез, поверь мне.
Но одна из вещей, в которой он был очень неправ, заключалась в том, что мне нечего было предложить — что я была просто богатой, красивой девушкой, которая годилась на роль жены-трофея, и ничего больше. Возможно, я провалился в школе со средними оценками. Возможно, я потратил слишком много времени, пытаясь подняться на вершину социальной лестницы. Но пребывание там дало мне некоторые навыки, которым вы просто не можете научить в классе.
В настоящее время я уже шесть месяцев занимаюсь своей новой карьерой в качестве одного из ведущих представителей Чикаго по связям с общественностью и управлению имиджем для богатых и знаменитых. Кроме друзей организации Кашенко, я не имею дела с преступниками. И я вообще не имею дела с подонками. Так что нет, я не собираюсь помогать следующему Чету Брубейкеру “исправить” свой образ серийного сексуального насильника. Ни за что.
Но женщины, которые развелись со своими распутными богатыми мужьями ради секретарши, а затем были разгромлены таблоидами? О, у меня их полно. Такие люди, как Кевин, которые скрывали, кто они такие, но потом захотели открыться? Их тоже много.
Включая самого Кевина. Кевин наконец решил, что устал жить двумя жизнями. С моей помощью он публично наконец признался геем, и он никогда не был счастливее. Мы, очевидно, замели такие вещи, как Маппетов-гангстеров, под ковер. Но в любом случае некоторые вещи лучше оставить в тайне.
Они с Элизой полюбовно расстались, и она переехала в Испанию со своим любовником-художником Раулем. У нас на новом месте есть две его работы.
В моем кабинете Фиона практически прыгает с ноги на ногу.
— Надень его! Я здесь умираю!
Я смеюсь, хватаю сумку с одеждой и проскальзываю в ванную. Я расстегиваю молнию и улыбаюсь белому платью внутри… моему второму и определенно последнему свадебному платью.
— Итак, ты видел новости, верно? — крикнула Фиона через дверь, когда я переодевалась в платье.
Я ухмыляюсь.
— Ага.
— Скатертью дорожка. Гребаные уроды.
И Марвину, и Чету Брубейкеру сегодня было предъявлено обвинение в Федеральном суде округа Кук. Марвина, очевидно, за сговор с Федором Кузнецовым, коррупцию, мошенничество с ценными бумагами, запугивание, фальсификацию свидетелей и кучу другого дерьма.
В ходе этого расследования все скрытые скелеты Чета вывалились из шкафа. Почти все “выплаты” его семьи женщинам, на которых он нападал, и контракты на молчание, которые они подписали, были признаны незаконными. В общем, его жуткое прошлое вернулось, чтобы сильно укусить его в задницу.
Билл Стоун, к сожалению, ни за что не сядет в тюрьму. На самом деле он не делал ничего противозаконного; он был просто дерьмовым человеком. Но с другой стороны, все расследования его “предполагаемого сговора” с опозоренным генеральным директором хедж-фонда Марвином Брубейкером разрушили его репутацию. Два месяца назад совет директоров KRV Financial проголосовал за то, чтобы выгнать его из его собственной компании.
Так что да, скатертью дорога им всем.
— Хорошо, готова?
— Да!
Я делаю вдох, разглаживаю платье и открываю дверь в ванную. Я выхожу и кружусь в вальсе. Фиона ахает.
— О Боже, это великолепно! — восклицает она и подходит, чтобы распушить немного кружев на платье. — Зои, это чертовски невероятно-. Она улыбается и обнимает меня. — Я так чертовски горжусь тобой!
Ее телефон жужжит, и она хмурится, вынимая его.
— О, черт, — стонет она.
— Работать?
— Да. — Она хмурится. — Извините, я совершенно забыл об этой встрече через двадцать минут.
Новый фонд Фионы и Виктора "Освободи их", который занимается охотой на торговцев людьми по всему миру, был чрезвычайно занят ею. Но мой гениальный друг процветает при таком давлении и нагрузке. И они делают потрясающую работу.
— Иди, все в порядке.
Она стонет.
— Хотя мы собираемся повеситься!
— Сегодня вечером?
Мой лучший друг ухмыляется.
— Идеально. Может быть, поужинаем?
— Без разговоров.
Я спускаюсь с ней вниз, обнимаю ее и отмахиваюсь, когда она входит в лифт. Когда двери закрываются, я возвращаюсь в огромную гостиную, чтобы посмотреть на город. Я верчусь в своем белом платье, ухмыляясь, когда думаю о предстоящей свадьбе.
Дверь лифта снова звякает.
— Что-то забыл?
— Я не уверен, что когда-нибудь смогу забыть это зрелище.
Я задыхаюсь, когда поворачиваюсь, чтобы увидеть своего жениха, стоящего, ухмыляясь, в фойе.
— Ты не должен был видеть меня в этом!
Лев улыбается, едва прикрывая глаза рукой, и идет ко мне.
— Может быть. Но я уже видел тебя в свадебном платье раньше.
Я краснею.
— Но это был не мое настоящее свадебное платье.
— Ну, это было до того, как я все это испортил.
Я хихикаю.
— Закрой глаза! Давай, Лев!
Он вздыхает, посмеиваясь, когда оборачивается.
— Отлично. Но если я не смогу увидеть тебя в нем… — Он поворачивается и улыбается, прикрывая глаза рукой. — Тогда, возможно, оно должно исчезнуть.
Я краснею и прикусываю губу зубами.
— Какая бескорыстная идея…
Он хихикает, но я чувствую, как в комнате становится жарче. Я сглатываю, когда снимаю бретельки с платья, осторожно расстегиваю потайную молнию и снимаю ее. Осторожно я переношу его в одну из свободных спален рядом с гостиной и вешаю там поперек кровати. Я выхожу в одном лифчике и трусиках и позволяю своим глазам остановиться на моем великолепном, невероятном женихе.
