— Кого, черт возьми, это волнует? — Купер усмехается.
— Да, тебе легко говорить.
— Я серьезно. С каких это пор тебя волнует, что скажут другие?
— Ты не понимаешь, как трудно вырваться из-под их контроля. Они управляют практически каждой частью моей жизни.
— Потому что ты им позволила.
— Нет, но…
— Смотри. За то время, что я тебя знаю, ты в основном был упрямой, самоуверенной занозой в заднице.
Я смеюсь, признавшись, что большинство наших разговоров превратились в тупиковые споры.
— Это не моя вина, что ты всегда ошибаешься.
— Осторожнее, Кэбот, — говорит он с игриво-угрожающим взглядом. — Хотя, серьезно. Ты держишь себя в руках лучше, чем большинство людей, которых я знаю. К черту одобрение твоих родителей. Будь сама собой.
— Ты их не знаешь.
— Мне не обязательно их знать. Я знаю тебя. — Он полностью поворачивается ко мне лицом, смерив меня серьезным взглядом. — Мак, ты — сила, с которой нужно считаться. Ты не занимаешься дерьмом, ты завоевываешь высоты. Не забывай об этом.
Черт возьми. Черт возьми, черт возьми.
— Зачем тебе это нужно? — бормочу я, поднимаясь на ноги. Я не могу контролировать свои мышцы. Мне нужно двигаться, подышать свежим воздухом.
— Что? — Он встает, следуя за мной, пока я расхаживаю по комнате.
— Быть таким… — я бессвязно жестикулирую в его сторону. — Вот таким.
— Ты меня потеряла.
Легче, когда он ведет себя как придурок. Флиртует, становится сильным. Спорит со мной и называет меня принцессой. Легче отмахнуться от него как от еще одного горячего парня со слишком большим эго, которого нельзя воспринимать всерьез. Потом он такой милый и добрый, и у меня в голове все путается. Втягивает в это мое сердце, брыкается и кричит.
— Не будь добр ко мне, — выпаливаю я в отчаянии. — Это сбивает с толку.
— Да, ну, я был немного смущен, когда ты царапала ногтями мою спину, но, эй, я смирился с этим.
— Хорошо, — говорю я, поворачиваясь, чтобы указать на него. — Продолжай. С этим я могу работать. Я проще общаться с тобой, когда ты придурок.
— Так вот в чем дело? Ты боишься, потому что тогда ты не сможешь продолжать лгать себе о нас?
— Нет нас, — отстреливаюсь я. — Мы поцеловались. Большое дело.
— Дважды, принцесса.
— И все прошло так хорошо, что мы не разговаривали две недели.
— Эй, ты мне позвонила. — вызывающе, он смотрит на меня сверху вниз. Вызов.
— И теперь я вижу, что это была ошибка.
Стиснув зубы, я иду вперед, мой взгляд направлен на арочный дверной проем, ведущий к выходу. Но для этого нужно пройти мимо Купера, который тянется к моей талии, прежде чем я успеваю обойти его.
В мгновение ока я оказываюсь в его объятиях, крепко прижатая к его груди. Я чувствую каждый теплый, твердый дюйм его тела на себе. Воцаряется тишина, когда он наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. У меня перехватывает дыхание. Я забываю, кем я была до того, как встретила его. В этом пузыре, в этом тихом месте, где нас никто не найдет, мы можем быть полностью самими собой.
— Ну… — шепчу я, ожидая, что он что-нибудь скажет, что-нибудь сделает.
Что-нибудь. Предвкушение убивает меня, и я думаю, он это знает.
— Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь, — грубо говорит он.
— Я знаю. — И все же мои ноги не двигаются. Мое сердце бешено колотится о грудную клетку. Я задыхаюсь, но все, чего я хочу, это глубже погрузиться в его объятия.
Я вздрагиваю, когда его большой палец слегка ласкает мой бок через тонкую ткань моей белой рубашки. Затем легкое прикосновение превращается в сильные пальцы, сжимающие мое бедро, и мои колени дрожат. Я — дым в его объятиях. Я не чувствую себя.
— Что мы делаем, Мак? — Его глубокие, темные глаза проникают в меня.
— Я думала, ты знаешь.
Его губы настойчиво накрывают мои. Его пальцы впиваются в мое бедро, а мои впиваются в его волосы и притягивают его ко мне. Поцелуй голодный, отчаянный. Когда его язык касается стыка моих губ, ища проникновения, я тихо хнычу и даю ему то, что он хочет. Наши языки встречаются, и я снова чуть не падаю.
— Все в порядке, я держу тебя, — шепчет Купер, и прежде, чем я понимаю, что происходит, я обвиваю его ногами.
Он ведет нас, пока я не прижимаюсь к обнаженному бетону потрескавшейся стены. Он жесткий против меня. Я не могу бороться с волной настойчивого возбуждения, которая заставляет меня тереться о него, ища трения, которое развязало бы этот узел подавляемого желания, который сидел туго внутри меня неделями. Это не я. Я не та девушка, которая сходит с ума из-за парня, которая запутывается в полуночных перерывах между полуобщественными, полусексуальными подвигами. И все же мы здесь, рты слились, тела напрягаются, чтобы сблизиться.
— Черт, — стонет он. Его руки проникают под мою рубашку, мозолистые пальцы ныряют под чашечки моего лифчика.
В тот момент, когда он дразнит мои соски, это как будто кто-то раздвинул шторы в кромешной тьме комнаты. Поразительный, как слепящий солнечный свет, льющийся сквозь него.
— Я не могу, — шепчу я ему в губы.
Купер тут же отстраняется и ставит меня на ноги.
— Что случилось? — Его губы влажные, распухшие. Его растрепанные волосы. Дюжина фантазий проносится в моей голове, пока я пытаюсь замедлить дыхание. Стена за моей спиной — единственное, что удерживает меня в вертикальном положении.
— У меня все еще есть парень, — говорю я в качестве извинения. Потому что, хотя я, возможно, и не счастлива с Престоном в данный момент, мы официально не расстались.
— Ты серьезно? — Купер стремительно уходит, прежде чем повернуться и раздраженно уставиться на меня. — Проснись, Маккензи. — Он вскидывает руки. — Ты умная девочка. Как ты можешь быть такой слепой?
Мои брови в замешательстве сходятся вместе.
— Что это должно означать?
— Твой парень тебе изменяет, — выплевывает он.
— Что?
— Я поспрашивал вокруг. В течение двух лет все в Заливе видели, как этот мудак трахает все, что движется.
Сердитая гримаса кривит мой рот.
— Ты лжешь.
Он выбрал не ту девушку, если думает, что я куплюсь на такую очевидную уловку. Он говорит это только потому, что хочет залезть мне в трусы, чтобы разозлить меня настолько, чтобы я уступила неоспоримому притяжению между нами. Ну, Купер даже не знает Престона. Если бы он это знал, он бы понял, что Прес — последний, кто стал бы бегать со случайными связями.
— Тебе бы понравилось, если бы это был я. — Купер подходит ко мне, явно кипя от злости. Я не уверен, кто из нас больше взбешен в этот момент. — Признай это, принцесса. Твой прекрасный принц притягивает к себе больше внимания, чем барный стул.
Что-то находит на меня.
Слепая, горячая ярость.
Я даю ему пощечину. Сильно. Так сильно, что у меня щиплет руку.
Треск эхом разносится по пустому отелю.
Сначала он просто смотрит на меня. Шокировано. Сердито.
Затем из его горла вырывается низкий, издевательский смех.
— Знаешь что, Мак? Верь мне или нет. — Он снова хихикает. Хриплое, мрачное предупреждение. — В любом случае, я буду тем, кто будет самодовольно наблюдать со стороны, когда ты, наконец, получишь дозу реальности.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Маккензи
Обвинение Купера мучает меня следующие сутки. Это затуманивает мой разум, отравляет мои мысли. Я не обращаю ни малейшего внимания на свои занятия в понедельник. Вместо этого я снова и снова прокручиваю в голове слова Купера, чередуясь между гневом, беспокойством и сомнением.
В течение двух лет все в Заливе видели, как этот мудак трахает все, что движется.
Смирись с этим, принцесса. Твой прекрасный принц притягивает к себе больше внимания, чем барный стул.
Говорил ли он правду? У меня нет причин доверять ему. Он мог бы сказать это просто для того, чтобы вывести меня из себя. Это то, в чем он хорош.
