— А ты к его курочкам не лезь, — бабушка Маша смеется. — Он своих дам защищает от посягательств.
— Да я мимо прошел, он за мной кинулся, — возмущенно бубнит Тимур.
— Ты на него косо посмотрел, — Рома пожимает плечами. — Можно сказать, вызывающе.
Бабушка Маша смеется, и я прячу смешок за стаканом компота. Я не должна смеяться. Я должна быть возмущена, что меня похитили, но на кухне бабушки Тимура очень уютно, будто я тут тоже родная внучка.
— Вас многие не поймут, милые, — внезапно говорит бабушка Маша и слабо улыбается, внимательно оглядывая меня, Тимура и Рому, — Многие осудят, все косточки перемоют.
— Но ты же поняла, — Тимур пожимает плечами.
— Я за свой век чего только не видела, Тимочка, — бабушка Маша вздыхает. — Жизнь она очень сложная штука. Чего только стоит Егор…
— Какой Егор? — подаю я голос.
— Да живет тут один, — бабушка Маша. — Хороший мужик, рукастый, жена красавица и умница, а он в соседку-вдову влюбился. По доброте душевной помогал Катьке, а потом пришел к жене и говорит, что люблю тебя, но и Катерину из головы выкинуть не могу. Не изменял, даже руку не целовал, но тянет, не могу.
Хочу возмутиться, но бабушка Маша не дает мне открыть рот:
— Жена в истерику, требует развода, а Егор и думать о разводе не думал. Собрали вещи, уехали, чтобы у мужика перед глазами соблазна не было. Катька с горя переключилась на Васька, а Васька бедовый мужик. Руку начал на нее поднимать.
— Это тот Васька, который пьяный под трактор попал? — Тимур хмурится.
— Да тот, — бабушка Маша кивает, — но это случилось уже после. Я Катьку как-то встретила у реки. Стоит слезы льет, синяки на плечах растирает… а я… взяла и позвонила Егору и его жене. Все рассказала. Говорю бабу надо спасать.
— И? — замираю со стаканом компота.
— Вернулись и вдвоем отбуцкали Ваську и остались, — бабушка Маша подпирает лицо кулаком, — Егор теперь на два дома живет. Жена его потом приходила ко мне и сказала, что он сам на себя непохожий все эти месяцы ходил. Вот так. Наши только и делают, что за их спинами шепчутся, но лучше бы за своими семьями следили да за козами, которые так и норовят в чужие огороды морды сунуть.
— Вот прям на два дома живет? — недоверчиво спрашиваю я.
— Дамы отказались в одном доме жить, — бабушка Маша посмеивается, — но я думаю, что дело в другом. Наши могут принять гуляющего к соседке мужика, однако не двух жен, а вас, милые, с потрохами сожрут.
— Да мы сами кого угодно сожрем, — Тимур накрывает мою ладонь своей, а другую сжимает Рома.
Я все еще жду, что бабушка Маша возмутится, но она улыбается с доброй мудростью и теплым принятием. И меня неожиданно отпускает. Меня здесь поняли, и я могу без страха и чувства вины сжать ладони мужчин, которых полюбила.
— Я вам баньку растопила, — бабушка Маша подливает себе компота в стакан. — У вас в городе такого счастья нет.
Глава 59. Давай жить не по правилам
— У тебя хорошая бабушка, — говорю я.
По лбу стекают капельки пота. Сидим втроем на теплой лавочке и тяжело дышим горячим влажным паром.
— Да, она у меня замечательная, — Тимур кивает. — И очень меня любит.
— А она со стороны отца или матери?
— Отца, — губа Тимура дергается в гневе. — Давай не будем о моих родителях. Они бы отлично спелись с твоей матушкой.
— Все настолько плохо?
— Я бы сказал, отвратительно, Анечка, — смахивает ладонью пот со лба. — Отец - мудак, а мама… мама подавала ему резиновый шланг, когда тот проводил воспитательную беседу… Да твою ж… Ань, серьезно. Это не та тема, которую я хочу обсуждать.
— Прости, — перевожу взгляд на тусклую лампочку.
— А у меня родители в секту ударились, — невесело отзывается Рома. — и по совету их духовного наставника отказались от меня, потому что он во сне увидел, что я одержим дьяволом.
— Что?! — охаю я.
— Поэтому-то я достиг успеха, потому что подписал контракт с темными силами, — Рома медленно моргает.
— Ты серьезно? — недоверчиво смотрю в его мрачное лицо. — Скажи, что шутка.
— Нет, — отвечает серьезно и с толикой тоски. — Продали квартиру и укатили куда-то в Непал после того, как я отказался проходить ритуал очищения.
— Они и мне предлагали.
— Да? — Рома удивленно вскидывает бровь.
— А я зря рассмеялся в тот момент, — Тимур чешет щеку, — и они мне в лицо плеснули какой-то хренью жирной и убежали с криками об апокалипсисе.
— Почему не сказал?
— Я не знаю, Тим.
Я ничего о Роме и Тимуре не знаю. И мне от этого грустно, и я хочу это немедленно исправить и свернуть разговор о родителях в более позитивное русло.
— А какие у вас любимые цвета?
М-да. Могла же спросить о чем-нибудь другом. Вдыхаю пар, который отдает еловыми иголками и древесной смолой.
— Желтый, — отвечает Тимур, а поперхнувшись, прижимаю ладонь ко рту.
— Желтый?
— Да, — он кивает.
— Неожиданно, — Рома приподнимает брови. — Вот это откровение. Так вот почему у тебя горшок с фикусом желтый в кабинете?
— Ты лучше скажи, какой у тебя цвет любимый, — Тимур сердито хмурится.
— Черный.
— Чернов любит черный? — Тимур насмешливо вскидывает бровь. — Брешешь.
Вглядываюсь в глаза Ромы. Врет.
— Признавайся.
— Салатовый, — Рома закатывает глаза, — такой вырвиглазный салатовый.
— Я уж думала розовый.
— Твоя очередь. Какой ты любишь цвет? — с нетерпением шепчет Тимур.
— Красный, — пожимаю плечами.
— Цвет страсти, — Тимур поддается в мою сторону и шепчет на ухо, — это намек?
Я сижу вся мокрая и тяжело дышу через рот, как задыхающийся мопс. Какие тут намеки? Я просто люблю красный.
— Намек на то, чтобы мы тебя в четыре руки отстегали березовыми вениками? — шепчет с другой стороны Рома. — С нами можно без намеков, Анюта.
Соскакивает с лавки и вытаскивает из ведра два веника. Стряхивает воду, пристально глядя на меня:
— Ложись на животик, Анюта.
Тимур со смешком выхватывает из рук Ромы один веник и разминает плечи:
— Поддерживаю.
Голые, по груди и напряженным животам стекают капли пота к лобкам. Возбуждены, и веники в их руках добавляют какого-то соблазнительного безумия.
— На живот, — Тимур с угрозой бьет веником по ноге, и его впечатляющее и желанное достоинство покачивается, гипнотизируя меня темной головкой.
Я сглатываю и ложусь на живот, закусив губы.
— Поехали…
Рома поглаживает голени и бедра, Тимур — спину. Медленно, с чувством и расстановкой. Никаких поползновений к близости. Начинают похлопывать от пяток до лопаток, а после преходят к подстегивающим ударам. Боли и дискомфорта я не чувствую. Мне хорошо. Кровь разгоняется по всему телу, меня охватывает нега и слабость.
Вновь поглаживают и опять умело и интенсивно стегают. Я аж постанываю от удовольствия. Теперь прижимают веники к коже, захватывая ими горячий воздух. Мышцы плавятся, и я чувствую себя амебой.
— Давай на спинку, — Рома помогает мне повернуться, заглядывает в глаза и улыбается. — Хорошо?
Я лишь киваю в ответ и закрываю веки. Поглаживают, похлопывают и посмеиваются, когда я в очередной раз издаю тихий и одобрительный стон. Как мало надо для счастья и как бы я хотела этот момент растянуть в вечности.
— Садимся, — Тимур медленно и аккуратно усаживает меня.
Выдерживает минуту и помогает встать:
— Так, без резких движений.
Перед глазами все плывет, и глупо улыбаюсь. Выводят из парилки в душевую, и Рома обливает меня из черпака теплой водой, которая после горячего и влажного пара кажется холодной. Охаю и под смех Тимура прижимаюсь к нему. Взвизгиваю, когда Рома безжалостно плещет на спину воду, а затем смеюсь.
Через минуту сижу укутанная в полотенце за столом в предбаннике с чашкой травяного чая из термоса. Передо мной Рома и Тимур в халатах. Смотрят на меня, а я смущенно улыбаюсь. На душе легко и спокойно. Тимур копается в кармане халата и через секунду протягивает золотое кольцо с изумрудом:
