давая Тери дергаться. Тугой член ворвался в вожделенную скважину... На этот
раз мускулы не успели напрячься, безжалостный орган погрузился полностью...
Теперь несчастное создание было проколото злодейскими фаллосами с двух
сторон. Каждый раз, когда один из них вторгался в девочку сзади, она
судорожно вздрагивала, и это услаждало лежавшего под ней мужчину. Братья
ощущали друг друга сквозь мягкую завесу плоти едва развившегося женского
тела. Они принялись двигаться в едином такте, сперва неспешно. Постепенно
убыстряя рывки, они стали вонзаться в юное тело на предельной скорости.
Эвелин стало жутко от того, что предстало сейчас ее взорам. Неужели это хрупкое
существо, зажатое между двумя обезумевшими самцами, останется живым после их
бешеной расправы? И все же смутное желание соития шевельнулось и в ней...
Девочка уже не кричала, она лишилась чувств, ее голова безжизненно
моталась, подчиняясь сумасшедшей тряске... Именно это ускорило оргазм
обезумевших мужчин, оба в один миг протяжно взвыли от удовлетворения
животной страсти, их лица обезобразились страшными гримасами...
Они долго лежали неподвижно, пока не пришли в себя. Все это время сдавленная
их телами Тери не подавала признаков жизни. Наконец Имхет выпрямился и
переложил пленницу на траву. За ним поднялся Абулшер.
Братья быстро оделись. Они связали шнурком руки девочке, которая все еще
была в обмороке. Двумя ударами по лицу Абулшер привел ее в чувство. Она
открыла глаза и подняла голову, не понимая, где она находится.
Эвелин увидела, что Абулшер обнажил свой кинжал. Неужели он убьет Тери?
Эвелин кинулась, чтобы остановить его, но не успела. Абулшер схватил девочку
и молниеносным движением отрезал кончик ее носа. Тери забилась в судорогах,
кровь ручьем лилась по лицу и груди...
Вне себя от ярости Эвелин бросилась на Абулшера.
-- Ты что наделал? Как ты мог, подлец!
Вместо ответа Абулшер грубо оттолкнул Эвелин. Он перекинул девочку поперек
седла, вскочил на лошадь и исчез. Когда он вернулся, то был один.
Эвелин вновь задрожала от ужаса.
-- Ты убил ее? Говори!
-- Не беспокойся. Она жива. Она найдет дорогу к дому.
У Эвелин вырвался вздох облегчения.
-- Но как ее встретят там? Когда родители увидят, что с нею сделали... Это
будет для них чудовищным ударом.
Абулшер и Имхет рассмеялись.
-- Это будет лишь начало.
Эвелин не поняла.
-- Как начало?
-- Если у женщины отрезан кончик носа, то это означает, что она опозорила
себя на всю жизнь. Отец этой девочки -- главный аксакал у джелилов. Он не
вынесет такого позора. У него теперь один выход -- убить свою дочь...
-- И что он... убьет ее собственными руками?!
-- Если он не сделает этого, то с ней расправится кто-нибудь из
соплеменников. И люди оправдают его. Тебе этого не понять, ты не знаешь
законов, по которым живут здесь...
Эвелин опустила голову. Опять перед ней была неприступная стена таинственных
и непостижимых законов, которым подчинялись обитатели суровых гор.
* * *
Уже рассвело, когда они вернулись к стоянке каравана. Алый цвет зари сменился
на востоке золотистыми разводами, западная часть неба пока оставалась
густо-синей. Солнце еще пряталось за горами. Наступил час утреннего намаза.
Абулшер и Имхет омыли руки и лица, расстелили молитвенные коврики. В то
утро они молились с небывалым усердием и подолгу лежали ниц.
Склонившись перед великим Аллахом, они униженно просили о снисхождении...
Это были последние часы отдыха каравана, сегодня он выходил в Джалалабад.
Уйгуры складывали юрты и вместе с многочисленными тюками грузили на
верблюдов. Женщины усаживали детей в корзины, притороченные к бокам
"кораблей пустыни". Перед длительным переходом потребовалось подковать
несколько лошадей, за это время оба тхальца успели немного поспать.
Несмотря на бессонную ночь, Эвелин не могла сомкнуть глаз. Глядя на
храпящих братьев, она дивилась их внешнему спокойствию.
Что происходило в душах этих людей, которыми еще так недавно руководила
слепая жажда мести? Что принесла им кровавая расправа, невольной
свидетельницей которой ей довелось быть?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Караван входил в Джалалабад. Уже хорошо были видны купола и минареты мечетей,
доносился шум оживленного города. Уйгуры намеревались продать здесь часть
доставленных из Индии товаров, для этого они предполагали остановиться в
караван-сарае. Абулшер, Имхет и Очил-Эвелин расстались с монгольскими
лошадьми и распрощались с отзывчивыми уйгурами. Им нужно было в центр города,
к центральному базару, чтобы разыскать там племянника Али Шоврук-хана.
Джалалабад -- не столь уж большой город, но после скромных кишлаков он изумил
Эвелин. Здесь можно было встретить людей всех национальностей -- индусов в
белых просторных одеждах, китайцев с бритыми лбами и длинными косами, турок в
малиновых фесках, иранцев с крашеными хной бородами и, разумеется, афганцев,
худощавых, носивших, несмотря на жару, шапки из черного или коричневого
каракуля.
В городе было несметное количество лавок, торговавших тканями и посудой,
оружием и пряностями, коврами и фруктами. Магазины и лавки чередовались с
харчевнями, кофейнями и чайханами. Еду готовили чаще всего прямо на улицах --
в огромных казанах шипел плов, на угольях жарили шашлыки и бараньи головы, на
вертелах вращались подрумяненные куры и индейки. Громко кричали водоносы,
предлагая только что принесенную с гор родниковую влагу...
Много было разнообразных уличных артистов и фокусников, они могли глотать
огонь и острые ножи, протыкать себе руки десятками длинных игл, ложиться на
битое стекло или гвозди, укрощать змей или мгновенно превращать зерно в
проросшее растение... То и дело встречались предсказатели судьбы, они гадали
по руке и на картах, некоторые чертили сложные таблицы со знаками Зодиака и
символами планет, другим служили попугаи или крохотные обезьянки,
вытаскивавшие для клиентов аккуратно сложенные послания. Как и любой другой
восточный город, Джалалабад был полон нищими -- слепыми, безногими,
паралитиками, прокаженными. Они сидели и лежали, протягивая руки к прохожим,
выпрашивая жалкое подаяние...
