– О Боже! Если бы мой отец...
– Так ваш отец очень строг?
– Он ревнует меня как будто свою любовницу.
– Хорошо, но он никогда не узнает о случившемся; кроме того, вы будете иметь дело не с человеком, а с Высшим Существом, милая девочка, и весь причиненный вам урон будет восстановлен самым чудесным образом. Я должна сказать, что эта церемония совершенно необходима; если вы откажетесь, вы проститесь с надеждой узнать свою судьбу.
Да, друзья мои, вы правы: я получала большое наслаждение при виде этого поединка между скромностью и любопытством. Розина испытывала страх перед суровым и неизвестным испытанием и искушением заглянуть в неведомое будущее; она не знала, на что решиться, что ответить нам, и если бы не пришел ее отец, мы до конца дня забавлялись бы ее терзаниями. Но появление сенатора положило конец колебаниям – Розина решилась. Оставив девушку с Дюран, я вышла вместе с ее отцом.
Хотя было очевидно, что Контарини испытывает сильные чувства к дочери, его распутство было сильнее их, и сенатор позволил себе некоторые вольности по отношению ко мне, из чего я заключила, что он не станет возражать, если я предоставлю ему свои прелести. Он как раз лобзал мои ягодицы, когда раздался условный стук в стену.
– Вот и сигнал, ваше превосходительство, приготовьтесь: сейчас вы увидите тело вашей очаровательной дочери.
Перегородка бесшумно отодвинулась, и перед нами появилась обнаженная задняя часть прекрасной Розины от пяток до затылка, только лицо было прикрыто чём-то плотным.
– Ах, чёрт возьми! – ахнул он, пожирая глазами это сокровище. – Ласкайте меня, Жюльетта, ласкайте скорее, иначе я умру от удовольствия при виде этих прелестей.
В какой-то момент кровосмеситель инстинктивно придвинулся ближе к белевшему в полумраке телу и начал покрывать его страстными поцелуями, ненадолго задержался на влагалище, потом прильнул к заду.
– Займитесь моим членом, – шепотом попросил он, – пока я буду облизывать эту несравненную дырочку.
Скоро он потерял самообладание, его налитый железом член взметнулся вверх, и он ввел его внутрь. Розина, очевидно, не привыкшая к такому бурному натиску, пронзительно вскрикнула; но от этого распутник пришел в неистовство, надавил сильнее и пробил брешь; его руки судорожно ухватились за мои ягодицы, губы впились в мой рот, а я одной рукой помогала ему внедриться в потроха девочки, другой щекотала ему анус.
– Неужели вы собираетесь этим ограничиться? – с любопытством спросила я. – Вы не хотите посетить эту маленькую пушистую куночку?
– Нет, – отвечал правоверный содомит, – на это я не способен: вот уже пятнадцать лет как я не касался этого запретного плода и до сих пор питаю к нему отвращение. А вот против флагелляции я бы не возражал.
Он вытащил свой орган, я подала ему розги, и первые удары посыпались на нежное тело; через несколько мгновений по девичьим бедрам потекла кровь, необходимая нам с Дюран для предсказания.
– Вы, наверное, находите меня жестоким, дитя моё, – заметил мне Контарини, опуская розги, – но у меня такая страсть, и с этим ничего не поделаешь: чем утонченнее страсти, тем ужаснее их последствия.
В этот момент во мне вспыхнуло желание усилить страдания несчастной девочки.
– Вы, конечно, имеете определенные планы касательно будущего своей дочери?
– Да. Я собираюсь сношать ее немилосердно, жестоко пороть, и этот праздник будет продолжаться три месяца, после чего я отдам ее в монастырь. – И прекраснейшая в мире кожа вновь начала вздуваться и лопаться от посыпавшихся на неё ударов.
– По правде говоря, синьор, я сомневаюсь, что это будет разумным решением. Однако даже в таком случае вы могли бы сэкономить деньги за ее пребывание в монастыре.
– Что вы хотите сказать этим, Жюльетта?
– Ну, для этого существуют тысячи разных способов... Кстати, неужели вас никогда не прельщала мысль совершить убийство?
– Убийство? Конечно, один или два раза... но упаси меня Бог от убийства своей дочери. – При этом я увидела, как дрогнул член сенатора, а его головка набухла и раскраснелась – явное свидетельство того, как простой намек действует зажигательным образом на его чувства.
Он наклонился, расцеловал следы своей жестокости и заговорил снова:
– Знаете, Жюльетта, ведь это было бы ужасное преступление... чудовищное злодеяние, от которого содрогнулась бы вся Природа...
– Возможно, но оно доставит вам наслаждение.
Затем, чтобы поднять возбуждение злодея до самого предела, я дернула за шелковый шнурок, свисавший со стены. В нашей комнате погас свет, я легонько стукнула в перегородку, и в следующий момент хитроумное приспособление пришло в действие, и Розина оказалась перед нами.
– Держите себя в руках, – прошептала я сенатору, – она здесь, вся целиком. Приступайте, только не произносите ни слова.
Распутник ощупал тело дочери, облобызал его, ещё раз вломился в задний проход и извергнулся.
– Великий Боже! Что же вы наделали? – укоризненным шепотом сказала я. – Мы вам предоставили такую возможность, а вы ею не воспользовались. Давайте отправим ее назад, и пока Дюран занимается ее гороскопом, я сделаю все возможное, чтобы вернуть ваши силы.
Я дала условный сигнал, и девочка исчезла; перегородка закрылась, и предприимчивая Дюран отдала Розину другому покупателю. У нас всегда были три-четыре клиента, чрезвычайно интересовавшиеся проституцией такого рода, и мы, как могли, удовлетворяли их потребности.
Я из кожи лезла вон, стараясь высечь хотя бы одну искру из сенатора, но все было напрасно. Контарини принадлежал к тем ограниченным личностям, которые способны исполнять преступные замыслы не иначе, как в пылу страсти; моё предложение оказалось для него непосильным, и он потребовал свою дочь обратно. Я сразу известила об этом Дюран, но она, предвкушая груды золота, которое нам могла принести очаровательная девушка, и слышать не захотела о том, чтобы расстаться с Розиной. Поразмыслив, я пришла к решению, которое должно было удовлетворить всех заинтересованных лиц.
– Ваше превосходительство, – проговорила я, ворвавшись в комнату, где ждал сенатор. – Ваше превосходительство! – сказала я, и слезы бежали по моим щекам. – Ваша несчастная дочь... Она пришла в ужас от предсказанной судьбы и только что выпрыгнула из окна. Её больше нет в живых, ваша светлость, она погибла.
Потрясенный Контарини выскочил следом за мной; Дюран показала ему искалеченное до неузнаваемости тело, которое по возрасту и внешнему виду было похоже на тело его дочери, и представьте себе, этот простак поверил нам. В первый момент он засобирался пригрозить нам следствием, но быстро опомнился, когда ему намекнули о том, что дело может обернуться против него самого; он замолчал и ушел восвояси, обливаясь слезами и оставив в нашем распоряжении свою обожаемую дочь, которую очень скоро мы подготовили соответствующим образом и сделали одной из самых лакомых наших проституток.
