— Дозвольте мне высказать, Ваше величество, — решился Анатоль. Император поднял на него глаза и коротко кивнул нему, разрешая продолжать. — Вы сказали, что его сиятельство не может покинуть Петербург. Но это может сделать поручик Загорский. Пусть отправится на несколько месяцев в деревню, подальше от столицы. Свежий воздух он способствует ясности мысли, как ничто иное.
Император прищурил глаза, ненадолго задумавшись над предложением Воронина.
— Вероятно, вы правы. Свежий воздух как никогда необходим князю Загорскому, — наконец сказал он. Потом император обратился к Анатолю, слегка смягчив голос. — Мы слышали, вы собираетесь завтра на охоту. Ступайте домой и отдохните. Удачного гона! Увидимся с вами на следующей неделе. Да, и позовите к нам капитана, надо подготовить приказы. Офицеры моего полка должны понять наконец-то, что, даже не находясь на службе, они должны представлять собой образец чести и благородства русского офицера.
— До следующей седмицы, Ваше величество, — Анатоль щелкнул каблуками и склонил голову в прощальном поклоне.
— Какова! А? Ну, какова! — император снова повернулся к окну. — «Я считаю, недостойным для себя быть нечестной по отношению к супругу…».
Анатоль похолодел, услышав эти слова. Неужели император когда-то хотел наделить своей благосклонностью Натали, а та отказала ему? Всем было известно, что его величество с пониманием относится к решениям дамы, но никогда не смиряется с предпочтением ему другого… О Боже, что будет в этом случае? Но ведь император согласился с ссылкой Загорского в деревню, n'est-ce-pas [52]?
— Пройдите с бумагой и перьями к Его императорскому величеству, — обратился он к младшему адъютанту в приемной. — Я уезжаю. Останетесь вы и майор Чернышов. Он сейчас в офицерской.
Капитан быстро взял письменные принадлежности и немедля прошел в кабинет императора, а Воронин взял лист бумаги и перо и написал несколько строк.
«Вопрос решен. Князь Загорский будет выслан, так что вам нет нужды покидать столицу».
Он коротко расписался и запечатал записку, потом вызвал лакея и передал тому письмо.
— Пошлите графу Ланскому. Передать лично в руки.
Затем Анатоль в очередной раз проверил бумаги на столе, чтобы убедиться все в порядке. Как-никак он отвечал сегодня за порядок приема у государя, и ему хотелось, чтобы все было в должном виде. Хотя, если признаться, он попросту дожидался своего коллегу по сегодняшнему суматошному дню, чтобы удостовериться, что Загорскому определено не тяжелое наказание. Спустя какое-то время, капитан Шангин вернулся в приемную, держа в руке стопку указов.
— Все на сегодня, — улыбнулся он Анатолю. — Можно отправлять указы, и на сегодня я тоже свободен. Оставляют только дежурного офицера.
— Что там с офицерами Преображенского? — спросил Анатоль. — Один из них мой друг, я надеюсь, что он будет наказан не сурово.
— Да уж повеселились голубчики нынче. Так могут гулять только гвардейцы, — с легкой завистью сказал капитан. Он имел все основания для этого — очень многим приходилось флигель-адъютантам жертвовать в дни своей молодости, только бы не лишиться своих адъютантских аксельбантов.
Капитан открыл папку и пролистал указы.
— Паре офицеров — гауптвахта на две недели, некие корнеты Облонев и Шумский. За творимые ими бесчинства и недостойное офицера российской армии поведение. Один разжалован в солдаты за дуэль, некий капитан Кулагин. Да уж, — протянул капитан. — Полетела карьера к черту. Дуэль все-таки. Другой дуэлянт — перевод из Преображенского полка в…. Черт, что у меня за почерк? В общем, ссылка. Подождите минуту, сейчас прочитаю полк и его фамилию.
— Не стоит утруждаться, я уже знаю, — прервал его уже от дверей Анатоль с улыбкой. Он очень спешил — завтра ему предстоял довольно тяжелый день. Он щелкнул каблуками и прощально кивнул.
— Счастливо оставаться, капитан.
Капитан захлопнул папку в недоумении. Чему так радовался граф? Тому, что его друга высылают? Хотя если посмотреть это все же лучше, чем разжалование в солдаты. Вот уж беда так беда для офицера. Можно, конечно, опять получить свой чин со временем, но все равно — встать в строй солдат…
Но с другой стороны, он снова перечитал указ, перевод в Нижегородский драгунский полк тоже нельзя назвать мягким наказанием. «Хочет саблей помахать, пусть помашет на благо империи», — вспомнились слова императора.
Кавказ. Хотя там и более-менее спокойно нынче по сравнению с предыдущими годами и даже сам государь намечает посетить этот край по осени, Кавказ все же не любая другая провинция империи.
— Да уж, голубчик, нелегка твоя доля, — прошептал капитан и принялся ставить печати на все указы, чтобы впоследствии передать их для дальнейшего выполнения. Внезапно он замер, найдя несоответствие в бумагах: в тех, что касались всех офицеров, кроме поручика Загорского, стояло «Немедля заключить под стражу для дальнейшего хода наказания», в той же, что была о переводе Загорского — нет. Шангин напряг память, пытаясь вспомнить, касалось ли распоряжение об аресте и князя, но как ни силился, так и не смог вспомнить, говорил ли об этом император или нет. Все-таки князь был представителем одной из знатнейших дворянских фамилий России, может, в этом послаблении и был какой-то смысл, а не упущение со стороны капитана, записывавшего указ.
Шангин вздохнул. Пусть погуляет пока на свободе, все равно уже спустя сутки будут готовы все бумаги о его переводе в полк, а значит, тому необходимо будет покинуть столицу в три дня.
Глава 13
Марина в последний раз глянула на свое отражение в зеркале. Ей не нравилась бледность ее лица и грустное выражение глаз. Она словно всем своим видом выражала глубокую печаль, которая овладела ее сердцем. Марина пощипала себя за щеки, чтобы вернуть на них румянец, и покусала губы. Подождав, когда кровь прильет к коже, и та потеряет благородную бледность, Марина взяла в руки хлыст и, сжав в другой ладони подол амазонки, вышла из комнаты. По пути ей никто не встретился, даже прислуга, что совсем ее не удивило — намечался гон, и все, взбудораженные этим событием, толпились во дворе — и господа, и дворня. Сквозь открытые настежь окна слышались разговоры, ржание лошадей и визг собак.
День намечался солнечным, а старый егерь божился, что нынче подняли волка да нашли несколько лисьих нор, чьи обитатели наделали бед давеча в птичниках, значит, господа будут довольны сегодняшней охотой. Марина улыбнулась. Она уже предвкушала азарт гона и быструю скачку, что всегда заставляло ее кровь быстрее струиться по жилам.
Единственное, что омрачило ее настроение, это отсутствие Воронина да Загорский, прибывший с первыми приглашенными на охоту и выискивающий кого-то (а она была уверена, что знает кого) среди гостей, стоявших во дворе или уже сидевших в седле.
Он так уверенно держался сейчас в седле, так был хорош, то и дело обходя двор по периметру, чтобы не дать застояться лошади, что Марина невольно залюбовалась им.
Внезапно он побледнел и схватился одной рукой за левое предплечье, словно у князя возникла в нем резкая боль. Марина нахмурилась, сама того не желая встревожившись за него. Что там с ним?
— Дай ему шанс, ma cherie, — сказала из-за ее спины неслышно вышедшая на крыльцо Юленька и ласково обняла ее за талию. Давеча после ужина девушка пересказала подруге их разговор с Загорским, и та теперь настойчиво уговаривала ее дать князю выговориться, убежденная в том, что Марина была слишком нетерпелива. — Я не уверена, что ты права в своей суровости по отношению к нему.
— Ты ошибаешься, Жюли. Раньше ты была более прозорлива, что же теперь расположило тебя к нему?
— Его глаза, когда он смотрит на тебя, — в этот момент Загорский взглянул в их сторону, и действительно, его глаза словно потеплели. — Я никогда не слышала раньше, что князь способен так долго и нежно ухаживать за девушкой, и не поверила бы, если бы не видела это сейчас. А еще твои глаза, когда ты смотришь на него украдкой. Дай ему шанс выговориться, ma bonne ami, и, кто знает, каков будет тогда результат вашей беседы.
