— Мой брат.
Я ошарашенно замолчала. Вот даже как. Ничего себе. Я даже не знала, что у него есть брат или братья. Он никогда мне об этом не говорил. Да и вообще ничего не рассказывал о своей семье.
— Иди ко мне, — тихонько позвал Люциан.
И я тут же потянулась к нему в объятия. Пусть позже все снова будет так, как было, но сейчас я принадлежу ему, а он мне.
Люциан уложил меня на спину и начал покрывать поцелуями мое лицо, спускаясь ниже. Его снова ставший раздвоенным язык ласкал мои соски. И это было непередаваемое ощущение. А потом этот язык скользнул мне между ног. Я задрожала от наслаждения. Люциан подвел руки мне под ягодицы, приподнимая меня, чтобы получить еще больший доступ к моему телу. Я запрокинула голову, глаза мои закатились, когда к языку присоединились пальцы. А потом он снова взял меня и брал снова и снова. Пока я не перестала чувствовать свое тело и не осталась лежать слабой безвольной куклой на тонком матрасе в углу мрачного карцера. Ничего не ощущая, кроме тихой радости и покоя.
Люциан быстро оделся, не сводя с меня глаз. А потом шагнул ко мне и одним движением подхватил на руки. У меня не было сил даже обнять его за шею. И я просто повисла у него на руках. Он подцепил ногой то, что осталось от моей рубашки, и накинул на меня. Но мне было абсолютно все равно, прикрыта я или нет.
Он нес меня по коридору, и я жмурилась от тусклого освещения. А потом мы вышли через дверь. И я поняла, что мы прошли дорогой Арки, потому что вся моя суть Ходящей-сквозь-миры сжалась от ощущения чуждости этого пути.
И вот знакомая лестница. По ней Люциан вел меня, чтобы убить. А теперь он нес меня к себе. Чтобы? Чтобы — что?
Люциан шагнул в свои покои. В другое время я бы начала оглядываться, но не сейчас. Я слишком устала. Я ничего не хотела. Больше ничего. Все мои мечты в данный момент сводились только к сжимавшим меня сильным рукам. А больше мне ничего не было нужно.
Меня опустили в постель. На мягкие подушки. Отбросили в сторону обрывки рубашки и накинули сверху одеяло.
Люциан склонился надо мной, опершись руками по обе стороны моей головы, и поцеловал меня в лоб.
— Спи, — сказал он.
— Это твоя кровать? — Я вопросительно взглянула на него.
— Да.
— Хорошо.
— Я сейчас сделаю тебе укол, — предупредил он.
— Зачем? — Я прикрыла глаза, мне было удивительно хорошо в его постели, зачем мне еще какие-то уколы? Но я не собиралась упрямиться, пусть делает со мной, что хочет, мне все равно.
— Когда ты проснешься, у тебя все будет болеть. Ребра. И пара ранок.
— Откуда ранки? — без особого интереса поинтересовалась я.
— После вчерашнего.
— А, — я равнодушно пошевелилась, пытаясь пожать плечами. — Плевать.
— Открой глаза.
Я послушно сделала то, что он приказал.
— Я тебя вымотал, милая. Я тебя вчера почти полностью выпил. Ты понимаешь, что это значит?
— Теоретически. — О чем он говорил, я не поняла, но на всякий случай сделала вид, что в курсе происходящего.
— Ничего ты не поняла. Но это не страшно. Просто тебе надо спать. Много. И ты будешь спать. Я позабочусь о тебе.
— Спасибо, Лю. — Он улыбнулся при звуке того имени, которым я его когда-то называла. — Я знаю, что со мной ничего не случится, когда ты рядом.
Он исчез из поля моего зрения, но вскоре вновь появился со шприцом в руке. Он нажал на поршень, чтобы избавиться от воздуха, а затем откинул одеяло и чуть перевернул меня, чтобы достать до ягодицы. Вместо того, чтобы приложить ватку, он поцеловал меня, потом лизнул, тут же всадил иглу, а затем снова лизнул. И от ощущения его шершавого языка я вновь оказалась на грани оргазма.
— Я сейчас кончу, — призналась я с виноватым видом.
— От этого? — Он удивленно на меня взглянул, а потом довольно улыбнулся.
Он подсунул под меня руку, и его пальцы быстро погрузились в мою влажность. Я застонала.
— Ну же, Мири, — шепнул он, нависая надо мной и прижимаясь губами к моему рту, — кончи.
И я кончила.
— Вот так, — широко улыбнулся он. И это была настоящая улыбка моего любимого Лю.
— Лю, — прошептала я и провалилась в сон.
Я спала. Долго. Люциан усыплял меня снотворным. Рядом с постелью снова поселилась капельница. В минуты, когда ко мне возвращалось сознание, я ощущала присутствие Палача. Его энергетическое поле стало для меня маяком в пучине беспамятства. Иногда он просто сидел рядом или стоял у постели, молча меня разглядывая. Взгляд его был серьезен и сосредоточен. Казалось, он что-то взвешивал, решал для себя, просчитывал вероятности.
Один раз я заметила у своей постели Гаррета. Он тоже задумчиво меня изучал. Я перехватила его взгляд, и Гаррет тут же убрался куда-то в тень.
А однажды ночью меня опять разбудил кошмар. И я снова была в испарине и звала, хрипя, задыхаясь и царапая себя, Люциана. Но в этот раз он оказался рядом. Он держал меня за руки, не давая себя ранить, пока я не успокоилась. Потом поил каким-то отвратительным варевом, от которого меня буквально выворачивало, но Люциан заставил меня проглотить все до последней капли.
— Люциан, — позвала его я, когда приступ наконец-то меня отпустил, голос мой охрип от крика.
Он обнял меня, гладя влажные спутавшиеся волосы.
— Почему меня не отпускает этот кошмар?
— Что ты видишь, родная, когда просыпаешься?
— Всегда одно и то же. Твое искалеченное тело. Я вновь переживаю тот день, когда ко мне явились твои родители, и твой отец показал мне, что случилось с тобой, и объяснил, что это из-за меня.
Люциан сжал челюсти.
— Это не просто кошмар, Мири, ты же понимаешь.
Магия? Проклятие его Отца? Я о таком не подумала. Вот урод…
— Да. В этом есть смысл. Он меня наказал за твою смерть.
— Да, но только я жив. И ничего со мной не случится. Я найду способ избавить тебя от этого. Обещаю.
— Спасибо. Это… это пугает тех, кто рядом со мной. Джек… Он…
Я запнулась. Джек. До этой секунды я о нем не вспоминала. Чувство вины затопило меня. Я отшатнулась от Люциана. Тот молча смотрел мне в глаза, и я все поняла.
— Когда? — спросила я.
— Ты была в карцере.
Значит, в тот же день. Сразу после допроса.
— Его убил Гаррет, — спокойно сказал Люциан, предупреждая все мои вопросы. — Но по моему приказу. Умер он быстро и без мучений. Мгновенная смерть. Перед уходом я ему пообещал, что позабочусь о тебе.
Я не скрывала слез. Да, я знала, что этим кончится… И, наверное, радовалась, что не было прилюдной казни, дальнейших пыток и мучений.
Люциан даже не пытался меня успокоить. Может, мне стоило его оттолкнуть, прогнать, попросить увести в свою «камеру». Думаю, так поступила бы любая, чьего мужа убил ее любовник. Но Люциан был не просто моим любовником. И я не могла ненавидеть его за то, что он сделал или сделает в будущем. Сделка с совестью? А у меня вообще есть совесть? Как там говорила героиня романа из мира Джека? Я подумаю об этом завтра, ага.
