Мартино входит в квартиру своей разболтанной походкой, которую я люблю, пожимает руку Леонардо и приветствует меня двумя стеснительными поцелуями в щеки. Обычный скромник. Я бросаюсь ему на шею, и тогда Мартино оттаивает, обнимая меня и слегка приподнимая. Когда он опускает меня на пол, то кажется уже не таким скованным.
– Иди сюда, за компанию со мной на кухню! – говорю я, тяну его за рукав и усаживаю на барном стуле.
– Не могу поверить, ты стала кухаркой, – комментирует он, кусая поданный мною аранчино[57].
– Лучше всего у меня получаются десерты, по-моему. Потом попробуешь мой кокосовый тирамису, это просто бомба!
– Жду не дождусь его попробовать.
Мартино рассказал мне последние события из своей жизни – она в личном плане пока не удалась. Я иду за нашей книгой и показываю ему, полная гордости.
– Только скажи искренне… что ты об этом думаешь? – спрашиваю я.
Мне хотелось бы услышать его мнение о моих иллюстрациях. В конце концов, он в этом разбирается.
Мартино рассматривает иллюстрации и искренне восхищается:
– Это твои рисунки?
– Да, я начала, когда была на Стромболи, играючи, а потом увлеклась… Ну, что думаешь?
– Я без слов, ты действительно молодец, Элена!
– Можно мне тоже взглянуть? – говорит Гайя, подходя к нам с террасы. (Невозможно поверить, но эта девушка ухитряется вилять задом даже в кроссовках… сколькому мне еще нужно у нее научиться!)
– Это Гайя, моя лучшая подруга, – с трудом сдерживаю улыбку.
– Та, что вышла замуж в Венеции? – спрашивает Мартино.
– Именно, – забегает вперед Гайя, – а ты значит, Мартино?
Она спрашивает это у него, при этом смотрит на меня и подмигивает. «Обалдеть» – написано большими буквами у нее на лбу. Мол: «Если это он причина твоего опоздания на мою свадьбу, то respect baby!»
– Да, очень приятно, – Мартино целует ее в обе щеки.
Мне от подружки достается шутливый щипок.
– Послушай, там снаружи требуют новых закусок, – докладывает. Затем, обращаясь к Мартино: – Тебе стоит пойти туда, прежде чем всё сметут.
– Ну, если так, то я полетел! – и он убегает на террасу, где первой с ним здоровается Валери. Стеснительные люди сразу находят друг друга. Я то же подумала про себя в тот день, когда сама познакомилась с Мартино.
– Поможешь мне с закусками? – спрашиваю у Гайи.
– Ну, если ты так настаиваешь…
– Настаиваю! – это звучит как угроза.
Она поднимает вверх руки в знак того, что сдается.
– Давай не стесняйся, тебе это не идет, расскажи мне что-нибудь, – подбадриваю ее, пока разделяю на маленькие порции пармиджиану[58] из баклажанов.
– А что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?
– Не знаю… каково быть замужем за чемпионом, например!
– День премирования на Джиро был невероятным… Ты бы видела, как Самуэль плакал от счастья на подиуме в розовой майке! Он даже меня с моим каменным сердцем растрогал, – Гайя улыбается с нежностью. – Но с того дня спокойствию пришел конец: начался кошмар интервью, вечеринок, встреч со спонсорами. Ты же знаешь, я не из тех, кто робеет, однако это уже перебор, клянусь, я так больше не могу! – она рассказывает со страдающим видом, но сразу же после этого ее лицо снова озаряется улыбкой. – Правда это скоро кончится, через неделю мы уедем на один греческий островок наслаждаться покоем – только я и он. Не могу дождаться… Сейчас, когда закончились соревнования и я могу побыть с ним немного больше обычного, клянусь, Эле, я чувствую себя самой счастливой женщиной на свете.
Я подмигиваю ей и наклоняюсь, чтобы поверить духовку. Достаю форму для выпечки и передаю помощнице.
– Вперед, нарежь это sfogghiu.
– Это что? – Гайя смотрит на меня, вытаращив глаза. «Ты тэпэрь совсэм сыцылийкой стала, да?» – поддевает меня она с ужасным сицилийским акцентом.
– Балда, это так называется – сырный торт!
– М-м-м, у него такой аромат…
– Это тоже мое творение, – уточняю и картинно, с торжественным видом разглаживаю передник.
– Эле, а разве мы с тобой не должны были продолжать дело феминисток, у которых аллергия на плиту? Ты предательница и держала все это в секрете до нынешнего момента!
– Я пожертвовала своими идеалами ради большой любви, – оправдываюсь с видом заправской актрисы.
* * *
Когда мы появляемся на террасе с подносами новых закусок, то попадаем в атмосферу волшебного летнего праздника: в небе Рима зажглись первые огни, и Леонардо тоже зажег фонарики. Он разговаривает с Самуэлем (кто знает, что они там обсуждают с таким заговорщическим видом), в то время как Мартино подливает вина Валери: они оживленно говорят по-французски, и я улавливаю гармонию между ними. Паола и Моник вместе с Антонио и Мариной высказывают мне комплименты по поводу иллюстраций к кулинарной книге, обещая, что обязательно купят ее, и заранее просят меня написать им посвящение.
Это так здорово – быть здесь вместе с ними и одновременно вместе с моим Лео: мне даже хочется петь, но, наверное, лучше избавить гостей от моего каркающего голоса.
– Настало время для тоста! – говорит Гайя. Как всегда, она читает мои мысли.
Аплодисменты присутствующих говорят о том, что ее идея пришлась по вкусу, поэтому Леонардо открывает бутылку вина, прибереженного для особых случаев, Feuillatte Palmes d’Or[59] и обходит стол, чтобы наполнить бокалы.
– За лето, чтобы оно было потрясающим и полным сюрпризов для всех нас! – восклицает он, поднимая свой фужер.
– И за вас, потому что вы все потрясающие! – отзываюсь эхом.
В тот момент, когда бокалы соединяются, позвякивая, я оглядываю своих друзей, одного за другим: Гайя улыбается и украдкой целует своего мужа; Паола смотрит на звезду в небе и крепко обнимает Моник. А потом Мартино, который наконец-то решился встретиться глазами с Валери, стеснительно касается ее руки. Счастье каждого из них отдает любовью и смешивается с моим.
* * *
Говорят, когда ты счастлив, все вокруг тебе кажется лучше, и твой взгляд на мир отражает цвета твоей души. Это правда, теперь у меня есть доказательства.
Смотрю на Леонардо… наши губы соприкасаются и глаза улыбаются.
Вот оно мое счастье. Не могу просить у жизни большего.
Уже поздняя ночь, вечеринка только что закончилась. Гайя и Самуэль ушли последними несколько минут назад, и я без сил. Но мне хочется привести в порядок хотя бы террасу, прежде чем лечь спать. Ведь утром я всегда заторможенная, и просыпаться в перевернутой вверх дном квартире не очень приятно.
Не успела я войти в роль примерной хозяйки, как из гостиной появляется Леонардо с куртками и шлемами:
– У тебя осталось еще немного энергии для меня? – спрашивает он, и у него такое свежее лицо, словно он только что проснулся.
Смотрю на него озадаченно:
– Для чего?
Уже почти четыре утра, мне смертельно хочется спать, но надо признать, что идея поездки на мотоцикле в этот час выглядит соблазнительно.
– Хочу отвезти тебя в одно место, – говорит он.
– Далеко?
– Нет, не беспокойся, примерно в часе езды отсюда.
– Наверное, нет смысла спрашивать у тебя остальные подробности…
– А ты как думаешь? – Он вызывающе смотрит на меня и смеется.
– Боюсь, что да.
* * *
Когда мы прибываем в Террачину[60], солнце уже всходит. Я никогда не была прежде в этом райском уголке. И меня заполняют чувства… – что-то среднее между восхищением и благодарностью за прекрасный спектакль, открывшийся моим глазам: античный римский храм Юпитера, расположенный на вершине скалы, а еще отсюда можно насладиться великолепным видом на Тирренское море. Одним взглядом можно охватить все побережье Улисса, от Чирчео[61] до Гаэты[62].
Обломку скалы, на котором мы сидим, как минимум две тысячи лет. Это кажется невероятным, от этой мысли кружится голова. Запах камня смешивается с ароматом моря, лесных трав, метельника и нашей кожи. И в этот момент огни ночи потухают, уступая пространство дневному свету.
– Это идеальный момент, – шепчет Леонардо, оглядываясь вокруг из-под полузакрытых век с удовлетворенным выражением на лице.
Киваю. С тех пор как мы вернулись в Рим, все наше существование было чередой идеальных моментов: наша квартира, совместное пробуждение, даже ожидание его возвращения по вечерам, наша совместная книга рецептов… и наконец – новый реставрационный проект (о нем мне рассказала Паола этим вечером, она непременно хочет задействовать в нем меня).
Леонардо обнимает меня, склоняя мою голову к себе на плечо. Смотрит на небо и раздумывает вслух:
– Ты знаешь, Элена… в последнее время я часто думаю о том, насколько изменилась моя жизнь после знакомства с тобой. В моей жизни никогда не было ничего определенного, я жил одним днем. Но сейчас, когда думаю о будущем, мне уже нетрудно представлять его вместе с тобой.