— Да вот вспомнила наш поцелуй в борделе. Твой романтичный укус, полный обжигающей страсти.
Брови Ирвинга поползли вверх.
— Месть? — спросил он, не веря своим ушам. — В самом деле? Ты решила мне отомстить?
— Какая месть? О чем ты? — с видом оскорбленной добродетели я прижала ладонь к груди. — Просто вспомнила — и зубы сами собой как клацнули! — И я с удовольствием показала, как именно они клацнули.
Ирвинг даже дернулся, впечатленный, а потом уголки его губ задрожали. В следующую секунду он уже сгибался пополам, хохоча до слез.
— Не ожидал, что ты такая злопамятная и опасная женщина, Диана. Но знаешь, — эльф выпрямился и картинно вытер глаза, — я всегда был рисковым парнем.
С этими словами он привлек меня к себе, чтобы снова смешать наше дыхание. В первые секунды Ирвинг целовал меня осторожно — опасался, что я опять что-нибудь выкину? — однако постепенно его ласки становились все более жадными, а движения — напористыми. Широкие ладони скользили по моей спине под крыльями. Животом я ощущала возбуждение Ирвинга и думала, что ужин может подождать, тем более спальня находилась к нам ближе кухни.
— Пойдем, — с лукавым видом я потянула Древнего в сторону выхода.
— Ужинать? — красноречиво поиграл бровями эльф, следуя за мной без лишних возражений.
На второй этаж мы поднимались вечность, ибо через каждую ступеньку останавливались, чтобы поцеловаться. Наверх я добралась уже изрядно растрепанная и в расстегнутом платье, а Ирвинг и вовсе успел обнажиться до пояса: его мантия черной лужей из ткани валялась у подножия лестницы.
Я уже предвкушала будущее удовольствие, но тут воздух стал подозрительно холодным.
— Хедит, — шепнул, отстранившись, Ирвинг, прежде чем я успела сложить два и два.
Темная богиня вернулась, прервав нас в самый неподходящий момент.
В объятиях друг друга мы стояли на самой верхней ступеньке лестницы, в то время как ревнивая владычица Мрачных земель черным туманом клубилась над ее серединой.
— Все-таки влюбился. — Голос Хедит напоминал скрежет когтей по надгробному камню. Ее длинные юбки развевались дымом. Волосы колыхались вокруг головы, как у русалки под водой.
— Не влюбился, — глухо ответил Ирвинг и безотчетным жестом отодвинул меня себе за спину в попытке защитить.
Заметив этот жест, Хедит сильнее сдвинула брови, и тьма, окружающая ее, сгустилась.
— Влюбился. Полюбил, — возразила она. — Обещал быть моим. Нарушил слово.
— Я буду твоим, — прошептал Ирвинг, продолжая закрывать меня от взгляда богини. — Когда-нибудь, — добавил он грустно и обреченно.
Из-за его плеча я смотрела, как растет, заволакивая пространство, черная туча с женской фигурой в центре. Температура в доме стремительно подала. Пол под ногами стал таким ледяным, что даже подошвы туфель не спасали от холода. Снова из моего рта вырывались облачка пара, а кончики волос посеребрил иней.
— Когда-нибудь! — в ярости прогремела Хедит. — За кого ты меня принимаешь, смертный? Я, Великая хозяйка Мрачных земель, могущественная владычица тьмы, и буду ждать, как собачонка, твоей благосклонности? Кем ты себя возомнил? Ты, мешок с костями!
— Срок не оговорен.
Я видела, как напряглись плечи Ирвинга, как сжались кулаки опущенных рук.
— Срок…
Зловещий шлейф дыма затянул все пространство за спиной Хедит. Глаза, полные чернильного мрака, остановились на мне, и в мыслях ни с того ни с сего промелькнул известный каждому факт: «Отвергнутая женщина страшна в гневе».
Стоило об этом подумать, как серые губы богини выплюнули со злостью:
— Ей ты отдал свое сердце. А мне отдашь свою жизнь. Я разрываю сделку.
И тут же шар из тьмы, сгусток мрака, похожий на пушечный снаряд, устремился к Ирвингу — я успела только ахнуть от ужаса. Миг — и этот шар с силой ударил Древнего в грудь. Инерцией эльфа отбросило назад, на меня. Я пошатнулась, едва не упав, а Ирвинг беспомощно взмахнул руками. Уже в следующую секунду он кубарем летел с лестницы, головой и ребрами пересчитывая ступени. В тишине раздавался глухой и ритмичный звук ударов.
Бух-бух-бух.
Когда падение прекратилось, Ирвинг растянулся на полу у подножия лестницы.
Кровь!
О господи, кровь!
Древний лежал на спине, раскинув в стороны руки, и я оцепенело смотрела на его раненую, развороченную грудную клетку.
Рана выглядела кошмарно, и я тонко завыла от ужаса. Черные обугленные края, месиво из окровавленной плоти, сквозь которую белели кости.
Это ребра? О, боже мой, это ребра? Я вижу его ребра?
Всхлипнув, я зажала рот дрожащей ладонью. Меня трясло. Колени обмякли, и, цепляясь за перила, я осела на ступеньки лестницы.
Умер?
Он умер?
Нет. Не может быть.
Разве бывает так, что ты целуешь человека, а уже через минуту он лежит в луже крови и не двигается? Тело еще помнит жар недавних объятий, ты продолжаешь ощущать запах любимого мужчины, а самого его уже нет в живых.
Не верю!
Бросившись вниз, я принялась с рыданиями гладить Ирвинга по лицу. Открой глаза! Пожалуйста, умоляю, открой! Посмотри на меня. Вот я рядом, сижу с тобой и не представляю, что буду делать, если ты не очнешься.
Что мне делать, Ирвинг?
Ты ж не оставишь меня одну?
Ты не можешь поступить со мной так жестоко!
Влюбить и бросить. Взять и умереть.
Я же в дракона превратилась, только чтобы остаться с тобой.
Ирвинг, черт бы тебя побрал, хватит разлеживаться!
Захлебываясь слезами, я принялась трясти Ирвинга за плечо. Мне казалось, что я могу его разбудить, привести в чувства — надо только трясти сильнее, звать громче, снова и снова умолять откликнуться.
Вот сейчас он очнется. Вот сейчас откроет глаза и застонет от боли. Прохрипит что-то пересохшими губами. Его веки дрогнут. Пальцы зашевелятся. Руки, недвижно лежащие на полу, приподнимутся в попытке меня обнять. Так и будет. Иначе и быть не может.
Но…
Глаза закрыты. Грудь не вздымается от дыхания, и в этих руках — руках, что так нежно и пылко обнимали меня всего пару минут назад, больше нет жизни. Они мертвы.
Неужели я больше не услышу голос Ирвинга, не увижу свое отражение в его зрачках, широких от страсти, никогда больше мой эльф не посмотрит на меня с любовью и лаской, не прижмет к себе, не уронит на кровать, чтобы накрыть своим телом?
Как же так?
Стоя на коленях и согнувшись пополам, я рыдала в плечо Ирвинга, мертвого, бездыханного, неподвижного.
Как же так? Как же так?
Мы же совсем недавно целовались на лестнице, собирались заняться любовью, а теперь мои пальцы испачканы его кровью и сердце в этой изуродованной груди не бьется.
Никогда. Какое страшное слово — «никогда».
Никогда больше.
Не посмотрит.
Не обнимет.
Не пошутит с серьезным видом, подтрунивая надо мной.
Не в силах смириться с потерей я снова принялась тормошить безвольное тело Ирвинга. Я дергала его за окровавленное плечо. Я звала его хриплым, надтреснутым голосом раз и разом. От страха и отчаяния я била его по бледным щекам, а потом вцепилась в собственные волосы и, как спятившая волчица, завыла в потолок.
Никогда больше.
Как это вынести? Как не сойти с ума от горя?
*
Не знаю, сколько прошло времени. Я обнаружила, что лежу, свернувшись калачиком, под боком у Ирвинга и прижимаю к губам его вялую ладонь. В комнате потеплело, а значит, Хедит ушла, оставив меня один на один с болью, с ужасным пониманием: все кончено. Мой любимый мертв. Его нет.
Страшная мысль. Она как нож под ребра, как кулак, летящий в лицо. Обрушивается на тебя, и ты лежишь оглушенная, не в силах сделать ни вдоха.
Твоего любимого больше нет.
И что-то важное внутри ломается, съеживается до размеров точки, чернеет и обрастает плотной ледяной корой.
Наверное, я выплакала все слезы. Щеки по-прежнему были влажные, но глаза — сухие. Стараясь не смотреть на жуткую рану в груди Ирвинга, я подтянулась выше и опустила голову на его плечо, не в силах заставить себя подняться на ноги и что-то делать. Я была как стеклянная ваза, которая, упав, разбилась вдребезги и усыпала осколками весь пол. Не собрать, не склеить — слишком много мелких кусочков.
