Утешившись на этом, я вынула пробку из крошечной пробирки и одним резким глотком выпила зелье невидимости. Жалко, конечно. Его можно было продать на чёрном рынке. Но драконы не оставят меня в покое и самое глупое, что я могу сейчас сделать – это выдать себя, показавшись под артефактами слежения.
Подождав несколько секунд, подошла к зеркалу. Мой образ медленно таял в воздухе, пока не исчез совсем, и лишь сумка время от времени становилась чуть заметной.
Я прижала к себе сумку и выскользнула из номера.
На четвёртом этаже в комнате под самой крышей уже пахло едой. Ника сидела на полу, скрестив ноги, и перемешивала в небольшой кастрюльке кипящий на маленькой горелке супчик. Хотя ей было уже одиннадцать, я всё ещё боялась, когда она бралась готовить ужин: горелка была старенькая и время от времени не слушалась, а пол в комнате – деревянный.
— Как в школе? – спросила я, выкладывая содержимое своей сумки. Одежду драконов можно перешить под себя или вовсе продать по скромной цене на местном рынке.
— Хорошо, – ответила Ника и, накрыв кастрюлю крышкой, выключила газ. – Определили к профессору Логану.
— А Беллу?
— Белла не набрала баллов. А вот Скотт набрал, и теперь будет ещё год донимать меня.
Скотт – феномен нашего района. Отец у него страшный пьяница, мать – женщина “лёгкого поведения”, и только засчёт этого они как-то живут и даже могут позволить себе оплатить ребёнку учёбу. Полагаю, в первую очередь для того, чтобы большую часть года попросту его не видеть. Откуда у него такие выдающиеся способности – неизвестно. Но в результате совершенно невоспитанный парень учится у лучших учителей из тех, кто доступен для простого люда торговых задворок, и выражает свою приязнь к девочкам в самой неприятной форме.
— Сегодня он догнал меня по пути домой, – продолжала Ника, с любопытством разглядывая драконьи штаны. – Отобрал сумку и не отдавал. А потом пришёл Стив, пригрозил Скотту кулаком, тогда он согласился вернуть сумку.
— И с какими словами он это сделал? – полюбопытствовала я.
— “Ну, так не интересно”, – Ника довольно похоже изобразила хулигана. – Хорошо, что они не стали драться.
Ох уж эти дети. С одной стороны смешно, с другой – гордость берёт за такой интерес к младшей сестре, а с третьей – сколько раз Ника возвращалась с глазами на мокром месте, руки так и чесались всыпать им по самое “не балуйся”!
— Накрывай на стол, – велела я и забрала у неё пару штанов. – Время уже позднее.
Сестра взялась за дело: перелила в супницу готовую луковиху, расставила на маленьком низеньком столике приборы, соль с перцем, несколько кусочков позавчерашнего подсохшего хлеба. Когда я закончила разбирать сумку и переоделась в поношенное домашнее платье, всё было уже готово.
— А у тебя как? – спросила Ника, макая краюшку в суп.
— Отлично, – соврала я, улыбаясь. – Осталась только формальность, небольшое вступительное испытание.
— Круто, – Ника выдохнула и некоторое время мечтательно смотрела в потолок. – Через два года у меня будет самая крутая на свете сестра.
— Прям уж.
— Ага. Нам сегодня говорили, что даже при наличии дара на углубленные курсы берут всего четыре процента людей.
Я задумалась, пытаясь подсчитать, сколько человек дошли до драконьих курсов из тех, кто поступал в академию с самого начала. Из тысячи трёхсот абитуриентов взяли четыреста. За первый год отчислили половину, за второй и третий – ещё около четверти, и до выпуска дожили всего шестьдесят семь человек. Драконьих курсов шесть, по числу кланов, и можно было бы здорово распределить всех по одиннадцать на курс, но для людей на каждом курсе оставили всего по три места, да и на те ещё надо будет умудриться попасть.
— Полтора.
— Что полтора? – не поняла Ника.
— Полтора процента.
— О… Так вот, а Белла взяла да растрепала, что ты закончила Академию и теперь поступаешь на курс Лоранов. Я думала, что надо мной все издеваться начнут, что у меня такая умная сестра, и я не в неё пошла, но, представляешь, после этого ко мне подошла даже Селина, от которой я вообще не ожидала…
Раздался стук в дверь – и Ника встревоженно замолчала. Я даже ложку положить не успела, прежде чем из коридора раздался грозный голос домовладельца:
— И не делайте вид, что никого нет дома, я голоса слышал!
— А мы и не собирались, – крикнула я в ответ и, взяв из сумки единственное, что в ней оставалось, открыла дверь.
— Не думай, что в этот раз я дам вам больше одного дня просрочки, – проговорил он, потрясая бульдожьими щёчками, но осёкся, когда я потрясла перед ним звенящим мешочком.
— И будете в полном праве. Поэтому для разнообразия можете взять оплату вовремя.
Домовладелец нахмурился, высыпал содержимое мешочка на толстую ладонь и несколько раз пересчитал серебро.
— Но ведь вчера только закончились школьные сборы, – пробормотал он. Видимо, по его кошельку обучение детей ударило не менее ощутимо.
— Если мы в расчёте, то прошу меня извинить, – мило улыбнулась я. – Мы как раз ужинаем.
— Конечно, конечно, – растерянно покивал домовладелец. – Приятного аппетита.
Я вернулась к столу со вторым мешочком и положила его перед Никой.
— Это взнос на питание. Мне показалось, или мистер Новак мечтал нас сегодня же выселить?
— Так ведь студенты съезжаются, и многие могут оказаться более надёжными арендаторами, – спокойно пожала плечами Ника. Она открыла мешочек, заглянула в него… и охнула. – Стелла! Ты… ты как… откуда?
— В чём дело? Слишком много? Ты говорила, цены поднялись, так что я…
— Нет, всё правильно, – она покачала головой и быстро пересчитала монетки. – Но это же на трёхразовое!
Я немного смутилась и принялась усиленно есть. Не так часто удавалось сделать для Ники что-то приятное, и хотя мне было немного совестно за то, как пришлось поступить с драконами, искреннее счастье ребёнка того стоило. Весь прошлый год мы тянули только двухразовое питание, и ей приходилось таскать из столовой хлеб или брать еду у одноклассников, которые по какой-то причине не смогли поужинать. Но чаще всего ужина в её жизни просто не было. Она сильно вытянулась за этот год – и так же сильно похудела.
