— Каковы шансы, что мотив может быть личным? — спрашивает Крейг, уловив мою мысль.
Отец пожимает плечами.
— Не понимаю, как это может быть личным, учитывая, что мы даже не знаем эту девушку, но после того, что моя семья пережила за последние несколько месяцев, я ничего не исключаю.
Он имеет в виду семьи-основателей. Несмотря на то, что большинство из них мертвы или сидят в тюрьме, некоторые все еще разгуливают на свободе, сея тихий хаос в этом городе. Тем не менее, у меня такое чувство, что это не имеет отношения к ним и нефти, погребенной под нашей землей. Абсолютно никакого.
— Кто-то бросил ее там, чтобы мы нашли, — говорю я, чувствуя, как гнев переходит во нечто более темное. — Было ли это случайным совпадением или чем-то большим, — не имеет значения. Я, черт возьми, принимаю это на свой счет.
Отец сжимает мое плечо, выражая свое согласие.
В ожидании врача Крейгу несколько раз звонят его помощники, но только для того, чтобы сообщить, что они ничего не нашли. Даже гребаного отпечатка ноги, а это значит, что мудак хорошо замел следы. Сейчас наша единственная надежда — это жертва, возможно, девушка прольет немного света на то, кто она, черт возьми, такая и как очутилась здесь.
К тому времени, как доктор выходит в приемную, я практически лезу на стены. Медсестра, что встретила нас раньше, вплотную следует за ним, ее подозрительный взгляд направлен прямо на меня. Я игнорирую ее и сосредотачиваюсь только на докторе.
— Доктор Карвер. — Крейг приветствует его рукопожатием, явно зная этого человека.
— Шериф.
— Как она? — спрашиваю я, не утруждая себя любезностями.
Его взгляд перемещается на меня, и в груди все сжимается, пока я жду вердикта.
— Стабильна.
Я с трудом выдыхаю, что, кажется, впервые с тех пор, как я ее нашел.
— Не буду врать, какое-то время она держалась на грани жизни и смерти. Ее травмы довольно обширны.
— Насколько обширны? — спрашивает Крейг.
Доктор колеблется, бросая на меня быстрый взгляд.
— Может, нам лучше поговорить об этом наедине.
Я выпрямляюсь при очевидном пренебрежении.
— А ну-ка подожди гребаную минуту. Это я ее нашел. И имею право знать, что произошло.
— Он прав, — соглашается Крейг, поддерживая меня. — Криды в этом деле — не подозреваемые. Любая информация, которой вы поделитесь со мной, будет в любом случае передана им.
Доктор кивает.
— Я только хотел удостовериться.
Стерва-медсестра, похоже, не согласна с таким решением, если судить по ее напряженному лицу.
— У нее несколько сломанных ребер, разрыв селезенки и сильное сотрясение мозга. Мы также обнаружили предыдущие переломы, которые не лечились должным образом. — Он прочищает горло, прежде чем заговорить снова. — У нее также довольно много шрамов на нижней части спины и ягодицах. Мало того, что эта девушка много лет переживала жестокое обращение, я совершенно уверен, что тот, кто оставил ее на вашей земле, не ожидал, что она выживет.
— Сукин сын! — Я провожу рукой по волосам, в самых темных уголках моей души расцветает обжигающая ярость.
— Признаки сексуальной травмы? — спрашивает Крейг, отчего вся ярость устремляется в низ моего живота.
Закрываю глаза, готовясь услышать ответ.
— Нет.
Мой взгляд устремляется на доктора, и меня охватывает одновременно шок и облегчение. Учитывая, в каком виде была ее ночная рубашка, я предполагал иной ответ.
Судя по выражению лица Крейга, похоже, я не единственный.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Я провел несколько тестов, и, согласно обследованию, она все еще девственница.
И я вновь удивлен, начиная задаваться вопросом, не моложе ли эта женщина, чем я думал вначале.
— Когда я смогу с ней поговорить? — спрашивает Крейг. — Я бы хотел допросить ее как можно скорее.
— Боюсь, вам будет трудно это сделать.
От смены тона доктора страх, как злобная змея, обвивается вокруг груди.
— Почему вы так говорите? — спрашивает Крейг.
— Потому что она потеряла память.
— Извините? — вмешиваюсь я, полагая, что ослышался.
— На протяжении всего обследования она, то приходила в сознание, то теряла его, большую часть времени была сбита с толку и дезориентирована, но в последний раз бодрствовала достаточно долго, чтобы я мог задать вопросы. Кроме своего имени, она не знает ничего: кто она, откуда взялась и как оказалась здесь.
— Такое, вообще, возможно? — спрашивает Крейг. — Не помнить ничего, кроме своего имени?
— Возможно. Память включает в себя три фазы. Запоминание, сохранение и воспроизведение. Обычно, когда человек страдает потерей памяти, он теряет только одну из трех. Однако, когда это вызвано травмой, возможно все. Все зависит от того, куда страх направит ее разум.
— Значит, есть шанс, что память к ней вернется, — предполагаю я.
— Очень вероятно, но в данный момент она слишком напугана, чтобы что-либо помнить. И это можно понять, учитывая, через что ей пришлось пройти.
Крейг тяжело вздыхает.
— Если не возражаете, доктор, я бы все равно хотел поговорить с ней.
— Конечно. Сейчас я вколол ей успокоительное, но мы оповестим вас, как только она проснется.
— Спасибо.
Не сказав больше ни слова, доктор оставляет нас с нашими противоречивыми мыслями.
— С каждой секундой ситуация становится все более хреновой, — ворчит Крейг.
— Итак, что нам теперь делать? — спрашивает папа. — Должен быть способ, которым мы можем помочь этой девушке.
— Он есть, — говорю я, усаживаясь на один из стульев. — Мы будем ждать.
Крейг качает головой.
— Отправляйтесь домой. Я подожду и позвоню в любом случае.
— Я никуда не уйду.
В его глазах вспыхивает раздражение.
— Ты же слышал слова доктора, она не сможет ничего тебе ответить. А до тех пор, тебе нет смысла здесь находиться.
— Вот тут ты ошибаешься, Крейг. Пока память к ней не вернется, у нее никого нет. Ни семьи, ни друзей. Я ее нашел и несу за нее ответственность, и не оставлю ее.
Мы застываем, уставившись друг на друга, пока он не убеждается в моей решимости. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы не спорить.
— Ладно, — соглашается он. — Кто хочет кофе?
Глава 3
Алиса
Болело всё. Разум, тело и, самое главное, мой дух. Сидя в стенах больничной палаты, я чувствую себя испуганной, потерянной и сбитой с толку. Аппараты рядом с кроватью пищат жизненными показателями, но внутри я чувствую себя мертвой.
Я проснулась некоторое время назад, ничего не помня, даже кто я такая и как здесь оказалась. Всякий раз при попытке углубиться в сознание, ухватиться за какое-нибудь воспоминание, я сталкиваюсь с пульсирующей болью в глазах и эхом зловещего голоса.
«Время вышло, Алиса».
Дрожь страха пробегает по каждому дюйму моей покрытой синяками плоти. Эти слова — единственная причина, по которой я уверена, что меня зовут Алиса. Все, что находится за пределами этого, — ужасающе пусто.
Как бы мне ни хотелось знать, как я здесь оказалась, — в таком состоянии — я почти благодарна, что не могу вспомнить. Не уверена, что хочу знать, что со мной делали, чтобы причинить такую сильную боль.
Медсестры тоже мало что смогли мне рассказать, но сообщили, что скоро кто-нибудь придет поговорить со мной.
Я благодарна всем, кто так внимателен ко мне, особенно Линде. У нее добрая улыбка и еще более нежные прикосновения. То, что я невероятно ценю, учитывая кошмарную боль.
Легкий стук привлекает мое внимание к двери. Я поворачиваю голову, видя доктора, который наблюдал за мной с тех пор, как я проснулась.
— И снова привет, Алиса. Со мной несколько человек, которые хотели бы поговорить с вами. Вы готовы к этому?
Я чуть киваю, а затем сожалею об этом, когда голову пронзает боль.
Доктор входит в палату, за ним следуют трое мужчин, все они выстраиваются в ряд у изножья кровати. Один из них — офицер в форме, другой — пожилой джентльмен с темными волосами с проседью, обветренной темной кожей и добрыми глазами. Он слегка улыбается мне и кивает в знак приветствия.
