— Она хочет поговорить с ней, — сказал я ровным тоном.
Ее глаза расширились, она прекрасно понимала, что это требование было более чем идиотским. — О нет, она не сможет себя контролировать. Когда Калеб обратился, он был сам не свой больше месяца.
Я потер лоб, чувствуя, как начинает болеть голова. — Я знаю. Вот почему я волнуюсь. — Черноволосая девушка на мгновение задумалась, взвешивая возможности и строя в голове тайные планы.
Внезапно в глазах Лейлы блеснуло озорство.
— Что ж, у нее есть мы. Мы позаботимся о том, чтобы она не впала в ярость.
Я закатил глаза в ответ на ее попытку пошутить. — Это не шутка, Лейла. На кону жизнь Эйвери. — Она отмахнулась от меня, проигнорировав мои слова и что-то набрала в своем планшете.
Я поднял глаза, когда вошел Ной с уверенной осанкой. — Она справится. Она сильная.
Я усмехнулся. — Ты понятия не имеешь, через что она проходит, через что я заставил ее пройти. — Ной не был обращен, но родился вампиром. Он не мог поставить себя на место Эйвери, не мог даже начать понимать, через что она проходит. Новое тело, новые инстинкты, новые рефлексы. Это было ужасно. По крайней мере, это то, чему я был свидетелем за многие годы своей жизни.
— Я знаю, что она сильная. Это все, что имеет значение, — твердо сказал он.
Заговорила Лейла, ее тон был мягким. — Алекс, это не твоя вина. Это мог быть любой из нас. Не мучай себя.
Я знал, что она пыталась утешить меня, но это не помогало. — Мне просто нужно проветрить голову. Я вернусь позже.
Не дожидаясь их ответа, я выбежал из комнаты, мне нужно было выплеснуть свое разочарование. Мои руки затряслись от сдерживаемого гнева, а перед глазами все покраснело. Мне нужно было поохотиться, позволить своим инстинктам взять верх, поэтому я вышел из академии и побежал прямо в темноту, лес шептал мое имя.
5
АЛЕКСАНДР
Была почти полночь, когда я вернулся со своей охоты. Прохладный осенний ветерок коснулся моей кожи, когда я шел к импровизированным помещениям академии для посетителей. Теперь в голове у меня прояснилось, но нервы все еще были на пределе.
Лейла прислала мне сообщение, что моя тетя встретится с Эйвери через 15 минут в своей комнате и что мне следует поторопиться. Я знал, что должен быть там, когда моя тетя будет допрашивать ее, чтобы защитить, если ей не понравится поведение Эйвери. Но я также знал, что я был последним человеком, которого она хотела бы видеть. Поэтому я старался держаться подальше, хотя разлука с ней разбивала мне сердце.
Оглядев пустые коридоры, увешанные портретами влиятельных семей, я ускорил шаг, пытаясь не обращать внимания на подкрадывающийся страх, который скребся у меня внутри.
Мои шаги были единственным звуком, отдававшимся эхом в академии. Остальные ученики, должно быть, уже спят или бродят по подворотням в поисках «согласной вены». Однако в крыло для посетителей, где комнаты были больше и роскошнее, никто не осмеливался заходить. Ни одному студенту не разрешалось входить в эти залы, так как они были зарезервированы для влиятельных семей, благотворителей и спонсоров.
Когда я подходил к спальне Эйвери, я слышал, как бьется ее сердце через деревянную дверь, медленный и ровный стук. Было странно, что она была так спокойна, учитывая обстоятельства и тот факт, что директор был на грани обезглавливания ее, чтобы защитить Академию от новообращенного вампира, жаждущего и непредсказуемого. Или, может быть, ее подруга не рассказала ей всей истории, о шансах и возможностях. Чертова Лейла. Я бы сам убил ее, если бы что-то пошло не так.
Я ждал в нескольких футах от двери Эйвери, прислушиваясь к отдаленному шороху ветра в кронах деревьев снаружи и к тому, как ночные животные поют свою песню в унисон. Тускло освещенный коридор был уставлен высокими книжными полками с секретными историями и скандалами, отбрасывающими длинные тени на пол и приглашающими взглянуть, если вы осмелитесь. Даже история моей семьи была где-то в этих залах, покрытая пылью, скрытая от посторонних глаз.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я, наконец, услышал цоканье каблуков моей тети по каменному полу. Она не торопилась, хотя обладала сверхъестественной скоростью, силовой игрой. Ее лицо было суровым и бесстрастным, маска безразличия с оттенком нарциссизма.
Мы поприветствовали друг друга коротким кивком, и я почувствовал ее скептицизм по поводу моего рассказа. Я успокоил свое сердцебиение, позволил своей власти, дарованной магией и родословной, нахлынуть на нее. Она была директором школы, но я был наследником престонского наследия, и она не должна думать, что мое уважение к ней, каким бы незначительным оно ни было, помешает мне убить ее от имени Эйвери.
— Это действительно необходимо? — спросил я, прекрасно понимая, что это будет бесполезно. Ничто не дрогнуло в выражении ее лица, когда она заговорила: — Ты, как никто другой, должен знать, что это очень хорошо, так что убирайся с моей дороги.
Мой взгляд потемнел.
— Я бы посоветовал тебе следить за тем, что ты говоришь, тетя. Не испытывай мою добрую волю и уж тем более мое терпение. И никогда не забывай, с кем ты разговариваешь. Моя мать, может, и любит тебя, но мой отец сплясал бы на твоей могиле.
Раздраженная, она подняла на меня глаза, явно пораженная моим резким тоном. Я скрестил руки за спиной и жестом велел ей идти вперед, не потрудившись сказать больше ни слова. Мое сообщение попало в нужное место.
Она повернула ручку, и мы вошли в комнату Эйвери, ее безошибочно узнаваемый аромат окутал меня. Но было и кое-что еще. Намек на что-то древесное.
Мое сердце остановилось, как только я увидел, что она лежит там, с темными кругами под глазами и бледной пепельной кожей. Она выглядела больной, едва живой. Ее некогда темные кудри утратили свой блеск, а яркие глаза выглядели безжизненными. Как бы мне хотелось сделать шаг к ней, прикоснуться к ней, хотя бы раз взять ее за руку. Но она даже не заметила меня в комнате. Если это было ее единственным наказанием, то мне повезло.
Моя тетя сразу перешла к делу, не потрудившись спросить о ее самочувствии. — Мисс Джеймс, ты помнишь что-нибудь о той ночи, когда тебя обратили?
Она склонила голову набок, притворившись, что задумалась, оставаясь на удивление спокойной. Никаких признаков того, что она была непредсказуемой. — Не совсем, — спокойно ответила она. — Я помню, как почувствовала тошноту, пошла прогуляться в лес, а потом… ничего. — В ее голосе была мягкость, смирение, которых я в ней не знал. Я ненавидел это, скучал по ее дерзости. Эйвери не была мягкой и скромной — она была дикой, как море, разбивающееся о скалу.
Может быть, это была просто игра, может быть, превращение сломило ее. Иногда такое случалось.
Взгляд моей тети был пронзительным. — И ты понятия не имеешь, кто тебя обратил?
Эйвери покачала головой. — Простите, но я не знаю. — Мне просто нужен был знак, что она все еще там, что прежняя Эйвери выжила, а не только ее оболочка. Но никто не пришел.
Я чувствовал, как в комнате нарастает напряжение, и знал, что моя тетя не успокоится, пока не получит ответы на все вопросы. Я шагнул вперед, надеясь разрядить обстановку.
— Мисс Джеймс через многое прошла, — сказал я, стараясь говорить ровным тоном. — Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Ее зеленые глаза метнулись ко мне, и, казалось, она только сейчас заметила меня в комнате. Наши взгляды встретились на секунду, но на ее лице ничего не дрогнуло, как будто она меня не знала.
Было ли что-то, о чем Лейла мне не рассказала? Неужели Эйвери не могла меня вспомнить? Мое сердце разбилось вдребезги при этой мысли, но маленькая, эгоистичная часть меня была рада, что она не считала меня частью этой трагедии, что она не смотрела на меня таким испуганным взглядом.
Моя тетя повернулась ко мне, ее глаза на мгновение вспыхнули гневом, прежде чем спрятаться глубоко в ее сердце. — Я знаю это, Александр. Но мы не можем позволить себе ждать, рисковать. Нам нужно выяснить, кто это сделал, и как можно скорее. — Ее голос был слащавым.
