— Нет, конечно. Мы же взрослые люди! Должен отметить, в последнее время ты очень редко появлялся на публике, будто решил вести жизнь затворника.
— Это близко к истине. К тому же, помимо прочих веских причин, я никогда не любил шумихи вокруг своего имени.
— Да, победа далась нам нелегко, — как-то отстраненно заметил Кингсли, словно и не слышал слов собеседника. — И кому-то пришлось сложнее, чем другим.
— Несомненно, — невозмутимо пожал плечами Гарри и сел в появившееся кресло. Похоже, обернуться за пять минут не получится.
— Честно говоря, прежде чем затеять этот разговор, я пытался навести о тебе справки.
— Не скажу, что меня радует такой подход, — фыркнул Поттер, стараясь справиться с вспыхнувшим возмущением.
— Прости, но, как Министр Магии, я должен быть в курсе некоторых вещей загодя. Мне жаль, что я узнал о твоей болезни постфактум и не смог ничем помочь.
«Похоже, старик Дамблдор снова пустился в ненужные откровения» — тоскливо подумал Гарри, так как именно на директора в первую очередь падали подозрения. В друзьях молодой волшебник был уверен, да и Люциус поостерегся бы так подставлять бывшего любовника и нынешнего друга.
— Я слышал, на какие жертвы тебе пришлось пойти ради выздоровления, — меж тем продолжил Шаклболт. — Ты действительно стал оборотнем?
— Даже если и так, я не могу понять, каким образом это касается кого бы то ни было, кроме близких мне людей.
— Боюсь, ты не слишком верно оцениваешь ситуацию. Указом от 1896 года оборотни относятся к существам повышенной опасности. Это накладывает на них определенные ограничения: они не в праве занимать определенные должности и совершать некоторые другие вещи, — такое ощущение, что Кингсли пытался всячески сгладить углы.
— В своей жизни я давно уже не завишу от магического мира. А всякие «должности» меня и вовсе не интересуют, — небрежно отмахнулся Гарри.
— Вот, собственно, об этом я и хочу с тобой серьезно поговорить.
Они и так, вроде, не шутки шутили, но Поттер не стал подчеркивать сей факт, лишь выжидательно уставился на министра.
— Я уже упоминал, как нелегко далась нам всем победа. Пройдет еще не один год, прежде чем Магический мир полностью восстановится. Пока же волшебники слишком хорошо помнят, кого поддерживали оборотни в войне. И как именно. Да, не все, но очень многие. Знаешь ли ты, что после войны число зарегистрированных оборотней выросло в два раза? И большая часть приходится на молодых магов, а то и вовсе несовершеннолетних.
— Меня мало интересует политика.
— Но это не политика, а уже вопрос безопасности.
— Разве увеличились случаи нападения оборотней на людей?
— Нет, но многие считают, что это лишь вопрос времени.
Многие. Не он сам. Это немного подбодрило Гарри, хотя направление разговора ему все меньше и меньше нравилось. Пришлось заставить себя принять невозмутимый вид, спрашивая:
— Что ты хочешь непосредственно от меня, Кингсли?
— Как бы там ни было, ты символ нашей победы. Без тебя бы ничего не вышло. И если ты, действительно, оборотень, это может помочь решить вопрос мирным путем.
— Каким образом?
— Мы долго думали. Визенгамот собирался трижды, прежде чем разработал проект эдикта. Некоторые положения еще будут дорабатываться, но суть в том, что необходима обязательная регистрация всех оборотней в министерстве. Не прошедшие данную процедуру в течение определенного времени будут считаться социально опасными. Аврорам придется их отлавливать…
Гарри молча слушал бывшего орденца, а ныне министра, вот только пальцы впились в подлокотники, грозя их оторвать, и на скулах заходили желваки, словно парень собирался зарычать.
Видя напряжение собеседника, Кингсли поспешно продолжил:
— Пойми, это снимет социальную напряженность. Магическое общество все еще лихорадит после войны. А зарегистрированные оборотни смогут чувствовать себя гораздо свободнее. С них будут сняты ограничения по профессиям, с соблюдением разумной предосторожности, конечно. И, в случае необходимости, они смогут рассчитывать на помощь в адаптации, лечении. За счет министерства, конечно. Еще им обязательно будет предоставляться волчье зелье.
— И они должны будут его пить? — нарочито спокойно уточнил Гарри.
— Да, конечно.
Поттер не выдержал и скривился. Этот камень преткновения среди оборотней! Лишь став оборотнем, парень понял, что с волчьим зельем все не так просто. Нужно просто ненавидеть своего зверя, чтобы бороться с ним таким образом.
Да, выпив «противоядие», ты действительное остаешься человеком. Человеком в шкуре. И это страшно: словно часть тебя оглушена, и ты видишь лишь кусок общей картины. Конечно, нет и звериных желаний, но…
Свое второе полнолуние Гарри провел именно под волчьим зельем. И это было… ужасно. Тогда он даже не стремился выбраться наружу, а просто лежал, свернувшись клубком, так как чувствовал себя очень уязвимым, а после обратной трансформации его волк внутри еще три дня выл от тоски и страха. Внешне это выражалось в крайне угнетенном состоянии. Северус тогда даже испугался, что болезнь вернулась.
Проанализировав произошедшее, на следующее полнолуние Поттер отказался от зелья, и все прошло гораздо лучше. Они ладили с волком. Очень ладили. И это помогло понять, почему Люпин так нуждался в «противоядии» — он свою звериную часть ненавидел слишком долго, чтобы теперь иметь возможность найти общий язык.
Стало ясно, почему другие оборотни вовсе не стремятся становиться в очередь за волчьим зельем. Исключение составляли лишь те, которых «подсадили» на него сразу, не дав понять и принять собственного зверя. Тем самым врачи оказывали им медвежью услугу: впоследствии помирить человека и волка было очень трудно.
Обсуждая эту версию с Северусом, Гарри пришел к выводу, что, весьма вероятно, из-за этого ухудшается и общее самочувствие оборотня. Возможно поэтому Люпин всегда выглядел таким потрепанным, почти больным. Но выборка была слишком маленькой, чтобы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу.
Когда Поттер вспомнил об этом, он совершенно четко осознал, что действия Министерства (или пока предполагаемые действия) скорее погубят оборотней как вид, нежели послужат всеобщему благу. Сам бы он никогда не принял подобные условия, о чем и сообщил Кингсли, стараясь, чтобы слова прозвучали не слишком резко:
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Может, тебе стоит подробнее ознакомиться с проектом эдикта?
— Безусловно, но я сильно сомневаюсь, что оборотни пойдут на такие условия.
— Ремус Люпин уже согласился сотрудничать, — осторожно заметил Шаклболт.
— Не удивлен. И все-таки замечу, что он всегда находился… в стороне от остальных.
