– Ээ, вы о той бабе что ли? Что вас искала? – за бабу желание свернуть малолетке челюсть достигает почти максимума и, вероятно заметив это в моих глазах, Потапов тут же исправляется: – То есть девушке? Вы же сами сказали не пускать к вам всех желающих.
– Она похожа была на обычную желающую прорваться в мой кабинет?
– Нуууу, она плакала. Требовала вас позвать.
Шумно выдыхаю, складывая ладони в кулаки.
– И вы выполнили просьбу человека, который в слезах вас просил о помощи?
Переглядываются. Кретины, мать их!
– Мы не знали.
– Что вы не знали? Что сидите здесь для того, чтобы помогать людям? Этого вы не знали? Или вы забыли, где служите?
– Извините, товарищ капитан.
– Напоминаю – вы представители органов, так ведите себя подобающим образом! Инициативу свою направляйте не сюда, – подталкиваю к ним по столу мобильный, – а на помощь людям. Ещё раз узнаю, что вы тут вершите правосудие самостоятельно, пеняйте на себя! Усекли?
– Так точно!
Разворачиваюсь и возвращаюсь к себе. Внутри клокочет злость, и первое, что мне хочется сделать, это услышать Машу. Малышка пришла сюда в поисках меня, а её вываляли в грязи.
– Алло, – отвечает почти сразу.
– Привет.
Отхожу к окну и утыкаюсь взглядом в белый снег, хлопьями осыпающий землю. Пульс все ещё тяжело стучит в венах.
– Привет, Дамир. Я тебе писала, ты, наверное, был занят.
Писала? Черт.
– Да, только появилась минута. Как ты?
– Хорошо, – в голосе Маши слышится улыбка, постепенно успокаивая шторм внутри меня, – думаю о тебе все время.
– И что же ты думаешь?
– Что хочу быстрее вечер, чтобы увидеть тебя.
Усмехаюсь.
– Скоро увидимся. Есть желание куда-то сходить?
– Нет. Никуда не хочу. Разве что заехать домой за красками, если это будет не сложно. Порисовать захотелось.
– Заедем.
– Спасибо. Ты сам как? Думаешь обо мне?
Хоть и не вижу её, а отчётливо представляю, как Маша сейчас бы мне в глаза заглядывала в ожидании ответа, а я бы ее сгреб в охапку и усадил на заваленный документами стол.
Сзади раздается хлопок дверью, заставляя меня обернуться. В кабинет с улыбкой входит Катя. Этой только не хватало.
– Я перезвоню немного позже, – обрываю звонок, чтобы избежать наплыва вопросов, но это же Катя. Она как стихийное бедствие – её невозможно избежать.
42
– С кем это ты так любезно разговаривал?
Ястребом смотря на меня, Катя садится за свой стол.
– Это не твоё дело, Катерина, – возвращаюсь на свое место.
– У тебя кто-то появился? – эта особа не умеет быть тактичной. Если ей что-то нужно, будет копать как крот. – Слухи быстро расходятся. О вчерашней барышне, поднявшей на уши весь участок, не говорит разве что ленивый.
Сжимаю челюсти. Надеюсь, ей не придет на ум камеры идти просматривать. Она Машку в два счета узнает.
– Катя, – добавляю в голос сталь, чётко очерчивая границы дозволенных тем, – это никак не касается работы, а значит, и тебя. Моя личная жизнь остаётся за стенами участка.
– Судя по-вчерашнему, не так уж и за стенами, – фыркает "Катюша". Но тут же меняет тон. – Хотя зная тебя, Дамир, долго ты на одной не зациклишься.
Поднимаю глаза, наблюдая за тем, как она, виляя задом, подходит к моему столу и кладёт на него документы. Одной рукой опирается на спинку стула позади меня, а вторую тянет к бумагам и тычет ногтем на пустую строчку. – Подпиши здесь. Нужно сдать отцу отчёты.
Глупая девочка. Никакие прелести, щедро выставленные сейчас на обозрение моих глаз, не возымеют должного эффекта, потому что, как она выразилась, я все-таки зациклился. На этот раз конкретно.
Отвожу безразличный взгляд на бумаги и, подписав их, беру в руки. Встаю, отодвигая настырную дочурку Воронина тем самым подальше.
Протягиваю документы, но, когда Катя собирается их взять, удерживаю в руке.
– Ещё раз ты придёшь на работу не в форме, Катерина, я вынесу твой стол в коридор, и работать будешь там.
Елейное выражение лица меняется на пепельно недовольное.
– Ты тоже не носишь форму.
– Мне можно. А тебе нет. Завтра чтобы была одета как подобает, а эти свои шмотки оставь для клубов и мальчиков.
Разжимаю пальцы, отдавая бумаги. Катя же, недовольно стиснув зубы, вылетает из кабинета, на этот раз забыв вильнуть хвостом.
Дура. Куда её припер Воронин? На кой черт она здесь сдалась? Хотел, чтобы меньше по клубам шлялась, так она на работе устраивает дом мод для выгула своих шлюшьих нарядов.
День пролетает в запаре. Да такой, что я едва успеваю вовремя приехать за Машей.
Она уже пританцовывая стоит около парковки и трёт ладони друг о друга. Замёрзла малышка.
Забирается в салон, но вместо уместных жалоб на холод, мгновенно тянется ко мне, чтобы обнять. Ловлю холодные губы и целую. С ходу глубоко. Потому что мне, оказывается, её адски не хватало целый день.
– Привет, – выдыхает, когда я наконец её отпускаю.
– Привет. Зачем раньше вышла? Я же сказал, что опоздаю.
– Мне хотелось под снегом постоять. Люблю зиму.
– Постояла?
– Да. А теперь грей меня.
Смеюсь, включая сильнее печку.
– Согрею, Маш. До дома доберёмся, и сразу согрею.
Она прекрасно понимает, что я сейчас далеко не о горячем чае говорю, поэтому все ещё немного смущённо кусает губу. Интересная она. Не скрывает своих эмоций, не зажата, но все ещё иногда смущается. Мне нравится.
– Оу, – вдруг удивленно произносит, приподнимая пальцами с торпеды наручники. Забыл в бардачок закинуть?
– Брось, Маша, – в них столько грязи побывало, что в ее ангельских руках эта вещь смотрится инородно. Моя послушная девочка тут же разжимает пальцы и те с глухим звоном опускаются обратно. – Ты выяснила что-то про картину?
– Да. Выкроила сегодня время и первым делом взялась за Анисова. Сделала пару манипуляций и могу с точностью в девяносто пять процентов сказать, что картина оригинальна.
– Уверена?
– Думаю, да. Такие работы проще всего проверять. А по Анисову я писала дипломную работу, поэтому знаю историю его жизни на зубок. Сложнее с работами, чьи авторы не известны.
– Именно такие тебе подсовывает Ельский? – вспоминаю ее историю о внеплановой работе.
– Да, а я делаю их как оказалось только для того, чтобы дать ему время на махинации.
В голосе Маши звучат нотки раздражения, злости и разочарования. Все и сразу.
Протягиваю руку и сплетаю наши пальцы.
– Мы все решим. Скоро перестанешь делать ненужную работу.
– Главное, чтобы работа у меня осталась, – вздыхает малышка.
– Тут не обещаю. Но ты у меня умная девочка. Уверен, что новое место не заставит себя долго ждать.
Маша устремляет в меня взгляд, полный неприкрытой нежности.
– У тебя, – произносит, будто не верит, что я сказал это.
– У меня, – подтверждаю, разорвав наши сплетенные пальцы и погладив ее подбородок.
Большой палец тянется к сладкому рту, и я решаю не отказывать себе в том, чтобы погладить ее нижнюю губу.
Жалею об этом почти сразу, потому что кровь нагревается как под воздействием огня. Маша тоже испытывает нечто подобное, так как смотря мне прямо в глаза, размыкает губы. Маленькая соблазнительница. Возбуждение мгновенно шарахает по нервным окончаниям. Склоняюсь и провожу языком по подставленным мне губам. Вкусным, мягким, манящим. Горячий тихий стон малышки шаром прокатывается по рецепторам. Маша тянется ко мне, обхватывая лацканы куртки, и подается вперед, встречая мой язык своим. В глазах темнеет. С ума сойти можно. Хоть бери и тащи ее на заднее сиденье.
Вот только множество прохожих и оживленная улица останавливают. Отрываюсь от чувственной девочки.
– Давай домой доедем сначала.
Маша прикусывает губы и с готовностью кивает.
– Только за картинами заедем?
– Обязательно. Можем сразу все перевести, если там немного.
– Все? – чистые синие глаза вспыхивают.
