Не знаю, сколько еще просидела так, прежде чем перед моим лицом появился стаканчик с кофе. Подняв голову, сталкиваюсь взглядом с тем самым бородатым мужчиной в экипировке. Правда, теперь на нем вполне обычная одежда и нет автомата в руках. И смотрит он хоть и не дружелюбно, но уже не пугает так сильно, как в первый раз.
— Никаких новостей нет, — говорю ему, забирая стаканчик.
Он присаживается рядом с таким же стаканом, как и у меня. Молчит. Не говорит ни имени, ни кто он такой. А я не знаю, уместно ли спрашивать, да и непонятно, скажет он или нет.
Буквально час назад звонила Елена. Их привезли в безопасное место, периметр охраняют множество охранников, и она вроде как не боится, но мне все равно неспокойно, не по себе.
— Вы задержали… Давида?
— Задержали.
Мне кажется, у меня все внутри разом расслабляется. Получается, это все? Можно не бояться, что сюда ворвутся люди с автоматами и начнут стрельбу, чтобы закончить начатое? Признаться, моя не на шутку разыгравшаяся фантазия представляла и не такое.
— Можете быть спокойны, Ясмин, все участники задержаны, но есть кое-что, что вы должны знать.
— И что же?
— Ваш отец…
— Только не говорите, что он тоже замешан!
Даже думать о таком не хочу. Я, конечно, знала, что он не особо меня жалует, да и от мальчиков мужского поведения, как всегда хотел, так и не дождался, но то, что сегодня творилось в доме…
— Он мертв, — сухо сообщает мужчина. — Суицид, но я думаю, что это подстроено Давидом.
— Как это… мертв?
Я действительно не понимаю. Вроде бы слышу, что мне говорят, но будто не могу соединить слова в предложения и понять смысл сказанного. Не хочу верить.
— Не уверен, что вам нужны подробности, — говорит уклончиво.
Кофе, который я держу в руке, проливается на пол, потому что меня начинает трясти.
Мы не были с отцом в близких родственных отношениях, но это не означает, что я желала его смерти.
— Давида мы допросим, рано или поздно он сознается.
— Но… подождите. Какой смысл ему убивать отца, если папа переписал все на него? Всю свою компанию. Он его преемник.
— Преемник вы, Ясмин. Ваш отец за последние несколько дней сменил завещание и вписал туда вас.
— Меня? Нет, нет, это ошибка. Отец бы ни за что…
— Компания принадлежит вам. Иначе почему, вы думаете, вы вдруг понадобились Давиду? Вы и ваши дети — прямая угроза после смерти Тимура.
— Но… зачем?
Я совершенно ничего не понимаю. Зачем отцу было переписывать на меня компанию? Он ведь не считал меня достойной, презирал за выбор неправильного мужчины.
Впрочем, вряд ли кто-то сможет теперь ответить мне на эти вопросы. Даже… перевожу взгляд на мужчину, вопросительно на него смотрю. Он так и не представился. Столько всего рассказал, сыграл важную роль в нашем спасении, но решил остаться безымянным?
— Как вас зовут?
— Рустам, — он усмехается, замечая мою реакцию. — Так уж вышло, служили вместе, потом наши пути разошлись, а относительно недавно сошлись. Цель была одна.
— И какая же?
— Багиров.
— Так вот почему Рустам сказал, что я не должна платить. Вы знали, что он нападет?
— Нет. Никто до последнего ничего не знал, иначе бы к вам он точно не дошел. Скорее всего, Багиров действовал незапланированно, сгоряча. Собрал людей и выдвинулся, едва узнал, что ваш отец передал правление не ему, а вам. Но мы предполагали такое развитие событий, поэтому Рус и был приставлен к вам.
Рус… так необычно звучит, если вспомнить габариты моего охранника, который везде был со мной.
Я хочу спросить что-то еще, но к нам впервые за долгое время выходит врач. Я отставляю стаканчик с уже остывшим кофе в сторону и поднимаюсь на ноги.
Мне кажется, все чувства атрофировались, кроме адреналина. Мне страшно, очень-очень страшно услышать, что все, что им не удалось его спасти.
— Оба пациента находятся в стабильном состоянии. К Меликову можете пройти через час, его переведут в отдельную палату, а с Варшавским придется подождать, он стабилен, но… побудет в реанимации. Сейчас он в искусственной коме.
Живой. Стабильный. Это единственное, что мне хотелось услышать.
Врач о чем-то еще говорит со вторым Рустамом, а я оседаю на то же место, где сидела все это время.
Смотрю строго перед собой. Думаю. Что бы я делала, вынеси врач другой вердикт? Как бы себя чувствовала?
Динар закрыл меня собой. Спас, возможно, от смерти. А теперь он лежит в реанимации. Стабильный, но еще ничего не понятно.
— Ясмин, вам лучше поехать домой, — настаивает второй Рустам. — Я могу отвезти.
— Не нужно.
— Уверены?
— Я буду здесь.
Всю ночь я провожу в небольшой комнатушке, куда меня пустили медсестры. Сплю плохо, но утром мне сообщают, что Динара стабилизировали, и я могу к нему зайти. Насколько я поняла, он все еще спит. И мне остается только сидеть и ждать. И я жду. Читаю ему вслух стихи, чтобы слышал мой голос и хотел проснуться. Но в себя он приходит, когда я отхожу в туалет. А когда возвращаюсь — вижу, как смотрит на меня.
Не знаю, каким чудом мне удается удержаться и не броситься к нему. Подойти спокойно, чтобы не шокировать, тихо. Врач говорил, что первое время у Динара может быть смазанное сознание и шок, но я никак не ждала услышать произнесенное охрипшим глухим голосом:
— Вы кто?
Глава 52
Динар
— Такое случается, — тихим размеренным тоном в пятый раз за последние полчаса произносит мужик, именующий себя доктором.
На нем белый халат, очки, он держит в руках плотную папку с бумажками. На меня смотрит, только когда я задаю вопросы. В остальное время в эту самую папку и еще немного на женщину. Ту, которая сказала, что она моя бывшая жена. Она стоит поодаль, тщетно пытаясь скрыть шок, который испытала, когда я очнулся.
— Мы будем наблюдать, но я более чем уверен, что скоро вы все вспомните.
Это он тоже говорит уже не в первый раз, но это “скоро”… Царапает что-то внутри. “Скоро” — это когда? Сегодня вечером? Завтра? После сна? Через месяц или… год?
— У вас остались какие-то вопросы?
— Да. Что со мной произошло?
Доктор смотрит на женщину. Называть ее женой пока что мысленно не могу. Кажется, что мы чужие. Хотя оно, наверное, так и есть, раз мы развелись.
Впрочем, о чем это я? Сейчас я сам себе чужой. Не знаю ни имени, ни возраста, ни чем занимался раньше. И как я тут оказался? Авария? Суицид? Судя по внешности женщины, мы вполне благополучной семьей были, так что вряд ли. Или же… я пытался покончить с собой, потому что она ушла к другому?
— Я думаю, Ясмин Тимуровна вам расскажет.
Ясмин. Красивое имя, как и она вся. Глаз оторвать невозможно, хочется наблюдать за тем, как двигается, как говорит. Неудивительно, что я на ней женился. С первого взгляда она мне понравилась, как я только очнулся.
— Я… пойду, — доктор откланивается.
Градус неловкости с момента, как ему было сообщено, что я ничего не помню, резко возрос. Не то чтобы он запаниковал, но удивился. Почему?
Женщина…
Черт…
Ясмин подходит ближе, садится на соседнюю кровать. Какое-то время молча меня изучает, будто пытается понять, вру я или нет. А затем признается разбитым и растерянным голосом:
— Я не знаю, с чего начать.
— Как я здесь оказался?
— На нас напали. Ты… закрыл меня собой.
Удивленно приподнимаю брови. Я — герой?
— Ты сказала, мы разведены.
— Да, — кивает. — Это сложно объяснить.
— Почему мы развелись?
Она поджимает губы.
— Ты мне изменил.
Ладно, орден героя отменяется. Мудак. Даже несмотря на то, что закрыл ее от пули и чуть не сдох. Интересно, если бы все же умер, как бы она отнеслась? Запомнила бы меня героем, спасшим ей жизнь, или все-таки мудаком, который изменил? Странные мысли для человека, который потерял всю свою память.
— Мы поэтому развелись?
Она вскидывает голову, смотрит на меня так, будто собирается сказать что-то, но в итоге отвечает лишь сухое:
