— Тут дышать нечем, — произносит он виновато и останавливается в шаге от меня, но опять-таки в черном островке. — Я, наверное, весь пропах.
Он усмехается, но мне по-прежнему не нравится его голос. Выхолощенный, чужой…
— Ты как будто прячешься от меня, — говорю прямо и делаю шаг в сторону.
Пытаюсь найти линию света, а потом протягиваю ладонь и обхватываю локоть мужчины. Тяну его к себе, чтобы он показался мне.
— Что за глупости, — произносит с легкой издевкой, а сам подается лишь на пару сантиметров.
Недостаточно.
— Ты не пьян, я слышу по голосу. Но что-то происходит… Что случилось?
Взгляд сам уплывает ниже, сканируя его темный пиджак и белую рубашку.
— Я не ранен, — тут же отзывается Костя. — Ни одной новой царапины.
— Хорошо, — слышу, что он говорит правду, и немного выдыхаю. — Ни одной новой царапины. На теле. А глубже?
— Лис, тебе нужно поспать…
— Мне нужно, чтобы ты сделал этот чертов шаг.
Тычу подбородком вниз, отмечая проклятую дистанцию, которая остается между нами. С новой силой стягиваю его локоть и подсказываю очевидное движение. Мужчина все-таки уступает мне и встает под рассеянный луч фиолетовой подсветки.
— Так?
Он пытается криво улыбнуться, но меня обжигает смертельно уставший взгляд его темных глаз. В них едва можно заподозрить жизнь, даже вечные искорки потухли… Он обезображен… Меня прорезает болезненная волна, столь сильная и пронзительная, словно я увидела кровоточащую рану на его теле.
— Костя, — на рефлексах тянусь к нему и обнимаю за плечи. — Господи, милый.
Он хмурится. И не понимает моего поведения. По его мнению, если пуля прошла мимо, то я должна быть счастлива. Но я же вижу, что ни черта не прошла она мимо.
— Лис, я не ранен, — он нажимает уверенным голосом.
Обхватывает мои ладони и переносит на свою каменную грудь, после спускает ниже, к животу, давая мне убедиться, что на нем нет повязок и бинтов.
— Ранен, — упрямо твержу свое и забираю ладони из его длинных пальцев, чтобы дотронуться до его лица и согреть своим теплом. — Ты убил его? Своими руками?
Костя прикрывает глаза, замирая на грани комы. Опускает лицо и утыкается подбородком в свою грудь, а на его жесткие губы наползает плохая улыбка.
— Пристрелил как собаку, — выдыхает он толчком и просыпается.
Я смотрю ему в глаза и чувствую давящее прикосновение. Костя обхватывает мои запястья и уводит руки вниз, отрывая от своего лица прочь.
— Противно? — спрашивает он без подоплеки, уверенный, что мне должно быть противно, ведь я просила его поступить иначе. — Выглядело это скверно…
— И бессмысленно. Тебе не стало легче.
Я “дособираю” пазл его судьбы и понимаю, что угадала слишком многое. Я была права, когда пыталась понять мотивы его мести и первобытные методы. Он спустя много лет узнал, что виноват в смерти родного брата и что отдал приказ на его устранение по чужой указке. Наверное, это слишком сильный удар… И он не придумал лучше способа справиться, как найти истинного виновного и спросить с него самолично.
Кровь за кровь. Насилие на насилие.
У него была цель, пока он искал противника. Была реальная опасность и гонка, которая не давала оглядеться по сторонам и разобраться в себе. Заводное колесо, которое он люто закрутил сам, чтобы не думать о том, что убил своего брата просто так. Ни за что.
А теперь всё стихло. Финал… кровь пролита, а месть исполнена. И тишина вокруг, в которой слышно каждый противный звук из прошлого.
— Иди ко мне, — зажимаю ворот его рубашки между пальцами до скрипа и притягиваю к себе. — Ты отомстил ему, больше ты ничего не можешь. Уже не вернуть, не переписать прошлое…
Касаюсь его сомкнутых губ и не чувствую горячего отклика, к которому успела привыкнуть. Он не отпускает себя и легонько кривится, пытаясь сдержаться и не послать всё к черту, накинувшись на меня и забывшись самым простым способом.
— Костя…
— Я помню, как ты сказала, что я забрал его жизнь. И его жену.
— Я давно ничья жена.
Отрываюсь от него и заглядываю в лицо, понимая, что на поцелуй он не ответит.
— Чувство вины догнало? По всем пунктам сразу, да?
Я незаметно для себя начинаю злиться. Не могу пробиться к нему, ощущаю собственную беспомощность, а от этого я всегда завожусь.
— И плевать, что чувствую я! — повышаю голос и плашмя ударяю его по груди. — Да очнись ты! Я не могу видеть тебя таким…
— Я принесу воды.
— Не нужна мне вода! Зачем ты вспомнил, что я была его женой? Это разве важно?! Сейчас важно?!
Он молчит, а меня уже трясет. Потому что за его молчанием я слышу чертово “да”. Да! Ему херово от моих слов, по лицу бежит грозовой фронт из черных эмоций, но он сжимает кулаки и продолжает выслушивать мою истерику. Словно задался целью перетерпеть всё, а заодно опротиветь мне.
— Или это тоже месть? И кому, черт возьми?! Себя наказываешь? И топчешься на мне?! — я бью его по лицу и не могу остановиться и хлестаю следом по второй щеке, царапая кожу ногтями. — Еще отвези меня Леше! Давай, скажешь ему, что наигрался и вообще видел игрушки получше, поновее…
Констант резко вскидывает руку и зажимает мне рот широкой ладонью. Грубо, с полыхнувшей ярой силой. Он приходит в себя через мгновение и сам с трудом верит, что позволил себе жест на грани. Из мужских пальцев уходит давление и я с легкостью отстраняюсь. Теряю нить разговора и всего происходящего вокруг, и просто-напросто отшатываюсь от него.
Я устала от его молчания. От его ледяной стены. И от шестеренок в его голове, которые неожиданно закрутились в противоположном направлении.
— Черт! Нет! Нет!
Во мне вдруг полыхает пожар и я обрушиваюсь на ближайший столик. Яростным рывком сгребаю с него всё без разбора и тоже падаю на пол, потеряв равновесие. Тут же рвусь наверх, чтобы не ползать как умалишенная у него на глазах, но ладонь прорезает острая боль. Я вскрикиваю и запоздало понимаю, что оттолкнуться от пола была не лучшая идея. Осколки же повсюду.
— Лис.
Он за секунду оказывается рядом, падает вниз и ловко окружает меня со всех сторон. Я не успеваю сделать новый глоток воздуха, как чувствую крепкое тугое тело и родной сумасшедший запах. Костя обнимает меня, вбивая в свою грудную клетку, и заглядывает через мою голову. Он осторожно берет мои руки и вытягивает на свет, чтобы посмотреть, что там.
А там струйки крови.
— Отпусти меня, нет, нет, — бьюсь корпусом, но это все равно, что пытаться разрушить бетонную стенку плечом. — Хватит! Я больше не хочу, мне не больно, я в порядке…
Злая решимость ведет меня дальше и я сжимаю ладонь у него на глазах, загоняя осколки глубже под кожу. Я в порядке, да… В том же самом порядке, в каком он.
— Лис, милая, — по его голосу проходит судорога, словно это ему сейчас пронзительно больно.
А мне больно! Я погорячилась и всхлипываю. Обмякаю в его руках.
— Ради всего святого, — он разжимает мои пальцы и не отпускает, страхуя от новой глупости. — Не надо, малышка.
— Мне нужно встать, — напоминаю самой себе, понимая, как опасно задерживаться в его сильных руках, а мне не нужны его подачки, его ласковые объятия до следующего момента, когда он вспомнит, что я чужая жена. — Мне нужно встать…
Костя наклоняется и находит лазейку сбоку. Я слишком устала, чтобы успевать за ним, и пропускаю прикосновение его губ. Он целует меня в висок, а потом в щеку, прижимаясь теснее. И я угадываю его слезы… Скупые, мужские, но моя больная выходка сорвала их.
— Я идиот, прости меня, прости, — он шепчет и целует, и путается в двух желаниях, объясниться и заласкать меня. — Забудь, что я говорил.
— Что любишь?
Он выдыхает со счастливой оттяжкой, улавливая мою шпильку.
— Ты моя. Противоположное я могу говорить только в помутнении.
Костя накрывает требовательными губами мои губы и обжигает голодным желанием, которое говорит за него. Он как будто приходит в себя после ужасного безумного дня и начинает вновь напоминать того уверенного пылкого мужчину, которого я полюбила.
