— Из гроба практически вылез! — вдруг произносит Мотя. — Не то, что эти… нытики с коленкой разбитой.
Смотрю ему вслед и хмыкаю.
Как он еще держится в медицине с такими-то взглядами?
Я с двумя костылями. Еле двигаюсь. Сжимаю челюсти так, что зубы практически скрипят.
И понимаю, что наш уговор с Муратом затянулся дольше должного.
Я должен был сказать и Владу и Эльвире, всем, что лечу в Гераманию через три дня.
Прямо накануне родов.
Я похудел. Осунулся. И все, чего я больше всего боюсь, что не узнают.
Вдруг она не узнает меня?
***
Эльвира
Беременность стала для меня неожиданностью. Точнее, я долго не замечала ничего.
Мы прилетели в Германию и сразу же начались проблемы с сыном.
Ему после перелета все время было плохо. Я требовала отчетов от врачей, хоть и не очень хорошо понимала немецкий. В конце концов они донесли, что шансов на восстановление практически нет.
Я спорила. Даже кричала. Разве что не дралась. Пока они не собрали несколько консилиумов и не донесли до меня вот это: время упущено, а, может, времени и вообще не было.
Я бы наверное заперлась дома и вообще больше никогда не пускала бы к себе никого. Но у меня был Влад. Мы бродили по незнакомому городу. Я кормила мальчика мороженым, покупала разные безделушки.
Хотела сделать вид, что все еще в чем-то хорошо.
А он пытался порадовать меня.
И я поняла, что очень этому мальчику нужна.
Я впадала в ступор вечерами. Мне казалось еще чуть-чуть и я просто потону в своем горе, из которого нет выхода.
Я звонила Мурату и болтала.
А потом стала требовать чтобы он давал мне поговорить с Сафоновым. Странно и дико, да.
Но это стало своеобразным ритуалом. Врачи сказали, что Валерий имеет шансы очнуться. Я уже не верила русским врачам. Но почему-то все звонила и звонила.
Рассказывала как у нас погода с утра, как прошел день, что еще сделал Влад. Даже немного про то как мой Руслан. Какие новые способы лечения пробуют.
Как будто только ему могла доверить такое. Рядом со мной не было человека, который все это бы выдержал. Только этот. Несгибаемый и… спящий.
Его врачи стали твердить, что состояние стабилизировалось, он так и останется в коме, но я не хотела верить. Я помнила как Валерий сжимал мою руку. Я собиралась отдать ему столько же, сколько он подарил лично мне.
Свободу.
Зима уже в самой середине, когда я замечаю странное: первое шевеление в животе. Я целый день об этом думаю, пока оно не повторяется снова.
И только к утру соображаю как давно у меня не было месячных.
С этого момента начинается канитель: все нужно проверить. Когда выясняется, что я беременна, я чувствую, что рада.
Вот она, та самая новая жизнь, которую я кажется задолжала Сафонову.
Значит, он должен проснуться. Должен с кушетки встать!
Солнце светит ярко и даже кажется припекает, когда я иду из больницы.
Да, глупо, да, странно, но мне кажется, что душа Руслана, потеряв тело, снова вернулась ко мне.
Потом встряхиваю головой.
Бред!
Беременность протекает не безоблачно. Мешают те спайки, которые остались в брюшной полости после нашей с Эдуардом ссоры и его нападения на меня.
Состояние Руслана ухудшается и я ужасно нервничаю, поэтому, должно быть, начинаю отекать уже на двадцатой неделе.
Мурат видит все это по видео-связи и просит меня как можно больше заботиться о себе.
И доктора начинают строить не самые радужные прогнозы.
Но мы боремся и я настаиваю на звонках.
Говорю, что не буду опять изливать душу часами. Я просто пою. Мне это нравится. Это колыбельные для малыша.
Мне кажется они радуют и его отца. Иногда я вижу как меняется выражение на его лице. Он словно видит сны о том, что я ему рассказываю.
А потом сведения от сына вдруг перестают приходить. Я сгораю от беспокойства. Дергаю всех, раз за разом звоню в клинику, и наконец равнодушный голос отвечает, что Руслан в реанимации.
И я не помню, что было дальше.
Просыпаюсь в машине скорой помощи и понимаю, что врачи спасают мою беременность. Только тридцатая неделя. Если малыш появится недоношенным, с тем весом, который он набрал, ему придется тяжело.
Держусь из последних сил и кляну себя за то, что так волновалась. Ведь могу потерять второго ребенка. Того, который стал моей надеждой.
И выкарабкаться нам удается.
Но я должна остаться под наблюдением.
В палату приходят Мурат и Владик. Мне на мгновение становится чуть менее больно. Я ведь уйти хотела. Но их всех я точно не могу бросить.
С исчезновением сына как будто исчез кусочек моей души.
Но теперь-то я точно знаю. У меня есть семья. То, что у меня осталось больше, чем то, чего уже нет. И я должна жить ради этого.
Я обещаю Владику, что обязательно вернусь к нему с братом на руках, когда глажу мальчика по светлой головке.
Я действительно очень хочу стать и ему мамой.
Мурат задерживается в моей палате дольше всех.
Садится напротив моей кушетки и смотрит с небольшим прищуром. Чуть хитро и при этом тепло.
— Что если вернется и отец?
— Какой? — говорю, не понимая о чем он.
Мой папа мертв.
Тогда Мурат достает телефон из кармана и показывает экран сотового мне. Но вначале почему-то прикрывает его ладонью.
— Только это большой секрет, — вдруг смотрит мне в глаза. — Сафонов убьет меня, если узнает.
— Узнает что?
Мурат улыбается одними глазами, запуская касанием запись. На ней Сафонов пытается встать и идти, опираясь на костыли.
— Я гребаная старая развалина! — кричит он снимающему.
Мой собеседник уменьшает звук до полного нуля и усмехается.
— Дальше матерно, — потом вскидывает голову. — Разбудила его, пташка.
Я выдыхаю.
— Почему он не сказал сам?!
Мурат ловит мою руку.
— Стесняется.
— Он…
Мурат отводит глаза.
— Знает о ребенке, но прилетит только тогда, когда встанет на ноги. Ты плохо знаешь этого упрямца. Ударить в грязь лицом при женщине в которую он влюбился — худший его кошмар.
Я почему-то не сомневалась.
Мурат рывком встает.
— Хорошо вот что. Он очень-очень постарается приехать к родам. Поверь, Сафонову нет равных если он что-то там задумал. Надо будет — горы свернет.
Я чувствую, что улыбаюсь.
— По этой же причине, прошу тебя, удивись, когда он появится, — подмигивает. — Сыграешь удивление?
Выдыхаю.
— Может быть.
Мурат еще раз внимательно смотрит на меня.
— Ты точно решила быть его женой?
Киваю, поглаживая живот. В этом уже не сомневаюсь.
— Так вот. Он приказал не ставить в известность тебя о том, что проснулся. Из лучших побуждений, Эльвира, боится за ребенка и за тебя. А еще больше за то, чтобы не выглядеть инвалидом. Непросто тебе с ним будет. Но…
Мурат улыбается.
— Давно пора ему угомониться. А ты, похоже, взяла его за рога. У меня к тебе одно пожелание: ты не волнуйся только и доноси ребенка.
Мурат шлет мне фотографии Валерия, которые снимает изподтишка, но мне не хватает наших с Сафоновым странных разговоров. Хочу на самом деле с ним встретиться. Сесть напротив и разговаривать до самой ночи.
Хочу чтобы мы вместе сходили к моему старшему сыну.
Мурат решил все вопросы без меня, потому что я была в клинике. Состояние стабилизировалось. Пару раз мне показывали Руслана по видео-связи. Но не позволили рассматривать его долго.
Остаток беременности протекает чуть лучше, чем ее середина. Малыш набрал хороший вес и готов появиться на свет. Подходят сроки, но от Валерия, к сожалению, новостей нет.
Странное дело, я жду его даже когда начинаются схватки. Смотрю в окно моей палаты до последнего.
Все так же никого.
Поэтому приходится слушаться доктора, зовущего меня родзал.
Рожать во второй раз почти не так страшно, как в первый. Но от этого не менее больно.
