В какой-то миг я чувствую как мою руку сжимают по-настоящему сильные пальцы.
— Я рядом, — знакомая речь звучит так приятно посреди немецких слов, которые я уже научилась понимать.
Но еще приятней слышать его голос.
Я поднимаю голову и с трудом различаю человека, сжимающего мою руку. Лицо скрыто под маской, на голове медицинская шапочка. Все, что я вижу это глаза.
Но тут сомневаться не приходится.
Его глаза.
Размах плечей все тот же. Руки такие же сильные.
Сжимаю его пальцы и понимаю, что обещала Мурату не выдавать тайну, но не могу молчать:
— И чего ты боялся?
Глава 15
Сафонов Валерий
Я добираюсь до больницы тяжело и по большей части чертыхаясь. Ноги все еще заплетаются буквально. Но подгоняет сообщение, которое я получил от Мурата. Она рожает.
Черт, я так готовился к этой дате и чуть не опоздал!
В больнице как назло начинаются накладки.
Меня спрашивают, кто я такой.
— Муж! — озвучиваю неожиданно для себя.
Впервые назвал себя ее мужем.
В растерянности смотрю на администратора. Молодая немка отвечает мне таким же точно взглядом, разве только приподнимает бровь.
— Будьте добры документы, господин Айдаров.
Я тем временем смотрю на часы.
Блин, добирался от аэропорта целую вечность, кажется. И тут до меня доходит смысл ее вопроса.
— Да я тут пребывание ей оплатил!
Меня бесят все эти нестыковки. Но по удивленным взглядам посетителей клиники и моей охраны вдруг понимаю, что здесь не Краснодарский край. Никто не знает меня.
Да и на родине быть может тоже подзабыли.
К тому же у меня даже на пальце нет кольца.
А российский паспорт, в котором стоит штамп хрен знает где вообще сейчас.
— Сафонов, — бросаю администратору.
— Да?
— Господин Сафонов. Вот так.
Приходится отойти в сторону и набрать Мурату.
Через двадцать минут все недоразумения решены и ко мне выходит чуть ли не хозяин этой клиники под ручку с лечащим врачом Эльвиры.
Но я уже порядком зол. Однако отыгрываться на них нет ни времени, ни желания.
— Мы о вас просто не слышали…
Прерываю его жестом, с трудом поднимаясь из кресла.
— Я отец!
Доктора смотрят на меня как на удивительное явление, хотя и, надо отдать им должное, пытаются это скрыть. Я для них вроде как арабский шейх, привезший рожать сюда свою третью жену. Дикарь, словом, или еще что.
Мудаки.
— И я опаздываю на роды! — с трудом поднимаясь из кресла хватаю трость с тяжелым набалдашником.
Они мгновенно понимают невысказанную угрозу.
— Пройдемте, — говорит хозяин клиники.
А дальше я погружаюсь в водоворот событий, к которым вроде бы готовился и оказался совершенно не готов.
Свет ламп в комнате, похожей на операционную, слепит поначалу и дезориентирует. Но потом я вижу ее тонкую руку с длинными хрупкими и нежными пальцами и забываю обо всем.
Я приближаюсь и сжимаю ладошку Эльвиры в своей руке.
— Я рядом.
Я наконец нашел свой дом и смысл, который полностью оправдывает мое право ходить по земле. Я не жалею о том, что вернулся.
Эльвира откидывает голову назад. Я замечаю, что лоб у нее в испарине. Хочется утереть, но я впервые не решаюсь поступить так как хочу. Вдруг я сделаю ей хуже?
— И чего ты боялся? — неожиданно говорит она.
Я ничего не боюсь. Сжимаю крепче ее руку, не сразу понимая, о чем она.
Эльвира зажмуривает глаза, пережидая очередную схватку.
Я понимаю это по тому, что говорят доктора. Я не очень хорош в немецком, но сейчас играют только только интонации. Тут и переводчик не нужен был бы я и так понимаю слова: “Сильнее. Тужься”.
И чувствую, что мое сердце прибавило темп.
Мне кажется, я смирился с мыслью о том, что у меня будет новый ребенок. И нет, вот сейчас я волнуюсь так и так боюсь, как будто это в первый раз.
Она снова смотрит на меня.
— Почему не приезжал?
— А ты ждала?
Не знаю, зачем мы об этом сейчас.
Она снова зажмуриваться и кричит.
А потом все затихает.
Я перевожу взгляд на медперсонал. Несколько человек в медицинской одежде сгрудились вокруг маленького синего комочка.
Я замираю. Я ведь так и не увидел того, как родился мой первый сын. А эта сцена меня завораживает, покоряет.
Слышу крик и только тогда понимаю, что так и должно быть, это нормально.
Ребенка уносит какая-то подошедшая женщина и я бросаюсь к ней.
— С ним все нормально? — спрашиваю по-русски.
Та высоко поднимает брови и вопросительно смотрит на меня.
— Нормально? — повторяю по-английски.
— Да, — раздраженно говорит та. — Позвольте осмотреть.
Нависаю над маленьким детским тельцем, чувствуя, что жутко раздражаю эту медсестру или врачиху — на ее должность мне честно говоря плевать.
Мурат обещал мне лучший медперсонал и только поэтому я не мешаю. Но попробовал бы мне кто-то помешать.
Я думаю они это сейчас по выражению лица моего читают, хотя половина его и скрыта под маской.
Ребенка взвешивают, измеряют и делают еще какие-то манипуляции. А я смотрю. Если кто-то попробует причинить ему вред — врежу и мне все равно, что доктора.
Он такой беззащитный, такой маленький.
Женщина кутает моего сына в пеленку и вдруг кладет мне на руки.
И я чувствую себя так как будто сердце на время перестало биться. Я просто боюсь дышать.
Смотрю этой докторше в глаза: ты ведь не знаешь, что я только из больницы сам. У меня руки дрожат. Она поддерживает меня, должно быть, списывая дрожание на стресс или неуверенность. Помогает получше перехватить маленький сопящий сверток.
Гляжу на то как сын закрывает глазки и боюсь сделать так, чтобы ему было неудобно.
Люблю его уже. Хотя знаю всего ничего. Пару минут только разве.
Я не жалею, что я сейчас здесь, что я успел. В это мгновение меня накрывает чувство, что я все наконец сделал правильно.
— Его зовут Богдан, — я поднимаю голову, когда слышу голос Эльвиры.
На лбу у нее все еще испарина, губы сухие, искусанные.
— Я решила дать ему русское имя…
Подхожу и целую ее в лоб, предварительно покрепче перехватив пацана.
Ты подарила мне самое большое на свете счастье.
Она улыбается краешками губ — безмятежно и устало.
Странно. Моя жена, которую я назвал таковой, потому что думал, что не выживу. Мне нужна была опекунша, которой бы я доверял. И все-таки сейчас она мне кажется единственно правильной женщиной.
Моей судьбой и я впервые полностью уверен в том, что нигде не ошибся.
Нас вскоре переводят в палату и когда мы оказываемся там я действительно чувствую, что обрел свой дом.
Богдан посапывает в маленькой кроватке. Эльвира отсыпается. А я сижу у двери и сторожу, чувствуя себя так, что теперь никогда их не покину.
Они мои. Мое… все.
Дверь в комнату вдруг отворяется и я вскидываю голову — с тех пор как узнал, что Эльвира рожает полночи не спал, потом этот перелет…
На пороге стоит Владик. Его сопровождает человек из охраны.
— Пап… — произносит он и запинается.
Тогда я поднимаюсь.
Понимаю, что выгляжу грозно. Фигура у меня громадная, широкий размах плеч. Но мне становится теплее от того, что он произнес это слово, папа.
Немного медлю — жест конечно непривычный — а потом раскрываю объятия.
— Я наконец-то приехал.
Сын осторожно приближается ко мне.
— Можно посмотреть… на брата?
Киваю и подвожу его к кроватке сам.
И когда Влад осторожно берется за борта, касаюсь его светленькой макушки.
— Теперь никогда вас не оставлю.
Мне нравится то, что он не высвобождается, просто смотрит на маленький, запеленутый комочек как загипнотизированный.
— А почему он спит?
Я усмехаюсь.
— Устал. И мама очень… устала.
Влад засыпает в кресле, сидя у меня на коленях и, черт побери, я никогда не мог подумать, не смел даже предсказать что для того чтобы забыть о том, что у меня что-то где-то болит, чтобы почувствовать, что у меня есть смысл жизни понадобится всего-то вот это: два сына и женщина, которая стала их матерью.
