Она хотела дать ему пространство и вытащить из волос осколки стекла, так что он провел ее в ванную. В душе она не торопилась, позволяя горячей воде проникнуть в ее напряженные мышцы. Когда пришло время выходить, она смогла вымыть голову только шампунем, потому что у глупого мужчины был только он. О миссис Канаан беспокоиться точно не стоило — женщине не обойтись без кондиционера. Она обернула большое, грубое на ощупь полотенце вокруг тела и вышла в гостиную.
— Где ты? — крикнула она, вытирая волосы полотенцем поменьше.
— Здесь!
Миша направилась в спальню. Она была маленькой, скорее, большой уголок, чем комната, большую часть которого занимала кровать. Вдоль обеих стен тянулись маленькие книжные полки, перед одной из которых стоял Таль, держа в руках большой альбом.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Просматриваю старые фотографии.
Она встала рядом с ним и заглянула в альбом. Затем рассмеялась. На открытой странице была куча фотографий времен его армейской службы.
— Тыочаровательный!— проворковала она.
Он хмыкнул.
— Замолчи.
— «Очаровательный», наверное, — неподходящее слово, но «чертовски сексуальный» — самое то.
На фотографии Таль был молод, лет восемнадцати или девятнадцати. Такой же загорелый, даже с той же темной щетиной. Вокруг лба повязана бандана, или флаг, или что-то еще, волосы откинуты назад, а из уголка губ свисала сигарета, и он дерзко и лукаво ухмылялся в камеру.
Однако когда Миша опустила взгляд ниже, фотография несколько потеряла свою очаровательность. Таль был одет в полную военную экипировку: камуфляжные штаны, такая же куртка, поверх нее — бронежилет. В руках он держал устрашающего вида винтовку, — М16 или как там ее называли, — а другое оружие было пристегнуто к его поясу.
— Где это было снято? — спросила Миша, проводя пальцами по фото.
— На военной базе.Биранит, неподалеку отГалилеи,— сказал он с сильным акцентом, чего она никогда раньше от него не слышала. Он говорил по-итальянски с таким явным американским акцентом, что даже она могла его распознать, а она даже не говорила по-итальянски.
— Ты умеешь говорить… — она попыталась вспомнить, какой язык в Израиле, — ...на иврите?
— Да, разговаривал на нем чуть ли не с самых пеленок, и на арабском, и на английском. Выучил итальянский, когда мы переехали в Америку.
— Ты не говоришь по-турецки?
— Очень бегло.
Миша снова посмотрела на фотографию. Сосредоточилась на винтовке. Такая маленькая часть фотографии, но такая значимая. Она попыталась представить Таля, стреляющего из оружия, с его непринужденностью и широкой улыбкой. Но опять же, он выглядел довольно устрашающе, когда столкнулся с Руизом в Риме. Вероятно, он тоже выглядел бы довольно устрашающе с оружием в руках. Жаль, что у него не было такой винтовки, когда в них стреляли, но потом эта мысль заставила ее осознать кое-что еще.
— Боже, а что, если бы тебя сегодня подстрелили!? — воскликнула она, впервые подумав об этом.
Таль закатил глаза и отложил альбом.
— Меня сегодня не подстрелили, — заверил он ее.
— Но могли бы, — заметила она, вспомнив, как он носился вокруг машины, чтобы забрать ее.
— Да, но я в порядке. У меня больше шансов получить пулю, пока я жду поезд на станции метро в Нью-Йорке, — отметил он.
Она схватила его за руку и прижала к своей груди.
— Я бы умерла, если бы с тобой что-нибудь случилось, — прошептала она. Он усмехнулся.
— Поверь мне, я прошел через гораздо худшее. Чтобы избавиться от меня, потребуется гораздо больше, — поддразнил он, повернувшись так, что она прижалась к его груди.
Кто этот мужчина?
Миша опустила руки к его талии, затем сунула их ему под футболку. Толкала и тянула, пока не вынудила его снять ее. Она провела пальцами по его груди, скользя глазам по коже. Коже, которую она знала всего месяц, но ей казалось, что она уже принадлежит ей. Имущество, которое она никогда не хотела потерять, никогда не хотела, чтобы кто-то его повредил.
Она встала на цыпочки и прижалась губами к его губам. Даже она удивилась свирепости своего поцелуя, но ничего не могла с собой поделать. Она не могла терять с ним ни секунды. Что, если завтра он выйдет за дверь и не вернется!?
Миша расстегнула его штаны, а он сдернул с нее полотенце. Бушевавший в ней адреналин, должно быть, передался и ему, потому что руки Таля начали двигаться так же быстро, как и ее. Он грубо толкнул Мишу на кровать, затем спустил штаны и последовал за ней, улегшись на нее сверху.
— Не верится, что побывала в перестрелке, а моя первая реакция — заняться сексом, — выдохнула она, когда его язык уделял ее груди пристальное внимание.
— Не в перестрелке. Чтобы это была перестрелка, нам надо было открыть ответный огонь, — поправил он. — И чрезвычайные ситуации иногда могут вызвать подавляющую эмоциональную реакцию.
Миша толкнула его в плечо, заставляя перевернуться на спину, и оседлала его талию.
— Ну, сейчас я чувствую себя чертовски подавленной, — заверила она его, проводя языком по его груди.
Она была так расстроена, так напугана, а он оставался таким спокойным. Защитил ее. Мгновенно отреагировал. Она хотела выказать ему свою признательность, поэтому ее язык продолжил спускаться ниже. Еще ниже. Достаточно, чтобы облизать вокруг основания члена, твердого как скала и устремленного вверх.
—Бл*ть,— прошипел он, когда Миша обхватила губами головку.
Минет никогда не был для Миши ее «фишкой», скорее обязанностью. Она уделяла ему минимум времени. Но не с Талем. Ей всегда хотелось возбудить его так, как это делал он с ней, поэтому выложилась на полную катушку. Прижавшись языком к чувствительной нижней части головки, провела им по всей длине и обратно до самого верха.
Он был слишком большим для нее, чтобы сходить с ума, и она не была королевой глубокой глотки, но выкладывалась по полной. Зажав его между губами, она двигалась вверх и вниз, насколько было возможно. Помогала себе рукой, пока языком уделяла внимание его мошонке. Затем вернулась к головке. Обхватив ее губами, а руками член, она двигала ими в унисон, как одно целое, ее рука компенсировала то, чего не мог достичь ее рот.
Таль снова выругался, и его рука погрузилась в ее волосы. Его пальцы накручивали мокрые локоны, щипали и тянули, но он не отстранил ее. Умолял продолжать. Умолял никогда не останавливаться.
Миша хотела заставить его кончить, ей нравилось, когда удавалось сделать это своим ртом, но потом он изменил свое решение и осторожно отстранил ее за волосы. Она начала было спрашивать, в чем дело, но Таль быстро наклонился и поцеловал ее. Обжигающим и лишающим дыхания поцелуем, где доминировал язык. Затем он перекатил их, чтобы Миша оказалась под ним.
— Боже, да, пожалуйста, вот так, — умоляла она, когда два его пальца проникли внутрь нее.
Со времен Позитано секс был нежным, сладким и ванильным.Красивым. Что-то иное казалось ей…низкимпосле всего, что произошло. У нее разбито сердце, она не должна заниматься многократным безумным животным сексом. Конечно, это не имело смысла, но так работал ее мозг.
Но теперь она чувствовала чертовски первобытное желание. Его пальцы едва успели скользнуть внутрь нее, как тут же исчезли, и куда более крупный объект потребовал входа. Она подняла колени выше, и Таль схватился за одно, подтянув ее ногу так, что икра уперлась ему в плечо.
— Бл*ть, ты насквозь промокла. Нам следует почаще сталкиваться с «чрезвычайными ситуациями», — прорычал он, приближаясь к ней бедрами.
— Не смешно, — огрызнулась она. За этим последовал крик, когда он вонзился в нее членом.
— Как приятно. С тобой всегда так приятно, Миша, — простонал он, сильно и быстро вколачиваясь в нее.
Ответить она не могла. Лишь накрыла ладонями груди и сжала. Он выбивал из нее кислород.Ей это нравилось. Ей этого не хватало.
Как только она почувствовала приближение чудовищного оргазма, Таль вышел из нее. Она захныкала и тут же потянулась между ними, пытаясь найти часть тела, которая должна ее трахать до перехода в другое эмоциональное состояние. Но Таль попятился от нее, затем грубо схватил за ноги и перевернул на живот. Она низко застонала, почти замурлыкала, и ее даже не нужно было просить — она сама задрала попку в воздух.
