Многие студенты местных университетов стекаются сюда во время каникул, проводя день на склонах, затем устраивая вечеринки в центре между холмами, а вечером продолжая в пабах. Я знаю это только благодаря моему коллеге Крейгу, заядлому сноубордисту. Я же всегда предпочитала тюбинг, не желая рисковать сломать ногу и разрушить свою карьеру волейболистки.
Кэмерон ставит машину на стоянку, и я протягиваю руку, хватая его за предплечье, чтобы остановить, прежде чем он выйдет.
Его брови слегка хмурятся, на лице появляется намек на беспокойство.
— Что случилось? Разве это неподходящее место для свидания?
Мой милый малыш, ты всегда так заботишься о чувствах других.
— Это идеальное место. Я действительно взволнована. Я просто хотела подарить тебе кое-что, прежде чем мы уйдем.
Его бровь приподнимается, а выражение лица сменяется замешательством.
— Ты не должна была мне ничего дарить.
Я игриво закатываю на него глаза и лезу в свою сумку за печеньем «Орео», которое припрятала перед нашим отъездом.
— Раз уж ты так и не получил свое «Орео», — поддразниваю я, кладя упаковку печенья ему на колени.
Его губы тянутся вправо, пытаясь сдержать улыбку, но безуспешно.
— Не знаю, должен ли я быть раздражен тем, что ты вспомнила эту неловкую историю, или наоборот радоваться. Это идеально, спасибо, — он наклоняется над консолью, целует меня, но отстраняется, прежде чем мы увлечемся.
Мы идем рука об руку к деревне, когда я спрашиваю:
— Какой у нас план? — я немного нервничаю, потому что не хочу заниматься какими-либо видами активностей, которые могут подвергнуть меня риску получения травмы.
Кэмерон сжимает мою руку в своей, подтверждая, что он понял меня, без лишних слов.
— Я подумал, что мы могли бы покататься на тюбинге, перекусить и, возможно, прогуляться под вечерними огнями. Я бы не стал подвергать тебя риску получения травмы, любимая.
Знаю. В самой глубине души я знаю, что Кэмерон никогда не причинит мне вреда, по крайней мере, физически. Я широко улыбаюсь, на моих щеках появляется румянец, и мы подходим к продавцу билетов на тюбинг. Довольно скоро мы направляемся к склонам.
Я раньше занималась скалолазанием и скажу, что эти склоны самые лучшие. У них есть как простые, красивые и не слишком крутые тропинки, так и более дикие, которые изгибаются крутыми дорожками, а значит вы будете ехать быстрее, спускаясь по склону. Это не только весело, но и безопасно, если только ты не упадешь.
Я наклоняюсь, чтобы ухватиться за ручку тюбинга и перенести его к держателю на канатной дороге, очень похожей на горнолыжный подъемник, только вы подцепляете к нему свой тюбинг и сидите, пока она везет вас на вершину.
Кэмерон следует моему примеру, сидя в своем тюбинге и разглагольствуя о том, как он собирается меня обойти.
В его снах.
В первый раз мы спустились с гоночного склона, предназначенного для того, чтобы два человека могли соревноваться друг с другом. Это простой склон, прямой, не слишком крутой, но и не слишком пологий, что дает тюбингам некоторую скорость при спуске.
К моему большому сожалению, я проиграла — первую, вторую, и третью гонку.
Я не хотела ехать четвертый раз, потому что моя соревновательная сторона не смогла бы справиться с еще одним поражением. Разочарованно фыркнув, я подцепляю тюбинг обратно в зажим и еду, выпятив губу.
Я действительно не люблю проигрывать.
Руки обвиваются вокруг моей талии сзади, хриплый голос шепчет мне на ухо.
— Где та улыбка, которая меня зажигает?
Мое тело тает рядом с ним, несмотря на холодную погоду.
— Исчезни, пока я не побила тебя.
Он хихикает рядом с моим ухом, звук спокойный и легкий.
— Как бы сильно я ни любил видеть твою улыбку, возможно, мне больше нравится дразнить тебя. Когда ты раздражаешься, твой носик действительно мило морщится.
— Я думала, тебе больше всего нравится видеть свой член у меня во рту? — шепчу я, подмигивая ему, пока сижу в своем тюбинге, который медленно тянет меня вверх по склону.
Кэмерон бормочет что-то об Иисусе и несколько ругательств, быстро поправляет штаны, затем садится в свой тюбинг, подъезжая прямо за мной.
Как только мы оказываемся на вершине холма, мы направляемся к более опасному склону, более быстрому и полному извилистых поворотов.
Пока мы ждем своей очереди, девушка, которая отправляет людей вниз по склону, пялится на Кэмерона, как ни в чем ни бывало. С тех пор как мы встали в очередь, она не спускала с него глаз, если только это не было связано с выполнением ее настоящей работы.
Она отводит взгляд, толкая ребенка вниз по склону, в то время как мое воображение разыгрывается, рисуя картины того, как она сама соскальзывает и катиться вниз.
Работница оборачивается, смотрит на Кэмерона, затем на меня.
— По одному? — спрашивает она, но ее намек понятен.
Раздражение пробегает по моему телу, заставляя меня хотеть заявить о своих правах громко и ясно. Это звучит иррационально, я никогда раньше не испытывала ничего подобного, но, видимо, такова уродливая сторона ревности.
Я хватаю руку Кэмерона в перчатке своей, и, к моему удивлению, он опережает меня, притягивая к себе и обнимая за талию. Моя улыбка совсем не искренняя, когда я говорю ей:
— Мы вместе.
Ее глаза расширяются, щеки покрываются румянцем.
— Конечно, — быстро тараторит она. — Опустите свои тюбинги и сядьте в них. Я подготовлю вас к спуску.
Мы слушаемся, сидя в наших тюбингах, пока она связывает их вместе.
— Рори, — Кэмерон приподнимает бровь.
— Хм? — хмыкаю я.
— Все нормально?
Я поджимаю губы, изо всех сил стараясь изобразить невинность.
— Ага, — говорю я.
— Что за поведение пещерной женщины? — спрашивает он, приподнимая бровь, в его тоне слышится нотка юмора.
Я фыркаю, отбрасывая прядь волос с лица.
— Она смотрела на тебя так, словно хотела съесть на десерт. Я не люблю делиться. Ты мой, малыш.
— Чертовски верно, я — твой, — он улыбается мне в ответ с дерзкой ухмылкой на лице. Это зрелище заставляет меня улыбнуться, как и тот факт, что он мой. Кэмерон действительно заставляет меня чувствовать себя самой собой. С ним я ощущаю себя в безопасности, счастливой и спокойной.
Без предупреждения работница отправляет нас вниз по склону, и из нас обоих вырывается смех.
Мы несемся вниз, извилистые повороты заставляют мой желудок сжиматься, а лицо сиять от радости. Я быстро бросаю взгляд на Кэмерона и вижу, что он смотрит на меня, его улыбка глупая и свободная, на щеках появляются ямочки.
Я улыбаюсь в ответ так же широко и снова перевожу взгляд на склон, где мы скользим по снегу.
В конце каждого склона есть ледяной мат, за которым следует пандус хафпайп15, предназначенный для замедления спуска. Но, проезжая его, мы, кажется, не замедляемся, и я думаю, что это из-за нашего веса, который заставляет наши тюбинги скользить быстрее.
Мы быстро несемся вверх по рампе, я сижу на ближайшем к краю тюбинге. Под действием силы он вылетает за рампу, в результате чего я падаю.
Я вскрикиваю, когда мое тело падает в снег, волна паники охватывает меня.
Я очень надеюсь, что ничего не сломала.
Не двигаясь, потому что все еще нахожусь в шоке от падения, я лежу спиной на снегу, пытаясь понять, есть ли у меня травмы. Пошевелить пальцами рук и ног — есть. Потрясти ногами и руками — есть. И у меня не болит голова, так что исключаем еще и сотрясение мозга. В целом, я в порядке.
Слава гребаному Богу.
— Рори! — кричит Кэмерон, и звук его ботинок, топающих по снегу, становится все ближе и ближе.
Я продолжаю лежать на снегу, пытаясь прийти в себя.
Снег хрустит где-то рядом со мной, и секундой позже Кэмерон опускается на колени, его тело нависает надо мной, а руки обхватывают мои щеки.
— Любимая, ты в порядке? — спрашивает он, его голос напряжен от беспокойства, глаза блуждают по моему телу, проверяя, нет ли повреждений.
