— Я бы хотел заметить, что я не согласен с методом лечения кардиолога, который ведет ваше заболевание.
Я обернулась, вопросительно посмотрев на Слуцкого.
— А вы?..
— Я кардиолог. Если понадобится моя консультация, я всегда иду навстречу своим работникам.
Я кивнула и, наконец, покинула клинику. Сев в автомобиль, я с удовольствием поехала обратно — в особняк. В первые поездки мне было тяжело ориентироваться на дороге, поэтому я включила навигатор и через полтора часа была дома.
Заехав на территорию, я немного улыбнулась.
Я словно новый воздух вдохнула, когда выбралась на улицу. В город. В мир.
Появилась надежда, что все будет хорошо. О Давиде при этом я старалась не думать — за дорогой слезы чреваты аварией.
Мой первый рабочий день прошел как в тумане. Меня приставили к хорошему терапевту, женщина была терпеливой с пациентами и ко мне отнеслась как к дочери.
Я быстро влилась в рабочие будни, только пока не привыкла ко вторым сменам. Ездить по вечерам становилось тяжелее — дороги заметало снегом, которые не успевали чистить. Снежные заторы, аварии — все это приводило к тому, что я оказывалась дома в десятом часу вечера и старалась сразу сменить няню или Полину.
Все шло нормально. Я училась дышать полной грудью и водить. Почти не плакала ночами, когда Эльдар в очередной раз отказывал мне в связи с Давидом.
Еще он нагло врал, что Давид сам так велел. Что он сам не готов говорить со мной по телефону.
— Достаточно того, что я говорю тебе, — неуклонно отвечал Эльдар, — мой сын жив. У него все хорошо.
— У него? А у нас будет хорошо? — сдерживая слезы, смотрю прямо ему в глаза.
Взрослый мужчина, но такой жестокий. Седые волосы, выгоревшие глаза и ни капли добра к окружающим. Не мужчина, а зверь. Беспощадный невероятно.
— А ты уже определилась, зачем тебе нужен Давид? — пренебрежительно спросил Эльдар, — если у вас любовь, то все образуется. Если судьба, то сложится. Займись детьми, Жасмин. Слезами меня не проймешь, ты уяснила?
Вытерев слезы, уяснила. И выбежала из его кабинета.
Это был последний раз, когда я просила (нет, умоляла) Эльдара связать меня с Давидом.
В тот вечер мне хотелось послать Эльдара к черту и сильно поругаться с ним, но с утра нужно было вставать и ехать на работу.
Работа меня спасала.
Приводила в чувства.
Глаза почти не болели от слез, а руки все реже писали письма, которые мне некуда было отправить. В свое время я не поинтересовалась у мужа, где именно находилось его родовое гнездо, и писать мне было некуда.
Будучи одной, я поняла, что почти ничего не знаю о своем муже. Только рисунки с его изображением хранились на полке возле вечно пустой кровати.
Я даже не ревновала его. Я просто хотела, чтобы он вернулся.
Чтобы сказать, что я все поняла — я люблю его.
А женщины… о них я бы спросила потом. Главное о любви сказать, чтобы он поверил.
Это же болезнь — я ведь, и правда, с другими не смогу.
И однажды муж вернулся.
Письмом. Сообщением.
Я прогревала автомобиль возле медицинского корпуса, усиленно работали дворники. Ну и метет же сегодня вечером.
Я достала телефон, чтобы позвонить Полине и сказать, что задержусь, когда увидела на экране неизвестный номер.
Открыв файл, увидела фотографию. Красивую.
Боже!
На фотографии были огромные поля. Виноградники, а еще там тепло и солнечно. Кадр зацепил крепкую загорелую руку, на запястье верно сидели часы. Которые я ему подарила.
Под сообщением была подпись. Одна единственная:
— Я все для тебя.
Глава 45
Я все для тебя.
— Девиз нашего романа, — прошептала себе под нос, — бурного, страстного, скоропалительного.
Бросив телефон на заднее сидение — с силой, с негодованием — я посмотрела по сторонам рабочей парковки и утопила педаль газа. Получилось слишком агрессивно, и меня немного заносит.
В попытке справиться с управлением я вспоминаю слова Слуцкого — мы пересеклись с ним в холле перед закрытием клиники, и он предложил меня подвезти.
— Сегодня опасно садиться за руль, Жасмин, — предупредил Андрей Владимирович, кивая на улицу, — снега невпроворот. Я могу подвезти тебя.
— Извините, Андрей Владимирович, но разве мы перешли на ты? — удивилась я, и на предложение Слуцкого ответила четким отказом.
Давид был такой же в начале нашего знакомства. Бескомпромиссный, не терпящий слова «нет», а я решила избегать таких мужчин. Я вообще всех мужчин решила избегать — не в моей ситуации заводить романы. Даже если бы я хотела, мне не позволит семья Давида. Эльдар воспользуется любым шансом, чтобы отравить мою жизнь.
К черту!
К черту все, что связано с отношениями и с Давидом Басмановым. Что он хотел сказать мне этим сообщением?
Может, так и спросить у него?
Или никак не реагировать?
А если он вернется и потребует ответ? Тогда мне не поздоровится. Давид каждое мое действие запоминает и с особой любовью за него наказывает.
За невзаимность — тоже.
Резко торможу при выезде с парковки, потому что сердце клокочет так, что только дай ему волю.
Хочется высказать Давиду многое.
За отсутствие.
За молчание.
За тихий, молчаливый отъезд.
Внутри многое затаилось, что так долго ждало выхода. Почти год. Одиннадцать месяцев. Одиноких, бездумных.
Остановив автомобиль прямо на проезжей части, я быстро отстегиваю ремень безопасности и встаю коленями на сидение — отсюда тянусь до телефона, который разрывается от вибрации. В рабочее время приходится ставить режим на беззвучный.
На экране — незнакомый номер.
Палец нажимает сам, не реагируя на другие сигналы. Только инстинкт. Голый, сумасшедший.
Я отвечаю без раздумий.
— …
Молчу. Тяжело дышу. Вслушиваюсь в то, что происходит на далеком острове, который забрал у меня мужа.
А у детей — отца.
Я знаю: Давид бы сказал что-нибудь. Спросил, как я. Как живу и чем дышу.
Наверное, ему сообщили, что я стала работать, вот и позвонил узнать, как справляюсь.
Давид бы непременно спросил, но в окно автомобиля постучали. Я коротко выдохнула и метнула взгляд назад, в лобовое. При свете лампы я разглядела лицо Слуцкого.
Боже. Я же закрыла выезд с парковки на дорогу!
Еще и в таком положении стояла все это время. На коленках.
Судорожно открыв окно, вдыхаю зимний воздух. И, конечно, поворачиваюсь в более уклюжее положение.
— Жасмин, у тебя все в порядке? — Слуцкий улыбнулся.
Все это время я держу телефон в руках в надежде услышать голос Давида, а не своего директора. Все ли у меня в порядке? Конечно, нет!
Но приходится дежурно улыбнуться и сказать, что все отлично.
— Я просто растерялась. Извините, сейчас уеду.
— А я предлагал подвезти, — ненавязчиво напомнил Слуцкий.
Возникла неловкая пауза.
И мысль, ударом молота бьющая по голове: Давид все слышит. Все. Особенно — чужой мужской голос рядом со своей женой.
Но ведь мы бывшие.
И с большой долей вероятности Давиду будет все равно. Он просто решил позвонить и узнать, как я здесь. Для галочки. Из уважения к тому, что я подарила ему двоих детей.
Если бы любил — забрал с собой. Наверное…
Эльдар считает, что Давид мне не нужен. Как доказать обратное, если у меня отобрали его? Вырвали. Украли. Тем утром первого января украли.
И только сейчас дали возможность поговорить.
И если это наш последний разговор, то я должна сделать все, что в моих силах.
— Ладно, — вздохнул Слуцкий и щелкнул пальцами в воздухе, — поезжай осторожно.
Я кивнула на автомате, с удовольствием закрыла окно и тут же прислонила телефон к уху:
— Давид, я люблю тебя. Слышишь? Люблю…
В глазах защипало, а горло будто насильно сжали.
Не слышит.
Уже нет.
Ответом мне послужили гудки.
Давид услышал не то. Не мое признание в любви, а Слуцкого.
