Затем он сжал руку в кулак и бросился вперед. Ударив ее в челюсть так же, как он заставил меня это сделать. Но он не сдерживался, как я. Я услышал треск. Я увидел, как ее голова мотнулась в другую сторону. После он опустил руку с ее горла и послышались звуки его кулаков, врезающихся в ее лицо. Ее грудь. И ее приглушенные стоны, когда она старалась не показывать слабости.
— Глупая сука думала, что сможешь меня одолеть? Тупая гребаная тварь. Ты — никто. Никто! — завопил он. Тело Алекс упало вперед, ее ладони ударили по земле перед ней, чтобы предотвратить падение. Она стояла лицом ко мне, но ее голова была опущена, кровь с ее лица капала на бетон.
Я боролся.
Против удерживания. Пытаясь добраться до нее.
Затем Лекс опустился на землю позади нее, опустился на колени и схватился за пояс ее брюк.
И бурление в моем животе поднялось к горлу.
В тот же момент Алекс подняла голову и посмотрела на меня. На долю секунды. А потом маска опустилась, и я понял, что она ушла. Она смирилась со своей судьбой. Лекс Кит собирался изнасиловать и убить ее.
Совсем как ее мать.
Именно тогда, наблюдая, как она отключается, наблюдая, как больное лицо Лекса исказилось от желания, когда он стянул с нее штаны. Именно тогда я понял, что у меня все еще есть карта, которую нужно разыграть.
Это было то, что вспомнилось мне прошлой ночью, когда я лежал в постели без сна и обдумывал свои разговоры с Алекс.
Как тогда, когда она рассказала мне о своей маме. Рассказала мне о том, через что прошла ее мама от рук Лекса. В течение многих лет. До того, как она сбежала. И когда я хорошенько подумал об этом, это обрело смысл. Было даже некоторое сходство.
— Ты будешь смотреть, как я трахаю женщину, которую ты любишь, когда она кричит, чтобы ты спас ее, и ты чертовски хорошо знаешь, что не сможешь, — глаза Лекса впились в мои, когда его руки потянулись к ширинке.
Мои глаза умоляли ее прийти в себя.
Сказать ему самой.
Почему бы ей этого не сделать? Это могло бы спасти ее. Было ли для нее на столько хуже признаться в этом? Признавалась ли она в этом даже самой себе? Было бы не совсем в ее характере похоронить это и притвориться, что этого не существовало.
Но это произошло.
И если она не собиралась этим воспользоваться, что ж, я был чертовски уверен, что сделаю это за нее.
— Я знал, что ты больной ублюдок, Лекс, — сказал я, чувствуя, как рука Грега напряглась вокруг меня, видя, как Лекс остановился и посмотрел на меня, — не думал, что ты настолько извращен, чтобы изнасиловать собственную гребаную дочь.
Выражение шока на его лице было бы бесценно в любой другой ситуации. Его глаза округлились. Его плечи поникли.
Я смутно осознавал, что Алекс смотрит мне в глаза.
— Что? — Лекс зарычал.
— Да. Ты тупое дерьмо. Собрал всех этих людей, всех этих хакеров, которые копаются во всем твоем дерьме, и каким-то образом ты упустил этот маленький нюанс.
— Нет, — сказал он, отходя от Алекс и застегивая брюки.
— Ага. Знаешь, кто ее мама? Подумай хорошенько. Черт, просто взгляни на нее, блядь, — выплюнул я, — я видел фотографию. Она, блядь, точная копия своей матери. Тебе не должно быть слишком сложно сопоставить воспоминания. С тех пор, как ты держал ее в своем доме, избивал и насиловал ее в течение многих лет, прежде чем она, наконец, подстрелила тебя.
Лекс подошел к Алекс, схватив ее за лицо. И мне пришлось наблюдать, как его собственное лицо побледнело, пока оно практически не стало серым.
— Эллисон, — прошептал он, качая головой.
Я не знал ее имени. Алекс никогда этого не говорила. Но Лекс явно видел призрака из своего прошлого.
— Да. Одна из многих женщин, которых ты сломал в свое время. Ей просто так посчастливилось получить некоторую помощь по пути. У нее была своя жизнь. Она вырастила свою дочь. Но покончила с собой, когда Алекс было шестнадцать. Знаешь что-нибудь об этом? — одного взгляда было достаточно, чтобы я понял, что он знал. Что он, как и предполагала Алекс, видел ее в тот день. Что привело ее к самоубийству, чтобы спасти их обоих, — да. Держу пари, что знаешь. Она покончила с собой в тот день, ты же знаешь. Именно тогда ваша дочь решила посвятить свою жизнь тому, чтобы уничтожить тебя.
— Дочь… — повторил он, глядя на Алекс, которая снова встала на колени и подтянула штаны.
— Да, ты…
Мой голос затих. Или, скорее, его заглушили звуки выстрелов. А затем, невероятно, почти невероятно, раздались взрывы. Достаточные, чтобы задрожала земля. Достаточные для того, чтобы Грег испугался, а я вырвался. И я, блядь, вырвался.
Я не думал об Алекс или Лексе, в то время как мой гнев вылился в избиение лица Грега до неузнаваемости.
Но потом раздался крик, и я вскинул голову, чтобы увидеть, как Лекс закрывает лицо руками, его стон был очень похож на стон умирающего животного.
И там была Алекс, трясущимися руками держащая перочинный нож, который я сунул ей в тот день, когда мы отправились на Оскар-стрит. Лезвие было окровавленным. Как и руки, которые Лекс прижимал к лицу.
Я пролетел через всю комнату, вырубив Лекса одним ударом и схватив Алекс.
— Мы должны идти… сейчас же! — крикнул я, перекрикивая звук конца света вокруг нас, — куколка, — сказал я, положив руки ей на плечи, один раз сильно встряхнув ее, пока она не посмотрела на меня, и маска не упала, — нам нужно идти.
— Я ударила его ножом, — сказала она, глядя на его тело.
— Черт возьми, да, — согласился я, потянув ее к двери, но не раньше, чем я выхватил пистолет из распростертого тела Грега, — ты наконец-то отомстила. А теперь давай убираться к чертовой матери отсюда.
Глава 20
Шотер
Быть пленником было не так плохо, как это звучало. Я имею в виду, что не было ни Wi-Fi, ни телевизора, ни выпивки, ни чертовски сексуальных женщин вокруг, чтобы поболтать. Да, эта часть отстой. Но просто сидеть в комнате, сложа руки, слушая, как придурки, охраняющие меня, выбалтывают все секреты Лекса? Да, этого было почти достаточно для развлечений в это время. Отчасти потому, что их словарный запас состоял из ругательств и списка слов, которые третьекласснику нужно было бы запомнить, чтобы сдать государственные экзамены. И, учитывая, что я приехал из какого-то захолустного гребаного городка на юге с жалким подобием школьной системы, да, то, что я сказал, что им не хватает словарного запаса, что-то говорило.
Но это было также отчасти забавно, потому что они были так заняты своим дерьмом, что я мог бы сбежать по крайней мере дюжину раз, если бы захотел.
Не то чтобы я этого не хотел.
Я просто пытался играть по-умному.
Я не знал, что полагается Брейкеру за нарушение сделки.
Или его цыпочке, если уж на то пошло.
И, не сомневайтесь, это была его цыпочка.
Я увидел их на следующий день после того, как он схватил ее, и я уже мог что-то там разглядеть. Они оба не обращали на это внимания, если не считать, возможно, некоторого сексуального напряжения. И оно было между ними.
Не только потому, что Брейк не хотел ее бить. Что он был готов пожертвовать мной ради нее. Дело было не в этом. Мы оба знали это правило. Мы не поднимали своих гребаных рук на женщин.
Нет. Это было то, как он смотрел на нее. А также то, как он демонстративно не смотрел на нее.
Она была больше, чем просто объект.
И она была больше, чем для секса, на одну ночь.
В ту же секунду как она открыла рот и начала кричать… да, я получил подтверждение. Не то чтобы она не была красивой. Высокая и худая, с темными волосами до плеч и большими темными глазами, идеальной фигурой. Я имею в виду, что обычно я предпочитал, чтобы мои женщины были пышными, с некоторыми изгибами, в которые можно погрузить пальцы. Но она все равно была потрясающей. Но, черт меня побери, когда она начала превращаться в монстра чистой ярости на Лекса?
Да, в ней что-то было.
И она, знал ли кто-нибудь из них об этом или нет, была именно той женщиной, в которой он нуждался в своей жизни.
