Хотя это гораздо больше, чем палатка. Это полноценный глэмпинг. Клапан палатки застегивается на молнию, открывая взору долбанную полноразмерную кровать внутри, и я предполагаю, что это настоящий матрас, а не надувной. С ветки дерева, усыпанной гирляндами, свисает люстра. Из идеально подобранных камней создана яма для костра, внутри которой уже потрескивает огонь. Перед кострищем стоят два стула, а между ними что-то похожее на маленький пень, но он слишком идеален, чтобы быть настоящим, поэтому я уверена, что все здесь из магазина домашнего дизайна. На пне лежит все необходимое для приготовления смора (прим. традиционный американский десерт, изготавливаемый на костре во дворе или в летних лагерях в Северной Америке, Мексике и других странах. Он состоит из поджаренного маршмэллоу и кусочка шоколада, сложенных между двумя « грэм-крекерами».). Внутри стеклянной подставки для тортов лежит стопка крекеров «Грэм», шоколадных батончиков и зефира, а рядом с подставкой для тортов лежат две идеальные палочки для запекания зефира.
Я подхожу ближе и только тогда замечаю, что один конец одной из палочек выкрашен розовым блестящим лаком для ногтей.
Точно такой же, как тот, что был у меня в детстве, но которым я так и не воспользовалась. Он воссоздал поход в лагерь, который я пропустила. Что ж, это гораздо лучший способ отдыха. Лучше, потому что он здесь, и лучше, потому что это больше глэмпинг, чем кемпинг, что идеально, потому что на самом деле меня интересовали только смор и значок. Я хочу спросить у него, кого он нанял для этого, потому что я впечатлена. Не думаю, что он сделал все сам, для этого требовалась бы команда людей и какой-нибудь погрузчик, чтобы развесить все эти светильники. И генератор, Господи.
— Ты вспомнил, — говорю я, поднимая палочку и вертя ее между пальцами.
— Я помню все, что ты мне рассказывала, — отвечает он. Его руки в карманах, и он очень внимательно наблюдает за мной, пока я верчу палочку в руках.
— Где мы находимся? Что это за место?
— Эта земля принадлежит мне, — говорит он. — Я владею ею, черт возьми, почти десять лет.
— Но здесь пусто. — Я оглядываюсь по сторонам, хотя знаю, что дом не появится передо мной внезапно. Тем более жилой дом. Не похоже, что это участок для езды на велосипеде по грунтовой дороге или для чего еще нужна земля.
— Я собирался изменить это. Недвижимость — отличная инвестиция, поэтому я решил построить дом.
— Почему ты этого не сделал? Десять лет — это долгий срок для получения разрешений.
Он улыбается моей шутке, слегка приподнимая губы, что заставляет меня улыбнуться в ответ. Затем выражение его лица становится серьезным.
— Потому что я ждал тебя.
О, Боже. О, Боже! То, как он смотрит на меня, когда говорит это, черт возьми. Лебедей у меня в животе только что вырвало, потому что я подумала, что мой муж, возможно, собирается сделать мне предложение.
— Я нанял архитектора. Были составлены планы, все до мелочей. Однажды я приехал сюда после того, как они наметили контур дома, чтобы убедиться, что окна будут соответствовать виду, который я хотел. Что кухня будет выходить точно в нужном месте на задний двор. Такого рода дерьмо.
— Так что же произошло?
— Одна маленькая девочка подошла ко мне. — Он смеется, когда говорит это, оглядывая пустую стоянку. — Девочка-скаут с тележкой, полной печенья. Она оставила тележку на улице со своей мамой, а сама побежала по этой дерьмовой гравийной дорожке к моему несуществующему дому, спрашивая, не хочу ли я купить печенья. — Он снова улыбается, качая головой вспоминая. — И я подумал про себя: «Винс, какого черта ты делаешь? Ты строишь семейный дом без семьи. Ты строишь дом, который может не понравиться твоей будущей жене. Она должна участвовать в проектировании дома, в его строительстве. Поэтому я отказался от проекта, но сохранил участок.
— После того, как ты купил все коробки печенья, которые были у этого ребенка.
— Боже, весь гребаный полный прицеп. — Он улыбается, вспоминая. — Я хочу, чтобы ты была женой, с которой я построю дом. Прямо здесь, если ты не ненавидишь это место.
— Я не ненавижу его, — шепчу я, качая головой, подтверждая свои мысли об этом месте.
— Я не хочу торопиться с тобой, Пэйтон. Не хочу ничего пропускать, я хочу прочувствовать каждое мгновение.
— Ты это сделаешь?
— Да. Ты и твое живое воображение заставили меня задуматься.
— Мое воображение?
— Твое воображение. И я хочу всего этого. Хочу встать в один ряд с тобой. Я хочу испытать жизнь с тобой, Пэйтон, всю ее. Все до единой детали. Даже когда собаку тошнит в три часа ночи, и одному из нас придется вставать с постели, чтобы все убрать.
— У нас есть собака? — спрашиваю я.
— Да, — кивает он. — И дети. Собака уничтожит один из их научных проектов за ночь до его сдачи, но это нормально, потому что после долгих слез мы не спим всю ночь, исправляя его. Мы распиваем бутылку вина и смеемся над тем, какой мудак наш пес.
— У нас есть дети?
— Кучка детей. — Винс улыбается, и я думаю, что он, должно быть, прав. Я буду беременна круглые сутки, пока он так на меня смотрит. Затем он замолкает. — По крайней мере, я так думаю. А ты?
— Мы определенно их сделаем. У нас были бы действительно красивые дети, это первое, что я заметила в тебе.
Его губы кривятся в усмешке.
— Ммм-хмм, — бормочу я, прикусывая губу, чтобы сдержать широкую улыбку. Мне очень нравится все это. Приятно, что хоть раз кто-то другой пофантазировал. Действительно мило.
— Каждый вторник у нас назначается вечер свиданий, — продолжает он. — Мы не можем позволить себе заниматься этим по выходным из-за всего этого футбола и балета, а также из-за одного ребенка, который настаивает на шестнадцатинедельных курсах керамики, которые доступны только на другом конце города в восемь утра по субботам.
Я киваю, потому что именно так я бы себе это и представляла.
— Наша няня отменяет работу на нашу годовщину, — пожимает он плечами, — но это нормально, потому что у нас столько детей, и мы устали. Поэтому мы остаемся дома, заказываем пиццу и смотрим что-нибудь по Netflix.
— Нет. — Я качаю головой, сдерживая улыбку. — Мы никогда не пропускаем годовщины, потому что Кэнон — наша запасная няня. Мы оставляем его с нашей компанией детей, а сами идем ужинать, потому что нам нравится вот так жить на грани.
— Согласен. — Винс кивает. — Лидия была бы слишком логичным выбором, чтобы заменить его. Нам нравится такой бездумный выбор.
— Нам нравится такой выбор. Мы возвращались бы домой по крайней мере к одному ребенку с жвачкой в волосах и котенку, которого у нас не было, когда мы уезжали.
Винс улыбается и кивает.
— По крайней мере, один котенок. Может быть, три. Они были бы совершенно одинаковыми, и нам потребовалась бы неделя, чтобы выяснить, что их трое.
— Или что-нибудь похуже, например, барабанную установку.
— Гребаный Кэнон. — Винс качает головой.
— Итак, как же мы все это осуществим? — Я спрашиваю, потому что воображать — это весело, но реальность намного сложнее. Действительно ли он говорит о вечности?
— Это будет не самое простое, что мы когда-либо делали, — отвечает Винс. — Нам придется усердно потрудиться. Каждый день.
— Мне нравится, как звучит «мы».
— Очевидно, мне будет легче.
— Почему это? Потому что ты не такой сумасшедший, как я? — Прикусываю нижнюю губу и беспокоюсь, что он все еще думает, что я чокнутая.
