Так и есть. Переступив порог кабинета зельеварения, Снейп тут же увидел этого негодяя, опустившего голову в Омут памяти. Снейп знал, что он там видит и как наслаждается этим зрелищем. Гнев затопил его с головы до пят, словно кипятком разлившись по телу, заставив лицо мгновенно побледнеть, а сердце – бешено колотиться о рёбра. Схватив за руку Поттера чуть повыше локтя, Снейп рывком выдернул его из Омута памяти.
- Развлекаетесь? – тихо произнёс он побелевшими губами, продолжая сжимать его руку цепкими ледяными пальцами, будто щипцами.
Гарри оцепенел, с ужасом глядя на разъярённого Снейпа, буравящего его жутким пустым взглядом.
- Итак, – с затаённой угрозой в голосе произнёс тот, сжимая руку Гарри так крепко, что она начала неметь. — Итак… вам понравилось, Поттер?
— Н-нет, — ответил Гарри, пытаясь высвободить руку. Ему стало страшно: губы у Снейпа дрожали, лицо побелело, зубы оскалились.
— Приятным человеком был ваш отец, правда? — сказал Снейп, встряхнув Гарри так сильно, что у того очки съехали на нос.
— Я… я не…
Снейп изо всей силы оттолкнул его от себя. Гарри упал и больно ударился о каменный пол.
— Не вздумайте рассказать кому-нибудь о том, что вы видели! — прорычал Снейп.
— Нет-нет, — пробормотал Гарри, поднимаясь на ноги и стараясь держаться от Снейпа как можно дальше. — Конечно, я никому…
— Вон отсюда! И чтоб духу твоего здесь больше не было!
Гарри опрометью кинулся к двери. Почти достигнув её, он услышал оглушительный хлопок – это у него над головой лопнула банка с сушёными тараканами. Он рывком распахнул дверь и бросился бежать по коридору. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
Снейп какое-то время стоял посреди кабинета, тяжело дыша и сжимая в кулаки похолодевшие пальцы. Прошлое снова вернулось к нему и навалилось душным кошмаром, затопило чувствами, которые он изо всех сил старался забыть. Исчез строгий преподаватель зельеварения, декан факультета Слизерин, человек, которого ненавидели и боялись, но который сумел заставить окружающих относиться к себе с должным уважением. По крайней мере, проявлять его внешне. Сейчас посреди кабинета вновь стоял мальчишка, только что переживший дикое, ни с чем не сравнимое унижение. Мальчишка, которого душили стыд, гнев, ненависть и жажда мести. А ещё – страх. Страх от мысли, что он совершил что-то непоправимое, что-то такое, от чего его жизнь рушилась на глазах, а он смотрел на это как бы со стороны, не имея возможности ничего исправить. Этот страх был сильнее стыда и гнева, сильнее ненависти. Именно он заставил его тогда простоять у дверей гриффиндорской гостиной, невзирая на любопытные, насмешливые и откровенно враждебные взгляды тех, кто наверняка уже знал о его позоре. Страх потерять Лили… Хотя он и тогда уже понимал, что потерял её значительно раньше. Он чувствовал, что Поттер нравится ей. Чувствовал – и ничего не мог с этим поделать.
И вот теперь этот негодяй вновь заставил его пережить все эти чувства. Как будто Джеймс Поттер в лице своего сына вновь получил удовольствие, в очередной раз унизив его. Разумеется, мальчишке было приятно наблюдать, как его папаша издевался над тем, кого он так люто ненавидит. Яблоко от яблоньки…
Драккл! Почему его, взрослого человека, душит стыд от того, что сын покойного врага увидел, как с него на глазах у всей школы стянули подштанники? Ведь это ему должно быть стыдно за то, что его отец был таким мерзавцем! Если только он посмеет раскрыть рот и хоть кому-то поведать о подвигах своего распрекрасного родителя!.. Может быть, подстраховаться и стереть мальчишке память? Неплохая мысль… Им обоим было бы легче. Но нет. Пусть знает, какой сволочью был его отец. Пусть. Конечно, он найдёт ему оправдание. И в этом ему помогут оставшиеся в живых дружки его папаши. Но всё же… Пускай в глубине его сознания занозой засядет мысль о том, что Джеймс Поттер не был идеальным. Мразь. Как же он ненавидел его! Даже сейчас, даже мёртвого.
Снейп медленно подошёл к Омуту памяти, извлёк злосчастное воспоминание и вернул его на место. Больше это приспособление ему не понадобится. Теперь, после всего случившегося, ни о каких занятиях с Поттером не может быть и речи. Пусть всё остаётся так, как есть. Тем более что мальчишка изо всех сил сопротивлялся освоению этого навыка. А он, Снейп, не желает заниматься заведомо провальными делами, хотя бы во время, свободное от уроков, на которых он вынужден делать это, принуждаемый профессиональным долгом. Впихивать невпихуемое в пустые головы, преодолевая бешеное сопротивление.
Снейп помассировал виски, провёл ладонями по лицу, словно пытаясь стереть с него остатки грязи, выплеснувшейся из глубин памяти, и тяжело опустился за стол, заваленный пергаментами с домашними заданиями. Читать внимательно, придирчиво взвешивая каждое слово. Не думать ни о чём, кроме зелий, ингредиентов и способов варки. Забыть. Хотя бы на время забыть о том страшном и тёмном, что тяжким грузом лежит на дне души и поднимается оттуда всякий раз, когда голова свободна от повседневных насущных забот, разливается вместе с кровью по жилам и затапливает сознание дикой болью. Не думать. Не думать…
Первый день пасхальных каникул прошёл для Снейпа вполне спокойно. С утра он сходил в больничное крыло, справился у Поппи о состоянии Монтегю и взял у неё список целебных зелий, запасы которых подходили к концу и которые необходимо было сварить до конца этой недели. Колдомедик уверила Снейпа, что физически Грэхем достаточно оправился, и его вполне можно было бы выписать из лазарета, если бы не его моральное состояние. Скорее всего, парень получил сильнейшую психическую травму, о природе которой можно было только догадываться. Не зная причины его недуга, мадам Помфри трудно было сходу подобрать для Грэхема схему лечения. Но она не теряла надежды привести парня в порядок, а пока пичкала его успокаивающими зельями, чтобы он побольше спал и не нервничал.
Выслушав всё это и сунув список в карман мантии, Снейп кивнул и покинул больничное крыло, по дороге размышляя о том, что же всё-таки могло случиться с его студентом. Конечно, Грэхем Монтегю умом не блистал и пробивался в жизни с помощью физической силы. И, раз физически он здоров, можно было не беспокоиться о его умственных способностях, скудных от природы. Но это был студент с его факультета, ЕГО студент, а значит, Снейп не мог не беспокоиться за него, хоть внешне это беспокойство никак не проявлялось.
Конечно, Монтегю – болван, кто бы с этим спорил. Снейп был уверен, что он, пользуясь правами члена Инспекционной дружины, полез к гриффиндорцам, возможно, снял с них баллы. А те сделали с ним что-то, отчего парень пропал почти на сутки. При этом сам не знает, где он находился и с трудом вспоминает, как выбрался. Причём выбрался с риском для жизни. А если бы не выбрался? Что тогда? С кого спрашивать в случае гибели этого болвана? Да и стал ли бы кто-то в Хогвартсе тщательно расследовать это происшествие? Даже теперь, когда школой руководит Амбридж? Снейп понимал, что её власть продлится недолго, и Альбус снова займёт своё директорское кресло. Станет ли он разбираться в том, кто из его обожаемых гриффиндорцев подверг опасности жизнь слизеринца?
Снейп криво ухмыльнулся, вспоминая, как он сидел в кабинете Дамблдора после того, как Поттер его «спас», вытащив из лаза под Гремучей ивой. «Надеюсь, мистер Снейп, вы понимаете, что в ваших интересах молчать обо всём случившемся?» Конечно, он понимал, что ему никто не поверит. А Поттер с Блэком получили тогда по месяцу отработок у Филча… Именно тогда он понял, сколь мало ценится в этой школе жизнь слизеринца вообще и его собственная жизнь в частности. Понял и запомнил. И ещё запомнил слова Дамблдора о том, что он, Снейп, должен быть благодарен Поттеру за то, что тот героически спас его жизнь. Снейп приоткрыл было рот, чтобы возразить: «Поттер спасал не мою жизнь, а свою шкуру. И вашу, кстати, тоже». Но понял, что говорить этого вслух не следует. Тогда он многое понял. Во-первых, что можно совершать любые гадости и нарушать любые правила под чьим-то сильным покровительством. И, во-вторых, что лучше делать это не в одиночку, а в компании единомышленников. Иначе жизнь твоя будет стоить не больше месяца отработок у Филча.
