Был поздний вечер, и Бренвен сидела, скрестив ноги, на коврике перед камином в гостиной. Стереоприемник был настроен на волну радиостанции колледжа, по которой передавали классическую и народную музыку. Напольная лампа, которая горела очень слабо, лишь подчеркивала золотистый свет, который отбрасывали танцующие языки пламени в камине. Рунические камни тянули ее к себе из того места, где они были спрятаны наверху. Бренвен никогда не показывала их Джейсону. Женский голос — глубокий и печальный — пел о железных колесах, катящихся под дождем…
Бренвен медленно поднялась на ноги. Да! — сказал ее внутренний Голос. Лившийся из приемника голос теперь рассказывал о тяжелых колоколах, звенящих от боли. Бренвен поднялась по ступенькам наверх. Даже если бы она забыла, где лежит побелевший от времени кожаный мешочек, руки и ноги привели бы ее прямо к этому месту. Ее охватило тяжелое ощущение неизбежности. Тяжелое, но уверенное, как железные колеса из песни, вращающиеся под дождем. Она двигалась без колебаний. Она начала, и она не остановится. Да, неважно, почему камни позвали ее, в любом случае это было правильно. Это было именно то, что должно произойти.
Оказавшись снова перед камином и приглушив звук приемника, Бренвен высыпала камни себе на ладонь. Расплывчатые, туманные образы замелькали у нее перед глазами. Никто не рассказывал ей, как надо бросать камни. Никто не учил читать руны. Она просто знала, что эти священные камни будут говорить с ней.
Когда пальцы прикоснулись к маленьким гладким камням и стали переворачивать их, чтобы ощутить выгравированные на них значки, руны, которые она будет читать, выбрали сами себя. Некоторые камни обладали энергией, она ее чувствовала пальцами, а некоторые — нет. Бренвен непроизвольно бросила выбранные ею камни на пол перед собой.
Огонь в камине с треском вспыхнул, и молодая женщина увидела в его свете, как маленькие угловатые значки рун выросли и стали огромными, как деревья. Их сухие и тонкие черные контуры на фоне красной пелены пламени были похожи на деревья зимой. И она сама стояла среди них, похожая на карлика рядом с огромными, голыми деревьями-рунами. Ее волосы и платье развевались вокруг нее, заряженные той же самой энергией, которая протекала сквозь священные камни. Она была одна в этом древнем символическом лесу, и в одиночестве было ее могущество. Слова, сказанные рунами, проникли прямо в сознание, не будучи ни сказанными вслух, ни прочитанными: Сила снова принадлежит тебе. Используй ее хорошо. Начинай сейчас!
Видение растаяло, но не сразу, а постепенно. Алый огненный свет побледнел; ее собственный образ исчез, был поглощен ею самой; рунические деревья становились все меньше и меньше, пока не превратились в маленькие черные точки, а затем исчезли вообще.
Бренвен достала свой дневник с полки, где она хранила его среди внешне похожих тетрадей с конспектами. Она написала: «Сегодня я прочла рунические камни так, как это нужно делать, без колебаний и страха, с уверенностью, о которой я даже не подозревала. И я почувствовала, как меня наполняет их древняя энергия. Моя энергия и их энергия — это было одно и то же…»
По мнению Бренвен, отправиться на прием, который устраивала подруга детства Гарри, было не многим лучше, чем остаться дома в собственной компании. Тем не менее поездка из Редмунда в Маклин оказалась исключительно приятной. Прошлой ночью выпал легкий снег, и теперь по обеим сторонам дороги под сине-пурпурным вечерним небом расстилались поля, укрытые покрывалом необыкновенной чистоты и белизны. Низко над горизонтом мерцала бриллиантовым блеском Венера, Вечерняя Звезда.
Гарри сосредоточился на дороге. Он не возражал против молчания Бренвен, ибо был неважным водителем и знал это; он так легко отвлекался, так часто погружался в собственные мысли. Иногда вообще забывал, где находится, проезжал место, куда направлялся, и тогда приходилось возвращаться. Ему не хотелось, чтобы сегодня случилось нечто подобное.
— А, вот мы и приехали! — сказал он довольно, когда они въехали в ворота ограды, окружавшей собственность Кэрью.
— Ты говоришь, что твоя подруга Эллен живет здесь совсем одна? — спросила Бренвен, глядя из окна на деревья, которые по обеим сторонам дороги росли так густо, что казалось, они едут через лес. — Мне кажется, здесь слишком много места для одного человека.
— Здесь всего три или четыре акра. Все огорожено, и установлены всяческие охранные устройства, и кроме того, дом садовника находится вон там, сразу за этими деревьями.
— Вижу.
— Здесь есть еще дом для гостей. У нее часто кто-нибудь живет — какой-нибудь нищий художник или голодающий писатель — Эллен коллекционирует таких людей. Но мне кажется, сейчас там никого нет.
— Очень плохо. Было бы интересно познакомиться с ними.
Дом для гостей выглядел миниатюрной копией главного дома.
— О, Гарри! Он очарователен! — воскликнула Бренвен.
— Ты имеешь в виду маленький домик?
— Ну, я имею в виду их обоих.
— Думаю, что да. — Гарри пожал плечами, выруливая на последний поворот подъездной дороги. — На мой вкус, они слишком новые, построены в тридцатых годах. Пусть его старинный фермерский вид тебя не обманывает. Внутри там все выглядит отвратительно современно, и во всем этом виновата Эллен. В последние несколько лет она была буквально одержима идеей, как бы сломать побольше стен и пробить побольше дыр в потолке и крыше — как она сама говорит, чтобы в доме было больше света. Ладно, сейчас зайдем, и ты сама все увидишь.
Эллен Кэрью встретила их в холле, украшенном пышными сосновыми ветками, на которых висели самые большие шишки, которые Бренвен видела в своей жизни. Сама Эллен была маленькой и миловидной, с голубыми глазами и короткими, очень кудрявыми светлыми волосами. В своем платье из серебристо-серого кружева с широкой юбкой и широким розовым поясом она была похожа на ангела, место которого было на верхушке рождественской елки. Еще раньше Гарри в разговоре с Бренвен описывал Эллен как женщину «пушистую на вид, но с умом острым и безжалостным, как стальной капкан», и это описание вполне подходило ей.
Представив их друг другу, он отошел назад и с интересом принялся наблюдать, как происходит сближение двух столь разных на вид женщин: физически они очень отличались друг от друга. Бренвен сегодня распустила волосы, а чтобы они не падали ей на лицо, перехватила их на лбу изумрудно-зеленой лентой под цвет ее узкого вечернего платья. Сияющие прямые волосы черным водопадом, как бы сделанным из самой ночи, спускались по спине. Красота Бренвен, созревая, превращалась в классическую элегантность, нехолодную, но отдаленную, когда она этого хотела — что на приемах, подобных этому, случалось часто. Эллен, напротив, сохранила в своем возрасте жизнерадостную миловидность и была агрессивно доброжелательна. Гарри запомнил Эллен как неустанного организатора детских игр и развлечений; сейчас она руководила своим собственным отнюдь не маленьким бизнесом и общественными делами с той же самой неослабевающей энергией. И успехом.
