Я открываю холодильник, помня о том, что там осталась бутылка красного вина с Риткиного дня рождения. Достаю бокал, наливаю, на закуску режу сырокопченую колбасу и сыр ломтиками. Сервирую на белой тарелке и сажусь за стол.
Никогда не пила в одиночестве, да и пью я редко. Только по великим праздникам и слабоалкогольные напитки, но сегодня особый случай. Сегодня мне надо!
Делаю глоток, еще один и еще. Терпкий вкус прохладного вина обволакивает язык, вяжет в горле. Я выпиваю бокал до дна и только в конце закусываю маленьким кусочком сыра, чувствуя, как алкоголь мгновенно бьет в голову. В теле появляется легкость, реальность плывет, а все тревожащие мысли постепенно начинают казаться глупыми и ничего не значащими.
Именно в этот момент раздается короткий звонок в дверь. Стас.
Вовремя.
Я иду в прихожую, убеждаюсь, глядя в дверной глазок, что на лестничной площадке Горов, и открываю. Жмусь к стене, пропуская его вовнутрь.
От него пахнет знакомым парфюмом с нотками кедра, сандала и немного потом. Уставший вид говорит сам за себя.
— Ромка спит? — спрашивает с порога.
— Давно.
Он скидывает обувь, но дальше не проходит. Опирается на стену спиной и головой. Мы так и стоим в маленькой прихожей при тусклом свете одной из трех потолочных светодиодных ламп. Две штуки перегорели еще месяц назад, а я все забываю купить новые им на замену.
Горов со вздохом трет двумя пальцами переносицу, словно пытаясь сбросить скопившееся за день напряжение. Сегодня действительно был тяжелый день. И для меня, и для него. Нервный, изматывающий. Причем для меня больше морально, а вот у Стаса еще и физически, учитывая работу и дорогу сюда.
Мне внезапно хочется обнять его. Зарыться пальцами в короткие темные волосы, прижаться губами к щеке, поддержать, прошептать, какой он молодец. А он действительно молодец. Вряд ли я справилась бы без его помощи. И пусть Ваня все еще маячит незримой угрозой надо мной и сыном, но основная опасность уже миновала.
— Есть хочешь? У меня вино есть, — зачем-то добавляю последнюю фразу.
Стас криво усмехается.
— Я уже пил сегодня, мне хватит.
— Тогда чай? Кофе?
— Знаешь, чего я хочу сейчас? — И, не дожидаясь ответа, делает шаг навстречу.
Обхватывает мое лицо ладонями и накрывает губы поцелуем. Нежным, ласковым, тягучим. Таким, что ноги подкашиваются, и я уже инстинктивно цепляюсь вначале за его рубашку, а после и вовсе обнимаю за шею. Отвечаю взаимностью. Плавлюсь от наслаждения, как свеча, и ни на секунду не сомневаюсь в правильности происходящего.
С совестью договорюсь потом. Позже. Когда вернусь с небес на землю. В такие моменты эгоизм слишком силен, чтобы отвлекаться на мораль.
Стас запускает руки мне под футболку, накрывая ими два полушария груди. Я без бюстгальтера, и соски мгновенно реагируют на чуть шершавую кожу ладоней. По телу бежит волна возбуждения, выгибает ему навстречу. Желание вспыхивает за секунды, распространяясь угрожающим пожаром по венам. Я буквально сгораю от нахлынувших эмоций.
Мне не нужен воздух, кислород — я дышу Стасом. Его запахом, его страстью, его поцелуями. Тянусь со стоном к пряжке ремня, мечтая побыстрее освободить от ткани солидный бугор в паху и почувствовать его в себе. Удовольствие затмевает рассудок.
В ушах шумит, поэтому звонок телефона, раздавшийся из кармана Горова, не сразу воспринимается мозгом как сигнал прекратить.
Стас глухо матерится, запуская руку в карман, достает смартфон и отвечает на звонок. Бросает в трубку сухое: "Да, понял, продолжай" — и скидывает вызов. Снова переводит взгляд на меня, но момент уже упущен.
Туман перед глазами немного рассеивается. Возбуждение уходит, а ему на смену возвращается неприглядная реальность в чистом виде. Я снова дала слабину. А нужно было просто поговорить. Поблагодарить.
— Кать… — Горов протягивает руку, касаясь моей щеки, но я делаю шаг назад.
Отрицательно мотаю головой, давая понять, что не хочу продолжения. И он, на удивление, не настаивает. Не давит. Поджимает с досадой губы, убирает руку в карман и принимает мой отказ.
Мы проходим на кухню. Разочарование отравой растекается в груди, но я держу лицо и даже пытаюсь вежливо улыбаться.
Стас располагается за столом. Пока закипает вода в чайнике, я порываюсь достать продукты из холодильника, чтобы хотя бы нарезать бутерброды, но Горов останавливает:
— Не надо ничего, сядь. Давай просто поговорим.
— Хорошо. — Сажусь напротив.
— Обещаешь, что выслушаешь? — хмурится он.
— А у меня есть другие варианты?
Стас невесело усмехается.
— Ну один из них ты сегодня продемонстрировала.
Мне становится стыдно. За свое упрямство, за дурацкие принципы, за детские обиды. Пусть и с опозданием, но оно приходит — понимание ошибок, которые я натворила. Прозрение.
Плюхаюсь попой на табурет и виновато опускаю глаза. Мне нечего сказать в свое оправдание, кроме того, что эмоции взяли верх над разумом в тот момент и я была не права.
Вздыхаю, накалывая на вилку ломтик сыра, и отправляю в рот.
— Теперь ты меня понимаешь? — щурится Стас.
Чайник за спиной напоминает о себе шумом бурлящей воды, и я отвлекаюсь. Достаю из верхнего шкафчика кружку, коробочку с пакетированным чаем. Завариваю напиток и сажусь обратно, двигая кружку к Стасу. В голову лезут всякие посторонние мысли, типа пьет ли он вообще такой дешевый чай из пакетика?
— Сахар нужен?
— Спасибо, нет. — Горов обхватывает горячую кружку обеими ладонями, но пить не торопится.
Смотрит на меня странным сканирующим взглядом. Я чувствую, что в его вопросе кроется нечто больше, чем кажущийся на первый взгляд смысл. И не ошибаюсь.
— Понимаешь, как легко в таких ситуациях допустить ошибку, решив, что справишься самостоятельно? — Я глупо улыбаюсь, качая головой, все еще не догоняя основной сути. — Я не виню тебя, потому что сам вел себя подобным образом. С той лишь разницей, что я знал о твоих проблемах — слава богу, нашлись люди, кто предупредил, — а ты о моих — я о том, что случилось пять лет назад, — нет. Мы оба, как два слепых упрямца, не желали слышать и слушать друг друга. Но вместе — это ведь не только в радости?! Это и в трудностях, и в горе, и прочее, прочее, прочее. Почему мы это каждый раз упускаем? Я много думал о том, как изменилась бы наша история, если бы я рассказал тебе тогда о своих неприятностях и мы вдвоем попытались найти пути их решения. А вдруг бы все получилось? Мы бы остались вместе, Ромка рос в полной семье, а тебе сейчас не угрожал бы брат-наркоман, — улыбается он грустно.
Сердце щемит от его слов. От признания. От того, сколько горечи и раскаяния звучит в его голосе.
А ведь Стас прав. В голове мгновенно выстраивается логическая цепочка из наших решений, поступков и, как следствие, вытекающих из них ошибок.
Мы оба игнорировали мнение друг друга, считая, что в одиночку справимся лучше. Оба, как твердолобые упрямцы, не желали считаться с мнением партнера. Оба гнули свою точку зрения, наплевав на то, как это впоследствии отразится на нашем будущем. И получили по заслугам.
— Или если бы я рассказала тебе о Ване еще тогда, когда ты подслушал мой телефонный разговор и спрашивал, что случилось, — произношу задумчиво.
— Вот видишь.
Стас все-таки делает глоток чая, не сводя с меня глаз. Ждет чего-то.
— Зачем ты мне все это говоришь сейчас? Когда уже… поздно? — последнее слово с трудом удается протолкнуть из горла.
Слишком уж оно горькое, колючее, ядовитое. Это слишком больно — осознать все и не иметь возможности исправить.
— Разве? — Горов тянется ко мне, накрывает своей рукой мою ладонь и смотрит таким выворачивающим наизнанку взглядом, что кажется, заглядывает в самую душу.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. У меня нет невесты. И она не беременна — или беременна, но не от меня. — Выжидает паузу, убеждаясь, что был прав в своих догадках. — Там долгая запутанная история. Я встречался с дочерью своего делового партнера до тех пор, пока снова не встретил тебя. С того момента, даже раньше, между мною и ней ничего не было. Я даже хотел официально расстаться, но она попросила еще пару месяцев не рассказывать ее отцу о нашем разрыве — там сложная семейная ситуация. А когда выяснилось, что она ждет ребенка, ее отец, соответственно, подумал на меня. Я хотел с ней поговорить, выяснить, но, увы, она сбежала. Сегодня, то есть уже вчера, звонил ее отец, сказал, что нашлась, но мне уже было не до них. Я сорвался к тебе. Приеду — выясню все подробности, разберусь окончательно. Так что это недоразумение. Я пытался тебе объяснить, но ты меня даже слушать не стала.