Накинув на плечи практически целомудренный черный шелковый халатик с запАхом, я прошла в комнату Егора, выудила из шкафа его черную спортивную толстовку и накинула сверху. Я и раньше так делала в минуты, когда особенно было тяжело. Ее запах меня успокаивал и вселял уверенность в том, что все будет хорошо. Неторопливо спустилась вниз и устроилась в кресле в гостиной, чтобы уж наверняка не пропустить возвращение котеночка.
Королев приехал, когда солнце уже стало клониться за горизонт, окрашивая все вокруг в золотое и алое.
Я поднялась навстречу, вглядываясь в усталые синие глаза, ставшие такими родными. Лицо парня было серьезным, но не печальным, просто усталым, из-за чего замершее на мгновение сердце как-то радостно вытолкнуло в вены кровь.
- Ну как она? – спросила я с затаенной надеждой.
- В целом нормально. Жить будет. О большем пока говорить рано.
Он посмотрел на меня внимательно, как бы оценивая заодно и мое состояние. Видимо, вспомнил о моем маленьком истерическом припадке на кладбище.
- Ты как, Ева? Испугалась? – тон Королева был тихим, участливым, заботливым…
Я немного смутилась и, опустив в пол глаза, утвердительно кивнула. А после Егор просто молча обнял меня. Мы стояли на пороге в полной тишине. Он обхватил мои тонкие плечи, а я его талию. Время утекало, как вода сквозь пальцы, а мы все стояли и стояли. Наши сердца бились в унисон, словно были подключены к одной системе жизнеобеспечения. Мы словно две батарейки, что соединившись вместе плюсом к минусу, высвобождали необходимую для существования энергию.
Солнце давно село, погрузив дом во мрак, а мы так и не двинулись с места. Однако, силы меня стремительно покидали, подкашивая ослабшие колени. Словно почувствовав это, Егор разжал объятия и пошел вглубь гостиной, держа мою руку. Мы расположились на широком диване весьма странным, но невероятно удобным образом.
Королев полулежал посредине, откинув голову на спинку. Я же облокотилась на мягкий подлокотник, пожав под себя ноги. В полумраке комнаты воцарилась атмосфера некой близости. Это даже не интимность. Нечто большее. Состояние, когда хочется делиться сокровенным, не боясь быть непонятым.
- Расскажи мне, что это было? – полушепотом попросила я Егора.
Парень повернулся на некоторый миг всматриваясь в мое лицо, а затем аккуратно потянул меня за ноги, укладывая их поверх своих бедер. Светлая кожа под его загорелыми ладонями вмиг покрылась мурашками, но смотрелась при этом контрастно и завораживающе. Королев же, вновь откинул голову на спинку и начал рассказ, машинально поглаживая теплыми руками стопы, щиколотки и холодные пальчики на ногах.
Сначала я думала, что будет щекотно и даже слегка дернулась. Но нет. Было очень приятно и нежно.
- После того, как Татьяна оставила Гелю цыганам, Рада – старшая дочь их барона, пожалела девочку. Да и проблем с властями у цыган и так всегда было навалом. Лишние ни к чему. Поэтому Рада отвела ребенка к ментам. Рассказала, как есть. О том, что цыгане торгуют наркотой известно было абсолютно всем. Сами же менты их крышевали. За это наказание табору не грозило. А вот за киднеппинг очень даже. В общем, наутро менты сунулись к Татьяне – а та уже окоченела и посинела. Ее – в морг, Гелю – в приют. Оформили быстро. Похоронами Татьяны занималась какая-то ее подруга, с которой они давно не общались. Она же рассказала ментам, что где-то на Севере у Татьяны живут родители. Может, конечно, их и искали, да только безрезультатно. Все больше для протокола. Видишь ли, квартира, что досталась Александру Воробьеву от государства за верную службу, показалась чиновникам лакомым кусочком. Задним числом оформили отказ от ребенка и лишение материнских прав Татьяны, убрав таким образом наследницу, а затем еще и договор купли-продажи нарисовали. Вот и вышло, что дочка Семеновны – наркоманка, сдавшая ребенка в приют, продала все имущество и, в конце концов, умерла от передоза.
Не скажу, что я была поражена человеческой черствости, жестокости, беспринципности и алчности, нет, но все же слушать было неприятно и обидно за несчастного, ни в чем не повинного ребенка.
- Это были лихие времена, Ева. Правили те, на чьей стороне была сила. В Заречном же и вовсе царил беспредел. Через границу ввозили все – от наркоты, до ярких шмоток. И вывозили тоже все – от оружия, до проституток. В те же времена стали пропадать в округе молодые девчонки. Я многого не помню, но во всем этом дерьме оказались замешаны моя сестра, я сам и Геля…
Егор замолчал. Я видела, как сложно ему даются слова и не торопила. Королев глядел в потолок, изредка моргая, его кадык периодически нервно дергался вверх-вниз, выдавая скрытое волнение.
- Мужчина, что был возле кладбища, - продолжил парень, зайдя видимо с другой стороны истории, - Это он убийца. Герасим. Он шизофреник. С детства лечился в психиатричках. Потом его вроде как выписали. Он вернулся в Заречный, стал подрабатывать смотрителем на сиротском кладбище. Это он убивал всех этих девушек. Он же убил Настю. И Гелю. Его поймали как раз, когда он закапывал ее в старую могилку, спрятав труп девчонки в маленький сосновый гроб. На его одежде нашли множество пятен крови, принадлежавшей разным людям. Но больше не обнаружили ни одного тела. Предполагалось, что он всех их закопал вот также в старых могилках. Менты обшарили кладбище вдоль и поперек, делали какие-то мудреные анализы почвы, но в итоге так и остались ни с чем. Герасима осудили за убийство Гели, признали недееспособным и отправили на пожизненное принудительное лечение. Гелю, как сироту, похоронили на том же кладбище. Семеновна обо всем узнала уже позже. Когда все та же подруга Татьяны нашла ее и обо всем рассказала. Муж ее после таких новостей умер от инсульта. В итоге она проехала буквально через всю страну, везя его тело на родину, где и похоронила рядом с дочерью.
Это ужасная история. Нет, это ужасная судьба. Такую и врагу не пожелаешь. Столько испытаний на одну семью. Почему-то мне было жалко их всех. Даже глупую Татьяну.
Сердце щемило от боли. Казалось бы, это просто чужие люди, одна из миллионов историй, пусть и ужасающая, но далеко не единственная в своем роде. Подобных несчастных судеб на каждый детский приют найдется с полсотни. И все, как одна, пронизаны горем, несчастьем, равнодушием и злым роком, дурацким и жестоким стечением обстоятельств.
Однако, я чувствовала необъяснимую тоску и сожаление, что все сложилось именно так. А еще видела отражение тех же самых чувств на лице Егора. Захотелось поделиться с ним своими последними силами, отдать оставшееся в глубине души тепло, подарить минуты утешения и покоя.
Взобравшись на его колени (что само по себе уже входило у меня в привычку), я бережно обняла Королева, вложив в эту нехитрую ласку всю заботу, тепло и любовь, надеясь, что парень почувствует в данный момент, что он не одинок. Ведь ему гораздо хуже сейчас, чем мне. Эта история приключилась с ЕГО близкими людьми. Это ЕГО дорогой человек сейчас находится в реанимации.
Поэтому хотелось укрыть котеночка от всего мира, растворить в себе и носить под сердцем, никогда не расставаясь.
Впрочем, уединение наше долго не продлилось…
Глава 41.
Металлическим хлопком предупредительно громыхнула калитка. Я, как ужаленная, вскочила с коленей Егора, тот же, напротив, как будто хотел задержать. Словно жаждал быть застуканным отцом со мной на коленях. Словно хотел заявить свои права.
Видимо, и у котеночка есть собственнический инстинкт. И это неожиданным образом чисто по-женски польстило мне. Как маленькое доказательство чувств, о которых мы не говорим. Догадываемся, мечтаем, надеемся… Но категорически не обсуждаем.
Поспешно заняв кресло напротив дивана, я заметила, как недовольно поморщился Королев, избегая визуального контакта. После хлопнула входная дверь, и гостиную залил яркий свет зажженных лампочек. На пороге стоял Гусь собственной персоной.
