— И о том, что Алексей поехал в отель, и зачем он поехал, вы тоже знали?
— Не знала но догадывалась.
— Расскажите про окружение вашего мужа.
Карина принялась рассказывать, я тасовал вопросы, не придерживаясь особой логики в их построении. Она держит себя в руках, в политику этой женщине прямая дорога — и внешне подходит и, что самое главное, внутренне.
Всё ладно, логично… даже слишком. И это цепляет. Уверяет что любила мужа именно как мужчину, но практически перестала ревновать. Логичнее отбросить ревность когда муж становится другом и партнером, а не любовником.
И взгляд. Было же что-то, напрягшее меня. Что? Черт, не уловил.
— Вы были знакомы с любовницами вашего мужа?
— Первой была няня нашего сына, молдаваночка, остальных я не видела.
И снова этот взгляд! Вот оно! Взгляд, мимика — Карине не просто плевать на факт измены мужа, она в гневе и ей… радостно. Уродливая смесь, но это факт: прошлые измены её, кажется, задевают тогда как недавний факт чуть ли не удовольствие доставляет.
Вид извращения или…?
Я снова принялся за опрос, по большей части это просто потеря времени, но психологический портрет я набросал, пусть и штрихами. Что-то с Уваровой не так. Я бы подумал что она его и убила, как и любой следователь — именно Карина наследует его состояние, вместе с детьми, конечно. Но убивала не она, и даже не заказывала мужа. Убила Люба.
Заказывала… а аукцион этот? Черт, мне нужна полная картина.
Отпустив Уварову я связался с Любой, которую ранним утром перевез на дачу к приятелям. Убедился что все в порядке и продолжил работать.
После обеда передо мной лежал телефон с открытым мессенджером.
— Это тот самый закрытый чат с живым товаром. Я проверил, Уваров вступил в него не так давно, в чат добавляют только по рекомендации. И заказ на девочку он сделал впервые. Ставки удалили, но я восстановил переписку, и сумма весьма внушительная. И невероятная.
— Угу.
— Рус, серьезно, там небедные мужики пасутся, кстати данные их я перекинул тебе. Ты удивишься, какие в этом чате личности! Но обычно ставки адекватные. Да, не в тысячах рублей, а в десятках тысяч и сотнях тысяч, но миллионы? Нет, это впервые. Работа построена так: хочет какой-нибудь магнат поиметь японо-африканку с гетерохромией, и чтобы ростом была метр девяносто два с половиной сантиметра, и чтобы одна нога короче другой, и под заказ ищут девушку. Находят, и не отдают заказчику, а устраивают аукцион. Знают что так ставка будет больше, да и азарт — именно ради него и устраивают битву. Тогда итоговая цена может дойти до миллиона, но с трудом. Этот Уваров ненормальный.
— Наркоман.
— Угу. Или его кто-то подначивал повышать ставки. Чем больше мы в бабу вкладываем, тем большего от неё требуем. Вот Уваров и пережестил, девочка не выдержала. Плюс, он наркотой под завязку был накачан, в отеле он просто догонялся.
— Да, судя по экспертизе он начал употреблять еще утром.
— Как специально. Пришел к девчонке заряженный, логично что произошел бы конфликт. Тут либо он её, либо она его. Потому что высокая цена за секс, наркота, алкоголь, невинная и неопытная девчонка и озверевший мужик. Взгляд, слово — и конфликт, в этом случае он был неизбежен. Будто кто-то подстроил. Правда, с большей вероятностью убит был бы не Уваров, а девушка. Но это так, в порядке бреда.
Будто кто-то подстроил…
* * *
ЛЮБА
— Люб, можно погулять? — Дианка положила голову на мои колени.
— Нет.
— Пойдем вместе.
— Нет, малыш.
— Здесь красиво. Ну пойдем, ну пожалуйста!
— Позже, — выдохнула я.
— Ладно.
Сестра ластится ко мне, она словно чувствует что я шагнула за грань, и пытается хоть как-то помочь. Жаль, у неё не получится. Я не справляюсь. Не знаю, как называется то чувство, которое мной владеет, от него жутко: я вижу проявления жизни и мне от этого больно. Диана лопочет что-то, коверкая слова — больно; ветер шумит за окнами — больно; слышу голоса, смех, звуки с дороги — больно. Мне нужен вакуум, в котором нет никакой жизни.
Я схожу с ума. Или уже сошла. А еще эти сны! Я не страдаю бессонницей, но за ночь я просыпаюсь множество раз, а затем снова засыпаю чтобы нырнуть в кошмар. А там кровь, в том сне. Я снова прохожу через ужас: отбиваюсь от Алексея, убиваю его… но во сне я не прячусь от мира, а становлюсь врачом, и пытаюсь спасти того, кого лишила жизни. Снова и снова пытаюсь, но у меня не выходит. И руки мои в крови, я тону в ней. А утром, вымотанная этими повторяющимися кошмарами я просыпаюсь, и мне больно жить.
— Я кушать хочу, — захныкала Диана.
Я кивнула сестре.
— Люб, дядя Рус меня утром кормил. Я голодная! Дай поесть.
На часах три дня, Рус уехал в семь утра. Мы за городом, ему приходится рано выезжать. Так, с семи утра Диана не ела — это, получается… сколько? Не могу сосчитать. Долго. Слишком долго ребенок голоден.
Встала с кровати. Это мучительно — идти, что-то делать, думать о еде, о Диане. И сил нет ни физических ни моральных.
— Можно пасту?
— Какую?
— Люб, — фыркнула сестренка, — ну Нутеллу же! На хлебушек, и пару ложечек отдельно. Можно? Дядя Рус купил, только я открыть не смогла, крышечка не открывается.
Я намазала хлеб Нутеллой, протянула сестре этот самодельный десерт и, отдельно, банку с пастой.
— Сначала макароны. Дядя Рус готовил. Нужно разогреть, — скомандовала моя маленькая сестра.
Как включиться? Слова будто через толщу воды до меня доносятся, и не сразу доходят.
Нашла кастрюлю, заглянула. Рус и правда макароны приготовил. С тушенкой. Быстро и вкусно, чего еще от мужика ждать. Впрочем, не мне над ним иронизировать, сама я даже чай не делала, не следила умывается ли сестра, ходит ли в душ. А я сама-то мылась? Тогда, в первый день — да, помню, а в следующие дни? Сколько их прошло? Вроде, два.
Нужно жить. Через не хочу, через больно. Надо!
— Малыш, а я ела тоже в семь утра?
— Да. Дядя Рус нас обеих кормил.
Значит, мне тоже нужно пообедать.
— Ты мылась? Тебя дядя Рус купал?
— Угу. Тут шторка в ванной с зайчиками, классная, я даже срисовала и тебе показывала. Дядя Рус задергивал шторку, и сидел в ванной.
— А зубки ты чистишь?
— Конечно! Сама! — возмутилась сестра.
А вот у меня они нечищены. Кошмар. Если не ради себя, то ради сестры за которую я ответственность взяла, нужно приходить в себя.
Мы пообедали, я сполоснулась в душе, разобралась с гигиеной и Диана вытащила меня на улицу.
— Дядя Рус ворота закрыл, нам только во дворе можно гулять, — пояснила Диана. — Без тебя он запретил выходить из дома. А вон там тётя Вера живёт, дядя Рус сказал что если что-то случится — к ней бежать. А еще вот, — сестренка похлопала по бедру, — он мне телефон дал, и часто звонит.
— Дядя Рус хороший.
— Да, он… он как папа, — выпалила Диана. — Наш папа такой был? А братик? Они тоже хорошие?
— Да, малыш. И папа, и Лёша очень хорошие. И дядя Рус на них похож. Все они добрые, ответственные, настоящие мужчины. И поступками доказывают свою любовь, а не словами.
— Ты женишься на дяде Русе?
— За мужчин выходят замуж, Диан, женятся на девушках.
— Да-да, — закивала сестра, ожидая ответа.
— Не знаю, — ответила я дипломатично, хотя ответ подозреваю — Рус поможет мне, и уйдет чтобы забыть как страшный сон. Он большего заслуживает, лучшего. И я даже держать его не стану, права не имею.
Или имею? Руслан дал мне это право, или он просто жалеет меня?
После прогулки мы вернулись в дом, и я, наконец, взглянула на наше временное жилье. Здесь мило, всё уютное, не новое, с историей. Заставила себя внимательно разглядывать обстановку и думать о вещах, а не о своей никчемной жизни.
Диана снова прибежала ко мне. И внезапно сильно обхватила меня за ноги, прижалась всем телом, всхлипывая.
— Ты умираешь? — всхлипнула она.
— С чего ты взяла, малышка?
