Однако воспоминания и запоздалые сожаления не могли изменить печального положения вещей. Настало время из грез и фантазий вернуться в реальность.
Она вновь заняла место в кресле и продолжила допрос, изо всех сил стараясь сохранить сухой, деловой тон:
— Так ты подозреваешь, что твоя бывшая невеста тебя подставила?
— Да, именно так. Это единственное объяснение, которое мне кажется разумным. Мы с покойным давно конфликтовали… Петра знала, что меня непременно обвинят и я пошлю запрос на твое имя. Она бы не решилась убить нас обоих, а так…
— Если мне придется привести приговор в исполнение, это будет означать, что она в отместку нанесла по нам двойной удар, а сама при этом осталась неуязвимой!
Они встречались с Петрой лишь несколько раз, но взаимная неприязнь, которая сразу установилась между женщинами, не исчезала уже никогда. Джослин была достаточно честна перед собой, чтобы признать, что в ее чувстве к невесте Рафферти примешена изрядная доля ревности, однако дело этим не ограничивалось.
Эта особа относилась с презрением ко всем, кто не принадлежал к высшему эшелону вампирской иерархии. Ее появление на заседании Комитета вносило столько враждебности, что порой его работа была на грани срыва. Если окажется, что именно Петра стоит за возбуждением дела против Рафферти, Джослин не колеблясь прижмет эту сучку к ногтю!
Он, похоже, почувствовал ее настроение:
— Так, и что же мы теперь будем делать?
— Мы? В данный момент у тебя, кажется, немного связаны руки. — Она выразительно посмотрела на его цепи.
— Ты можешь это изменить!
Это была правда: Канцлерам разрешалось брать с собой заключенных для расследования обстоятельств их дела. Однако, если подследственный бежал, Канцлеров обычно ждала ужасная расплата. Им обоим надевали на лодыжки специальные браслеты. Если они удалялись друг от друга более чем на пятьдесят футов, то получали предупредительный удар током. С увеличением расстояния сила электрошока значительно возрастала, так что его электрический заряд мог бы обездвижить до прибытия судебных приставов даже сильнейшего из вампиров или Канцлеров. В этих случаях преступники подвергались экзекуции, жестокость которой определялась уже по совокупности совершенных ими преступлений, а Канцлеры отправлялись в тюрьму досиживать срок, первоначально назначенный их подследственным.
Принимая во внимание, с какой публикой Канцлеры обычно имели дело, неудивительно, что такая практика применялась крайне редко. Неужели Джослин настолько доверяла Рафферти? Выходит, так. Она еще не успела толком осознать свое решение, как уже была на ногах и громко звала охрану.
Одна черта ему нравилась всегда в Джослин: если уж она решилась на что-то — это будет сделано во что бы то ни стало, и боже упаси тогда встать у нее на пути. Он чувствовал, как с каждым мгновением его тело все более восстанавливается благодаря хорошей порции свежей крови, быстро растекающейся у него по венам. Охранник, что попытался оспорить право Джос забрать с собой заключенного, быстро узнал участь тех, кто ей перечит. Шея этого болвана еще долго будет болеть после ее укуса, не позволяя ему забыть преподнесенный ему урок.
— Спасибо за то, что дала мне подкрепиться, Джос. Не то чтобы кровь тюремных охранников была мне по вкусу, однако это в сто крат лучше моей недавней диеты. Крысиная кровь слишком жидка…
Она замерла на месте:
— Они что, кормили тебя крысами? — Ледяное спокойствие в ее голосе не могло скрыть гнева.
— Нет, они давали мне положенный минимум просроченной крови из бака. Я же добавил в этот рацион крыс, иначе мне пришлось бы требовать отвести меня в камеру строгого содержания для разговора с тобой.
— Ублюдки! — Ее черные глаза обещали жестокую месть при первом удобном случае.
— Так куда мы поедем? — спросил он, когда они направились к ее машине.
Ему явно нравилось, что не приходится укорачивать шаг. Эти длинные стройные ноги не раз являлись ему в его самых смелых фантазиях.
— В отель, где я живу. — Она бросила взгляд на часы, установленные на сканере. — У нас не так много времени до рассвета. Утром я собиралась переговорить с некоторыми свидетелями, но теперь, когда ты болтаешься рядом, это невозможно.
Да уж, вампиры и рассвет довольно плохо сочетаются. Если бы ему пришлось при свете дня сопровождать ее для встречи со свидетелями, то с тем же успехом она могла бы проткнуть его колом прямо сейчас.
— Скольких из них ты собираешься опросить?
— Всех четверых. Вообще-то, я не хотела бы встречаться сразу со всеми — слишком высока вероятность сговора, — но Совет может отдать мне тебя лишь на три дня. И сегодняшний день уже считается.
Если дело выгорит, она его получит на гораздо большее время. Если нет — по крайней мере оставшиеся несколько часов он проведет с ней. Он бросил взгляд на свою одежду и недовольно скривил губы:
— Да… одет я не совсем по случаю…
Она поправила ему воротник:
— До своего обычного стиля ты, конечно, недотягиваешь, но опрашивать я их все равно буду без тебя. Они и от разговора с Канцлером-то будут сами не свои, а тут еще оказаться лицом к лицу с вампиром, которого они помогают осудить… Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь из них сейчас поменял свои показания, а позже заявил бы, что он сделал это под давлением.
Он кивнул:
— Оʼкей, я затаюсь, нервно дрожа в соседней комнате, и вообще буду хорошим, примерным вампирчиком.
Джос весело рассмеялась:
— Ну конечно, я прямо так и вижу, как ты нервно дрожишь! Все эти слова явно не из твоего лексикона. Даже если занести над тобой кол, ты и глазом не моргнешь — гордость не позволит.
Они забрались в машину. Джос редко делала что-либо вполсилы. Она лишь повернула ключ зажигания — и ее машина тут же рванула с места и понеслась по дороге.
Силы небесные, как же он устал! Ну ничего, дневной свет скоро поможет ему уснуть. Когда он был полон сил, даже нескольких часов хватало, чтобы полностью восстановиться. Однако напряжение последних недель и издевательски урезанный тюремный рацион не могли не взять свое.
— Ты потом можешь прослушать аудиозаписи их показаний. Большинство улик — косвенные; они лишь подтверждают факт, что у тебя в прошлом с потерпевшим были какие-то дела… — Джос резко надавила на тормоз, чтобы пропустить внезапно выскочившего на дорогу пешехода.
— Я никогда не делал из этого секрета.
— Да, и если бы это было все, что Совет имеет против тебя, этого явно не хватило бы, чтобы тебя осудить. Нет, чертовски сильной уликой является принадлежащий тебе нож, который торчал из сердца этого сукина сына. Вот на этом нам теперь и следует сосредоточиться. — Джос старалась придать своему голосу побольше оптимизма, хотя оба они знали, что все обстоит очень скверно.
