Он сбросил накидку и оперся о стол, приспустив штаны вместе с бельем. И вздрогнул от первого удара, расслабившись, в этот раз владыка больше ласкал перед разлукой, чем наказывал. Креван прогибался и раздвигал ноги, боль горячо разливалась по ягодицам, собираясь в паху нестерпимым желанием. И очень скоро владыка отбросил трость, прощая своего неразумного мужа, и наконец-то распустил завязки на штанах:
— Не молчи, Креван, или ты позабыл о молитве.
— Великий отец возлюбил нас… Любовь долготерпит, милосердствует… любовь не завидует… не превозносится, — шептал Креван на каждый толчок, внутрь и наружу, удовольствие каталось в нем расплавленным золотым шаром, — да будут слова сии в сердце моем…
— Побереги Найриса для меня, — мягко сказал владыка, дыхание его даже не сбилось, но звездный огонь его магии полыхал вокруг них, сейчас это было так явственно видно.
И тогда Креван зажал себе рот ладонью, не давая вырваться греховным словам, до чего же порочен он был и слаб, подобно всем прочим омегам.
Через три дня после отъезда владыки он отправился к Найрису, воображая, как сталкивает того с башни или топит во рву.
Найрис что-то писал, неловко сидя на краешке высокого стула, и обернулся, когда первый лорд вошел в кабинет. Что можно находить в таком омеге, кроме происхождения, конечно, раздраженно подумал Креван, тихая омежья прелесть злила безмерно. Эти глаза, как у мучеников со священных картин, по ним и не скажешь, сколь Найрис строптив и злонравен.
— Что тебе нужно, — тот обернулся, не соизволив встать.
В комнате тонко пахло приближающимся омежьим недомоганием.
— Пришел проведать, — Креван дернул плечом и заметил, как тревожно смотрит Найрис в окно, как будто кого-то ждет.
Наверняка завел себе воздыхателя среди местных дворянчиков, как это принято у благородных омег. У самого Кревана тоже было такое, и он даже позволил одному юному альфе прикоснуться устами к устам, цепенея от мысли, что владыке станет об этом известно. Это случилось на прошлом Весеннем балу, так волнующе.
— Что тебе нужно, — повторил Найрис.
— Позволь тебе помочь, — начал было Креван и вдруг замер, пораженный такой ясной и простой мыслью: ведь если у Найриса есть сердечная привязанность, она легко может перерасти в любовную связь, когда старшего мужа нет дома, а двери и окна распахнуты настежь.
— Уходи, — Найрис поднялся, блеснув брачным браслетом из сплетенных золотых нитей.
— Хорошо, — Креван поставил на столик причудливую коробочку с конфетами. Вообще-то, он их собирался на обратном пути съесть. Флакон с зельем остался в кармане его накидки. — Это тебе. Угощение в знак нашей будущей дружбы.
— С чего это вдруг?
— Ну, я подумал, мы все же оба супруги владыки и должны жить в любви и согласии.
Найрис хотел подойти к нему, но вместо этого схватился за тесно застегнутый ворот накидки.
— Спокойных снов, — Креван церемонно поклонился и покинул покои второго лорда.
========== Глава 3 ==========
В этот день было очень ветрено, и Лаки долго кружился и кувыркался в воздухе, радуясь буйству своей стихии. А потом посадил планер на крошечном выступе на крыше Белого замка и прыгнул вниз, поймав попутный вихрь, с одной почтовой сумкой в руках. Лорд Найрис не ждал его на галерее, и Лаки нахально проскользнул в его покои.
И на мгновение потерял ориентацию из-за ударившей по всем чувствам волны омежьей магии. Он замер и чуть не столкнулся с первым лордом, едва успев скользнуть в нишу со статуей. Первый лорд прошел мимо, ничего не заметив, и на его губах, ярких, как он сам, играла прелестная улыбка.
Лаки прижался лбом к статуе, пытаясь прийти в себя. Магическая вспышка была не у первого лорда, а значит… значит… лорд Найрис… Он с тихим стоном сжал себя между ног — там тоже было на грани, как и во всем теле. Мир вокруг полыхал тонкими оттенками и насыщенными ощущениями, близость высокородного омеги в пике своей прелести делала его таким прекрасным.
Лаки никогда не доводилось находиться рядом с омегами благородного сословия в эти дни, даже его омега-отец и брат всегда запирались в дальних комнатах, куда ему не было хода. А низкородные, с которыми он привык развлекаться, радовали в свои дни лишь слабыми вспышками, не дотягивающими даже до обычного магического фона дворян.
“Надо уходить от греха подальше”, — подумал он, но, как завороженный, направился не наружу, а внутрь, туда, в самую сердцевину магии.
— Лорд Найрис, — он улыбнулся и слегка поклонился, заходя в кабинет, — королевская почта, к вашим услугам.
— Приветствую, господин гонец. Пожалуйста, положите на стол, — лорд Найрис стоял около окна, нервно ломая белое перо. На его щеках горел лихорадочный румянец, а на пальцах темнели пятна от чернил — как кровь безвременно погибшего пера.
Лаки сглотнул, подходя к столу. Дрожащими руками выложил несколько посланий и застыл, уставившись на лорда Найриса.
— Я сегодня нехорошо себя чувствую, — прошептал тот. — Простите, что не могу достойно принять.
— Я вижу, — сказал Лаки медленно и сделал несколько шагов к нему, — вижу, милорд…
— Не надо, — лорд Найрис вжался в стену, тяжело дыша. Губы его приоткрылись, а глаза влажно блестели.
— Вы испачкались, милорд, разве можно так обращаться с писчими принадлежностями, — хрипло сказал Лаки и взял его за руки. — Позвольте мне…
И лорд Найрис не сопротивлялся, когда Лаки прижался губами к его ладони, а потом, осмелев, лизнул чернильное пятнышко.
Лаки поцеловал его запястье, задыхаясь от восторга, и по лицу лорда Найриса прошла судорога.
— Прекратите…
— Пожалуйста, — Лаки распустил узел его шейного платка и лизнул в обнажившуюся шею.
И снова лорд Найрис не сопротивлялся возмутительной вольности, даже когда Лаки прижался к его устам.
— Повернитесь, — попросил его Лаки и взял за плечо, разворачивая.
А потом все было как в самой смелой мечте или бесстыдном сне: Лаки снял с лорда Найриса верхнюю накидку и принялся расшнуровывать рубашку на спине, покрывая поцелуями гладкую кожу. Горький миндаль духов смешивался с собственным запахом лорда Найриса и запахом его магии — льдисто-свежим, подобным горному ветру, и у Лаки кружилась голова и все замирало внутри, как будто уходил он в смертельное пике.
Лорд Найрис дрожал и ежился под его ласками и все повторял свое “пожалуйста, не надо”, пока Лаки разоблачал его. И послушно прогибался и переступал ногами, освобождаясь от штанов.
— Как вы прекрасны, — прошептал Лаки, целуя его иссеченные ягодицы, это чудовище, владыка Белого замка, недавно вновь издевалось над своим мужем.
Лорд Найрис тихонько застонал, когда Лаки раздвинул прекрасные половинки и лизнул его в самое сокровенное.
— Вы позволите мне познать вас? — спросил Лаки, вставая.
— Нет…
Лаки потянул его к столу и, уложив, принялся вылизывать соски и основание шеи, все омеги были чувствительны в этих местах, и благородный лорд не оказался исключением.
Он метался и выгибался, цепляясь Лаки за плечи, притягивал к себе и глухо стонал, а в глазах его блестела и переливалась магия льда, омывая Лаки холодом и силой.
— Как же я вас люблю, мой прекрасный лорд, — Лаки положил ладонь ему на пах, и лорд Найрис, всхлипнув, толкнулся ему в руку и наконец попросил:
— Пожалуйста, возьмите меня.
И Лаки положил его ноги себе на плечи и медленно проник в его тело, в этот божественный сосуд силы, ощущая одновременно пылающий жар его плоти и ледяной холод магии.
