- Защищать и оберегать, - улыбнулся Ален и нежно поцеловал меня в висок.
Вот так внезапно я обрела двух возлюбленных вместо одного. Интересно, за что же мне такое счастье? Ведь люблю обоих, одного давно и тайно, а другого давно и открыто! Как же хорошо, что им хватило мудрости и широты души чтобы разделить меня таким образом.
***
- Милая, как тебе с двумя одновременно? – лежим с мужем после уходя Алена.
- Знаешь, я почти поверила в этот сценарий. А было бы круто иметь сразу двух мужей одновременно!
- Я тебе дам сразу двух! – шутливо грозит мне любимый.
- Сам нашел этого человека, - пожимаю я печами, - сам предложил новый сценарий.
- Угу. Иногда можем и так развлекаться.
- Да, а я о чем?
- Ключевое слово тут «иногда», - целует меня муж.
- Не ревнуй милый, ты же знаешь, что я пойду ради тебя на все! Что у нас там следующее? Восемнадцатый век?
Глава 5
ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК АГРЕССОРА
В деревне при городе жизнь отстой! Тем более, если ты крепостная крестьянка, фактически, бесправная рабыня своих господ. Что один меня драл, старый хрен, помер уже наконец-то, что второй, молодой, да горячий посматривает постоянно и очень заинтересованно. В том, что зажмет где-нибудь в углу, да юбки задерет в один прекрасный день, сомнений не остается.
Пока стараюсь не попадаться к нему на глаза, ну а если попаду, убегаю куда глаза глядят.
В конюшне пахло сеном и лошадьми. Накормив и напоив лошадей, я шла с пустым кувшином через двор. Было тихо и прохладно. Под длинные юбки задувал ветерок, вороша мои светлые, выбившиеся из прически кудряшки.
И зачем я родилась такой привлекательной для мужиков? Для рабыни красота только отяжеляет и без того сложную незавидную судьбу, заставляя трудиться по ночам после тяжелых дневных трудов, ведь дневную подённую работу никто не отменяет, коли ублажаешь барина всю ночь…
Родилась бы как Машка, у которой щеки даже с затылка видны, а жопа до того необъятная, что со стульев свисает, вот тогда бы да, тогда бы отдыхала по ночам, вкусно откушав свежей булки, да запив парным молоком. Но нет. Угораздило же взять огромные материнские глаза на пол-лица, синие как васельки солнечным летним днем. Угораздило взять бабы Верину тонкую осиную талию, которую при желании могу обхватить ладонями целиком. А грудь мне досталась от другой бабки. Не помню как ее звали, а вот грудь тяжёлая налилась, особенно по сравнению с талией. Старый хрен, с ума сходил от нее, все тискал, мял, вылизывал. У него плохо стоял обычно, а вот стоило ему мои прелести пожамкать, как все поднималось, как миленькое.
А в любви он мне как клялся! Все побрякушки да цацки покойной жены дарил, полный сундук ее платьев отдал, с барского плеча, так сказать…
Лучше бы я сожгла этот сундук, ведь меня в этих тончайших шелковых нарядах мужики просто пожирали своими похотливыми взглядами. Провожали глазами, раздевали, крутили-вертели как хотели, имели в разных позах как куклу какую-то…
В итоге перестала их одевать. Пылятся, никому не нужные. Я бы и рада кому их отдать, но на девок дебелых не лезут они. Только я такой худой в деревне уродилась. Как ни пытались меня кормить батюшка с маменькой, да не в коня корм, как говориться.
Я так задумалась наслаждаясь ночной прохладой, что не сразу среагировала на шум приближающихся копыт, и это стало моей главной ошибкой. Огромный темной всадник на вороном взмыленном коне налетел, точно ночной вихрь. Сразу же смел меня под копыта и затормозил, что есть мочи.
- Что за шлюхи под ногами путаются?! – взревел наездник голосом молодого барина, а потом две могучие ручищи приподняли меня над землей, точно котёнка.
А я поняла что попала. Как бабочка в силки паука попала. Сегодня мне точно не сдобровать.
- Ах это ты… - обдав крепким алкогольным паром ухмыльнулся барин, - вот ты мне и попалась, птичка-невеличка!
Его руки полезли ощупывать мое тело, но его крепко скрывало платье и нательное белье, что скрывалось под ним.
- Ненавижу! – пыталась отбиваться я от его огромных шаловливых лап. – Ненавижу!
- В чем дело? Ты не в настроении? – заломил озорную бровь барин, - Или мой отец драл тебя как-то по-особенному?
- Перестаньте! – задыхалась я. А он отыскал восставший от грубых ласк и пошлых слов сосок и чувственно крутил его, сжимал меж пальцев.
- Думаешь, я не знаю, как ты с батей моим в койке стонала? Думаешь не видел, как седлала его и скакала так, словно за горизонт ускакать хотела?
- Он не давал мне выбора! Как вы сейчас!
- О, нет, не ври-ка, моя милая! Давай посмотрим что у тебя меж ножек, если сухо, отпущу! Слово барина, что отпущу!
А меж ножек у меня тем временем пылал пожар. Пошлые слова и развратные забавы с моей грудью подожгли меня, вскипятили кровь, заставив бежать ее по венам быстрее и горячее раскаленной лавы. Поэтому в этом споре я проиграла еще до его начала.
- Ножки раздвинь! – похотливо шепчет мне в ушко барин. – Вот так, не зажимайся, чай не целка уже!
Сильная мужская рука лезет прямо в самое сокровенное, сокрытое от всего мира кружевными панталонами.
- Ух! – одновременно в унисон друг другу стонем мы. Я – от того, что его пальцы провели по лепесткам и дотронулись до сокровенной горошины, он, оттого что почувствовал, как влажно и жарко там у меня.
- Ну и чего ты кочевряжишься? – довольно ухмыльнулся он, достал пальцы и с удовольствием облизал их.
Обнял меня за плечи, зафиксировав в таком положении и поцеловал. Ну как поцеловал? Искусал мои губы, языком вторгался меж них, вылизывая меня, слово вкусный плод фрукта. Его твердый член упирался мне в бедра и ощутимо чувствовался сквозь столько слоев одежды!
- Моя! Моя! Шептал он. Королева! Богиня! Всегда с таким видом ходишь независимым, будто не крестьянка, а знатная барыня! А хочешь, сделаю барыней? Хочешь? У отца-то духу не хватило, не хотел он маменькину светлую память оскорблять, но я могу! Если будешь хорошо стараться!
У меня голова шла кругом. Этот молодой барин и впрямь может помочь мне пока молод и горяч, и туп! И все мозги у него собрано в одном очень длинном и толстом месте, которое я, при должном ублажении могу держать целиком и полностью в своих тоненьких ручках.
- А не соврешь?! – смотрю ему прямо в глаза, смело и зазывно одновременно. Провожу языком по губам, прикусываю нижнюю.
Он тут же тянется следом за моими губами, повторяет мои действия один в один, прикусывает, а его орган наливается еще больше, дергается в штанах, твердый как гранит.
- Нет, королева! Нет, чертовка, не обману, слово барина дал же! Давай, ублажи меня, как его! Лучше чем его!
Я улыбаюсь, лезу ему под рубаху, выпускаю ее из штанов. Пальчиками проникаю под шелковую ткань. А он большой в штанах. Огромный, я бы сказала. Смыкаю пальцы на горячем стволе, и не могу обхватить полностью. Вены, переполненные кровью создают ему объем и дополнительный рельеф. Шелковая головка сочится смазкой, размазывающейся у меня по ладони.
Барин глухо рычит и закатывает глаза от наслаждения.
- Ведьма! – хрипит он сквозь зубы, - Настоящая ведьма!
- Смотри с лошади не упади, - не удерживаюсь я от колкости.
- Я сейчас тебе такое в конюшне устрою! – ухмыляется мужчина, а глаза у самого горят возбужденно, в предвкушении веселых плотских утех.
Он собирается из последних сил и стараясь не обращать внимания на мои манипуляции с его достоинством трогает лошадь, направляя ее в стойло.
Конюх, скабрезно ухмыляется мне, потому что тоже видел меня рядом с барином, принимает коня, а барин, схватив меня под руку, ведет на сеновал. Ну прямо классика жанра. Не успевает прикрыть дверь, как уже во-всю сдирает с меня платье, рвет исподнее в клочья.
- Вот они! Мои вишенки! – стонет барин и принимается вылизывать беззащитно торчащие в разные стороны соски. – Твердые! Бляха-муха! Резиновые! И сладкими пирогами пахнут! Хотя сама худая!
Я запрокинув голову наслаждаюсь тем, как мужской язык основательно и требовательно проходится по соскам, по каждой ареоле, уделяя внимания обоим полушариям.
