Я наклоняюсь и прижимаю ее плечи к сиденью, когда она смотрит на меня.
— Если я выну это у тебя изо рта, — рычу я. — Ты будешь кричать?
Она тычет рукой вверх, отгоняя меня. Я хихикаю.
— Как хочешь.
“Мммммммммм!! Фмммммф!”
Я вздыхаю. — Это что, " нет, Лев, я не буду кричать”?
Зои пристально смотрит на меня.
— У тебя есть хоть один шанс, поняла?
Я поднимаю руку и вытаскиваю подвязку у нее изо рта. Ее лицо розовое и раскрасневшееся, губы припухли ровно настолько, чтобы я застонал.
— Лучше?
— Пошел ты, — выплевывает она.
— А я думал, что ты хорошая маленькая девочка из высшего общества.
Зои насмешливо смотрит на меня. Господи, даже насмехаясь, она невероятно великолепна. Ошеломляющая, пленительная, и мне очень, очень трудно не схватить ее и не овладеть ею снова прямо здесь.
Она кипит, глядя мне в лицо.
— Что ты делаешь?
— Забираю тебя.
Она густо краснеет. — что?
— Я сказал, что забираю тебя.
— Нет, я слышал тебя, я просто не понимаю…
— Ты же не хочешь выходить замуж за этого придурка.
Она поджимает губы.
— Так ты говоришь?
Моя челюсть сжимается, когда я пристально смотрю на нее.
— Ты этого не сделаешь.
— Как же…
— Потому что я знаю, что ты моя, — рычу я, заставляя ее задыхаться от жестокости этого, когда я наклоняюсь к ней ближе. — Потому что я знаю, что ты мечтала обо мне и тосковала по мне с того дня.
Она хнычет.
— Потому что я знаю, что ты можешь быть плохой девочкой, но я чертовски хорошо знаю, что ни один другой мужчина никогда не трахал тебя так, как я могу трахнуть тебя. Как будто ты умираешь от желания, чтобы тебя трахнули.
У Зои отвисает челюсть.
— И потому что я знаю, что ты умирала от желания снова почувствовать мои руки на себе, и мои губы, пробующие тебя на вкус.
Она пристально смотрит на меня.
— Ты высокомерный сукин сын…
Я сокращаю расстояние между нами и крепко целую ее. Заставая ее врасплох, но через несколько секунд она отчаянно стонет мне в рот. Или, по крайней мере, так было до того момента, как она отстранилась и сильно ударила меня по лицу.
Я глухо рычу. Глаза Зои расширяются.
— Я… я не… тебе не следовало целовать…
Я поднимаю руку, все еще держа пояс с подвязками. Я улыбаюсь, и она пристально смотрит на меня. — Нет, блядь, смей….
Она кричит, когда я засовываю подвязку обратно ей между губ. Я хватаю ее за запястья, и прежде чем она понимает, что я делаю, я обматываю их короткой мягкой веревкой, которая была в кармане моей куртки.
— Ммфхх! Ммммммммммпф!
Ее глаза метают кинжалы, но я просто улыбаюсь в ответ, протягиваю руку и пристегиваю ее ремнем безопасности.
— Пора двигаться, lastachka, — ворчу я.
Я подхожу к водительскому месту и тянусь к двери. Но внезапно я останавливаюсь. Это похоже на то, как будто рациональное мышление наконец-то проявляется, заставляя меня застыть на месте.
Я имею в виду, что блять что я делаю? Это безумие. Одержим я ею или нет, но я буквально похищаю девушку с ее собственной чертовой свадьбы. И все же я знаю, что не остановлюсь. И я знаю, что, конечно, не верну ее обратно.
Я не могу остановиться с ней. Я слаб с ней; в ее власти, хотя она этого и не знает. И безумно это или нет, я не отступлю ни сейчас, ни когда-либо.
Я взял ее. Теперь она моя. Конец истории.
Я сажусь за руль "Шевелле", включаю двигатель и включаю передачу. А потом мы исчезаем
Глава 4
Зои
Я молчу, пока мы едем, ну, не только потому что у меня во рту застряла гребаная подвязка. Но я также не могу решить, сказала бы я что то или нет, даже если бы он не заткнул мне рот кляпом. Часть меня хочет, что я бы орала на него непристойности или кричала в окно о помощи. Другая часть решает, что я просто буду хранить полное молчание — как своего рода протест. Как будто я заставляю его молчать.
Я закатываю глаза при этой мысли. Нет, “молчаливое обращение” — это когда твой парень-придурок или забывает о годовщине или что-то в этом роде. Ты не можешь молча обращаться с парнем, который буквально похищает тебя со свадьбы.
Да, это может быть и свадьба, с которой я буквально мечтала, чтобы меня забрали. И мужчина, который меня заберет, может быть тем мужчиной, о котором я буквально фантазировала в течение трех недель. На первый взгляд, я должна задаться вопросом, почему я вообще злюсь на все это.
Мой язык скользит по мокрой подвязке, и мои запястья сгибаются под веревкой, связывающей их.
А, точно. Вот почему я злюсь. Это не похоже на то, что человек из моей фантазии и в моем сне прискакал на лошади, чтобы спасти меня, как рыцарь в сверкающих доспехах. Он чуть не вышиб дверь ногой, перекинул меня через плечо, как мешок с картошкой, и, вальсируя, вышел. Где он быстро связал меня и заткнул рот кляпом.
Это принцип. Ты не можешь просто… брать людей. Но когда я искоса бросаю взгляд на грубого, великолепного, татуированного русского бандита, сидящего рядом со мной, меня пробирает дрожь. Что-то подсказывает мне, что “ты не можешь” — это не та фраза, которую он часто слышит. Или вообще слышит.
Мои мысли кружатся, перебирая сотни различных схематичных сценариев того, куда он меня ведет. Я имею в виду, куда похитители забирают людей, которых они похищают? Сомнительный склад? На нижних ярусах какого-нибудь российского танкера?
Я хмурюсь. Есть небольшой шанс, что за последние три недели я посмотрела слишком много фильмов с участием русских гангстеров.
Но когда я смотрю в тонированные окна и понимаю, что мы на Лейкшор — драйв, где находятся одни из самых шикарных и дорогих жилых зданий в городе. Он дергает руль, и я ахаю, когда машина сворачивает в подземный гараж особенно потрясающей высотки из стекла и стали. Камердинер улыбается и подходит к машине, но Лев только хмыкает и качает головой, проезжая мимо будки.
Мы спускаемся на нижний уровень, а затем на стоянку, где Лев глушит двигатель. А потом наступает тишина. Он молча выходит, подходит ко мне и открывает мою дверь. Мой пульс учащается, когда он осторожно вытаскивает меня из машины. На секунду я задумываюсь, не собирается ли он снова перекинуть меня через плечо.
Мне хочется закатить глаза на себя при вспышке разочарования, когда он Не делает этого. На этот раз он просто провожает меня до лифта.
Когда двери за нами закрываются, он поворачивается, нависая надо мной. Он тянется ко мне, и я задыхаюсь через кляп, прежде чем он вытаскивает его у меня изо рта. Он ухмыляется мне, и это самодовольство снова выводит меня из себя, когда лифт начинает подниматься.
— Ты что, блядь, ненормальный?!
Он развязывает веревку вокруг моих запястий. Когда мы поднимаемся, позади него, с уровня гаража, стены лифта превращаются в стекло. Внезапно открывается потрясающий вид на город и мерцающий за ним закат.
Тело Льва неподвижно. Его холодные голубые глаза впиваются в мои.
— Возможно, так оно и есть.
— Возможно, это мало сказано, — огрызаюсь я. — Ты гребаный псих, ты это знаешь?
Он ничего не говорит. Эти глаза просто прожигают меня, заставляя мое сердце биться быстрее, в маленьком закрытом стеклом пространстве.
— О, теперь нечего сказать, а? — бормочу я.
Он по-прежнему ничего не говорит.
— Ладно, знаешь что? — Я выплевываю. — Позволь мне кое-что тебе объяснить, хорошо?! — Я тыкаю пальцем в его самодовольное, красивое лицо. — Это не гребаная Россия, ясно?! Ты не можешь просто похитить…
Одним движением его рука толкается за спину, чтобы остановить лифт, и он врезается в меня. Я задыхаюсь, когда его руки хватают меня, отталкивают назад и прижимают к стеклянной стене, когда он нависает надо мной. Мой пульс учащается, и мое тело пульсирует и трепещет, когда я смотрю ему в глаза.
— Скажи мне, что ты хочешь его, — рычит он. — Скажи мне, что ты хочешь выйти замуж за этого ублюдка.
