В шатре он посадил пленника перед собой и смазал его царапины и ссадины привезенным с собой бальзамом. Лицо эльфа представляло собой обычную неподвижную маску, но его напряженное тело заметно расслабилось, когда он понял, что очередное издевательство откладывается, хотя бы на время.
Кавалер Ахайре попытался припомнить хоть что-то из Древней речи, но потерпел позорную неудачу. А он так хотел бы сказать эльфу, что ему ничего не грозит, по крайней мере, от его рук, что никто его больше не тронет. Он понадеялся, что эльф скоро сам в этом убедится, если он еще способен воспринимать реальность и не переселился полностью в мир своих грез.
Он выбрал для пленника простую тунику и штаны из своих вещей и жестами показал, что тот может одеться. Эльф повиновался. Альва наконец прикрыл одеждой собственную наготу, достал гребешок и расчесал свои спутавшиеся рыжие волосы. Еще бы им не спутаться, если Кинтаро всю ночь с превеликим удовольствием запускал в них пальцы. Он поморщился, нащупав на шее болезненный след от укуса. Да, темперамент эссанти не зря вошел в поговорку.
Эльф смотрел на него искоса, из-под ресниц. Заметив это, Альва протянул ему гребень, который эльф взял осторожно, будто видел в первый раз, и растерянно покрутил в пальцах. Потом он так неловко попытался повторить движения молодого человека, что тот невольно рассмеялся и, забрав гребень, взялся за дело сам. Он слышал байки о ручьях Великого леса, от купания в которых волосы сами собой разделяются на пряди и долго потом не запутываются, а иногда даже заплетаются в косички или в другие прически похитрее. Видно, была в этом какая-то правда – или просто Древний народ для расчесывания волос употреблял другой инструмент, совсем не похожий на гребень.
Он сел за спиной эльфа и принялся расчесывать его густые, длинные, волнистые пряди, придерживая у корней, чтобы ненароком не причинить боль. Попытался стереть с одной прядки пыль и был вознагражден, когда под пальцами проявился настоящий цвет волос пленника – жемчужно-серебристый, как лунный свет. Молодой человек наконец увидел и знаменитые заостренные эльфийские уши, которые раньше были прикрыты спутанными волосами. Почему-то они показались ему очень трогательными.
Альва водил гребнем по волосам эльфа так нежно, что это напоминало ласку. За столь интимным и мирным занятием легко было забыться и представить себя с возлюбленным после ночных наслаждений… Кавалер Ахайре вздохнул. Чтобы эльф стал возлюбленным человека? Да раньше мир перевернется. Слишком уж Древний народ ненавидит людей, и есть за что, Альва не мог этого не признать, особенно в данном конкретном случае. С усилием отвлекаясь от мыслей, которые почему-то грозили навеять безмерную тоску, он отложил гребень и, полюбовавшись на результат своих трудов, сказал:
– Ну вот, теперь ты больше похож на человека, – и сам засмеялся, поняв, какую сморозил глупость.
Он снова ушел и, порыскав возле костров, вернулся с остатками вчерашнего пиршества и водой для питья. Эльф сначала отвернулся от предложенного ему жареного мяса, но когда кавалер Ахайре со зверским аппетитом набросился на еду, пленник нерешительно присоединился к нему. Ел он очень неторопливо, аккуратно и выглядел при этом благородно, как прирожденный принц, воспитывавшийся при дворе. Альва невольно залюбовался им.
После еды он решил, что самое время познакомиться, рассудив, что добрые намерения были продемонстрированы достаточно внятно. Он интернациональным жестом ткнул себя в грудь и сказал:
– Альва Ахайре, – а потом указал на пленника и вопросительно поднял брови.
Эльф прикрыл глаза ресницами и отвернулся. Тоже интернациональное выражение чувств, с досадой подумал Альва. Не хватало только презрительной мины, чтобы полностью передать фразу: «А не пошел бы ты со своими вопросами, приятель!»
Снаружи уже доносился шум пробуждающегося лагеря. Ахайре собрался все-таки поискать сброшенную вчера как попало одежду и вернуть хотя бы пояс, к которому очень привык. Кроме того, он ощущал странную обиду на эльфа за то, что тот не хотел назвать свое имя. «А ты чего ждал? Что он кинется тебе на шею и расцелует, особенно после вчерашнего?» – спросил он себя. Может быть, у Древнего народа табу на то, чтобы называть свои имена людям. Да мало ли что! Но эти мысли не помогли прогнать чувство горечи.
Пока Ахайре шарил в поисках своего пояса на том месте, где вчера сидел с вождем (и лежал тоже, если уж на то пошло), голый Кинтаро, зевая, выполз на четвереньках из своего шатра. Он встал на ноги, потянулся, потом удалился за шатер справить нужду. Вернувшись, вождь опрокинул в себя недопитый кувшин с вином. Выглядел он цветущим и хорошо отдохнувшим, никаких признаков похмелья или усталости, что было странно, учитывая, сколько он вчера выпил, чем всю ночь занимался и как мало спал.
– Доброе утро, доблестный вождь эссанти, – буркнул Альва, продолжая рыться среди шкур, которыми было застелено возвышение у костра. – Надеюсь, мы хотя бы сегодня обсудим поручение моего короля.
Кинтаро подошел к нему, без лишних слов перекинул через плечо и потащил в шатер.
– Вот черт! – только и выговорил Альва, слишком потрясенный, чтобы сопротивляться.
Насчет целей вождя заблуждаться не приходилось – у него стояло так, что хоть седло вешай.
Когда эссанти разложил его на полу и начал целовать, расстегивая на нем одежду, кавалер Ахайре сердито запротестовал, пытаясь уклониться от требовательных рук и губ:
– Послушай, вождь, хватит с меня ваших развлечений. Ты обещал поговорить о делах после пира. Я требую, чтобы ты сейчас же выслушал предложение моего короля и дал ответ как можно скорее!
Кинтаро выпустил его и сел на пятки, улыбаясь и сверкая белыми зубами в полутьме шатра.
– Я знаю, зачем ты приехал, – бросил он снисходительно. – Твой король умен, он хочет воевать чужими руками. Скажи ему, что эссанти пойдут вместе с ним на энкинов. Мы возьмем себе всю военную добычу, а что дать нам сверх того, пусть определит щедрость твоего короля.
Вдруг он засмеялся и, придвинувшись к Альве, прижал ладонь к его щеке.
– Вряд ли он будет настолько щедр, что отдаст мне тебя. Я бы, может быть, пошел к нему на службу навечно, если бы ты всегда оставался со мной.
Кавалер Ахайре молчал, опустив глаза, не зная, как реагировать на эти слова.
– Скажи, а у тебя есть возлюбленный? – спросил эссанти с детской непосредственностью.
Альва вздохнул и ответил честно:
– Уже давно нет.
– У тебя было много любовников?
Молодой кавалер не знал, сердиться ему или смеяться – просто форменный допрос!
