С тех пор, как Ду Хён сообщил страшную новость, он молчал. Он не утратил способность говорить. Просто не хотел. Для него молчание походило на одинокий крик. Со временем царапины затянутся, а в душе останется огромная дыра. Они не всё сказали друг другу.
Читтапон никогда не плакал, считая признание своей слабости трусостью. Слёзы спрятались внутри за тёмно-синими глазами. Он до сих пор отказывался верить и часто повторял одно и тоже тихо, чтобы никто, кроменеёего не слышал: «Я не оставлю тебя одну. И молча залечу все твои раны». Это были строки из его песни, но он их не пропевал, а нашёптывал.
Когда Ким вошла в комнату, его губы шевелились. Он проговаривал другие строки из своей песни: «Прошу, открой глаза и почувствуй тепло. Уверяю тебя, я всё исправлю».
Девушка остановилась перед ним и несмело улыбнулась. Читт видел это боковым зрением, он не поднял на неё глаза. Не хотел.
– Как ты себя чувствуешь?
– Марк сказал… – тем же шёпотом проговорил он.
Ким поняла, что Ду Хён, наконец, решился воплотить её замечательный план в реальность. И раз Читт подавлен, значит, ей ничего не угрожает.
– Сочувствую тебе, дорогой. Прости меня за всё. – Ким по-актёрски эффектно изобразила скорбь и сожаление. – Со временем боль станет тише. Мне… даже сказать нечего. Кажется, что все слова утешения – пустой звон. Тебе нужно это пережить. – Она присела. – Читт? Ты… плачешь?
Из уголка глаза по щеке скатилась крупная слеза. Читт не смог её сдержать.
– Почему?
Ким запнулась.
– Почему?
– Да, за что? Кто имел право у меня её отбирать? Я хочу знать, как и по какой причине это случилось, Ким. Марк отказался отвечать на мои вопросы, бросил меня здесь беспомощного с моим горем. А я просто хочу знать…
– Он волнуется за тебя, – попыталась оправдать Ду Хёна Ким. – Пойми, ему тоже нелегко. Он боится, что после аварии ты не вернёшься на сцену…
– Мне плевать на карьеру сейчас! – закричал он, ударив по подлокотникам инвалидного кресла три раза с такой силой, что чёлка упала на лицо и закрыла его глаза. – Я хочу знать, почему я здесь, и что стало с ней.
Протянув руку, Ким хотела убрать волосы со лба парня, но он дёрнул головой, а потом сам смёл чёлку в сторону. Тогда она резко схватила ручки кресла, сняла его с тормозов и покатила в коридор.
– К тебе приехал один человек, – быстро говорила она, глотая злость и обиду, – он всё расскажет, ведь он был там и многое знает. Очень надеюсь, что в этом центре ты быстро восстановишься и вернёшься к жизни. К жизни, Читт, – она остановилась на минуту, – потому что она продолжается.
Через две минуты Ким ввезла кресло в крытый сад, где стояли столики. К ним навстречу встал Вон. Спустя два с половиной месяца он осмелился приехать навестить друга. Друга, которому пришлось причинить боль. Выйдя из игры, Вон единственное, что не смог, так это остановить эту игру. Ду Хён полностью поддержал идею Ким, потому что тоже мечтал избавиться от Элоры Бессон. Последняя прихоть Читтапона снять видеоклип с женой вызвала в нем дикое негодование, но противостоять звезде – себе дороже. Он был рад, что клип не досняли и ему не суждено выйти в свет.
Видеть друга в инвалидном кресле было нестерпимо больно, хотя врачи сказали, что восстановление займёт не больше года. Для Ким это была замечательная новость, ведь у неё появилось время завоевать внимание Читта. Все свои усилия она направит на то, чтобы он поскорее забыл Элору и переключился на неё.
Ким оставила их одних.
Читт не сводил с Вона взгляда, холодного как льдина.
– Почему Тхэ Мин не приезжает? – спросил Читт.
Вон вспомнил их с Тхэ Мином разговор. Тот был раздосадован тем, что Вон до сих пор общается с Ким. «Я хочу, чтобы ты больше не звонил этой стерве. Если ты дорожишь нашей дружбой, больше не станешь иметь дел с Ким». Тхэ Мин по-своему прав, и Вон не имел права его винить. Но если сказать ему, что Читт жив и находится в лечебном центре на краю Сеула, который оплачивает Ким, их дружбе точно придёт конец. Вон этого не хотел.
– В Корее не знают, что ты попал в аварию в Америке.
– Причём тут Корея? Я спрашиваю, почему мой друг не приезжает.
– Послушай, они с Ким расстались. Она посчитала, что их ссоры здесь будут не нужны. Мы не сообщили ему… пока…
Сглотнув, Читт отвернулся.
– Ясно.
– Я только недавно вернулся и сразу приехал. Ду Хён выставил твою виллу на продажу. Наверное, это правильно. Так тебе будет легче…
– Знаю. Я сам его попросил.
– Я займусь её вещами. Отправлю их её родителям. – А сам подумал: «Придётся их сжечь. Или у себя оставить?»
– Как она умерла? – поступил резкий вопрос, от которого Вон вздрогнул. Лгать. Ему придётся лгать своему другу. Другу, с которым он очень нечестно поступил.
– Она… впала в кому и не вышла из неё. Родители приняли решение отключить её от аппаратов.
– Ты присутствовал, когда они это сделали? – через минуту спросил Читтапон. – Ты можешь с уверенностью утверждать, что её не стало?
– Да, Читт. Я был на панихиде.
Они долго смотрели друг на друга, один – с горечью, другой – со спокойной уверенностью в своих словах.
«Если бы ты знал, что я сделал, Читт,– думал Вон, –возненавидел бы меня. Впрочем, это было бы справедливо».
Неожиданно развернув кресло, Читт уехал обратно к себе и больше никого не пожелал видеть. Ему необходимо было набраться смелости вглядеться в свою боль и просто побыть с ней наедине.
Глава 20
С приходом весны в мою жизнь, казалось, пробился маленький лучик света. Я не перестала думать о своём погибшем муже, но сны и видения исчезли. Встречи с Джона пошли мне на пользу.
В первую встречу, в китайском ресторане, мы долго говорили. Я не стала рассказывать свою историю с самого начала. Рассказала, как проходила наша свадьба, призналась, что изначально не любила Читта, а когда любовь пришла, он ушёл от меня навсегда. Джона давал довольно хорошие советы, к которым я стала прислушиваться не сразу, а хорошо их обдумав.
Во второй раз мы увиделись с ним через неделю. Я сама пришла в больницу и дождалась конца его рабочего дня, затем мы немного прогулялись, болтая о разных пустяках. Тогда я поймала себя на мысли, что меньше говорю о Читте.
Сегодня будет третья встреча. Джона сам позвонил и предложил сходить на новую картину, а потом поесть пиццу. Он сказал, что это тоже часть терапии, но мне уже не казалось, что это простые встречи.
О чём был фильм, я не помню. В момент просмотра мои мысли витали где-то в Корее рядом с Читтом. Где-то даже всплакнула, но Джона этого не заметил. Я смогла замаскироваться, плеснув в лицо немного пепси из соломинки. Мне не составило труда это сделать – надо было слегка надавить на стенки стаканчика.
Потом мы действительно пошли есть пиццу. Джона заказал три разных и смеялся, когда я верещала, что не съем все. Но мой аппетит в последнее время был запредельный. Никогда раньше я столько не ела. Дома холодильник ломился от разной еды, среди которой мороженое в ведёрках, батончики в основном с арахисом, а ещё я пристрастилась к кимчхи. Раньше Читт не мог меня заставить съесть хоть кусочек из этих квашеных овощей, а сейчас за раз одну банку съедала.
И пиццу слопала за милую душу.
Джона улыбался, отмечая мой аппетит.
– Элора, можно нескромный вопрос?
– Если я не сильно покраснею, то можно.
– Ты давно так питаешься?
– На самом деле аппетит появился с тех пор, как ты стал моим психотерапевтом.
– А больше никаких изменений в организме нет?
Он спросил это с таким видом, будто я сидела у него на приёме.
– Нет, – ошарашено произнесла. – А что, собственно, должно измениться?
– Не знаю. Может, тошнит по утрам.
– Не тошнит. Я не страдаю расстройством питания, если ты об этом, и не побегу сейчас в туалет. А пицца вкусная! Спасибо!
Джона больше не стал терзать меня «нескромными» вопросами. Доев, он расплатился и мы потихоньку двинулись в сторону моего района. Стемнело, и Джона побоялся отпустить меня одну.
