– А я тебя!
Поворачиваюсь к мужчине своей мечты, чтобы привычно завязать галстук, но он перехватывает мои руки, несильно сжимая, и говорит:
– Всё пройдёт великолепно, ягода. Не сомневайся! Даже если всем этим снобам не понравится твоя живопись, не страшно.
– Меня интересует только твоё мнение, – говорю чистую правду.
– Ну, моё мнение тебе известно: ты талантливый художник, Юля, и я впечатлён каждой твоей работой.
– Ты ещё не виделвсекартины, – робко пищу я, начиная подготавливать почву для своего сюрприза.
Ладно, технически, он не видел только одну картину. Тяжело было хранить такой секрет от любимого, но почему-то мне подумалось, что сегодня, в день открытия выставки, идеальный день для того, чтобы раскрыть все карты. Внутренний голос убеждал меня в правильности решения. А может, я просто боялась разочарования? Теперь уже неважно.
– Она мне уже нравится, – со смешком заявляет Суровин, позволяя мне наконец справиться с галстуком.
Чтобы не думать о наихудших сценариях всю дорогу до центра современного искусства, где мне выделили под выставку целый огромный зал, я переношусь мысленно в идеальное место, где есть только я и Сергей, где счастливы и готовимся к свадьбе, где нет никаких недомолвок, тайн, какими бы чудесными они не были. А по приезде меня захватывает вихрь организационных вопросов и последних приготовлений к встрече гостей и приёму, а ещё чуть позднее – бесконечное общение, поздравления, беседы, ответы на вопросы представителей местных СМИ…
В этой веренице лиц и фраз я натыкаюсь взглядом на Лену, рассеянно стоящую посреди выставочного зала. От неожиданности и удушающего, панического ужаса я крепко вцепляюсь в руку Сергея, который мгновенно обнаруживает источник моего внезапного беспокойства, извиняется перед нашим собеседником и утягивает меня в сторону тихого коридорчика, видимо, чтобы избежать публичного скандала.
Мы стоим, глядя друг другу в глаза, и никто из нас не решается заговорить. Сергей прекращает эту безмолвную партию «гляделок», поворачиваясь на источник звука шагов, неосознанно укрывая меня за своей спиной.
Я заставляю себя взглянуть на Лену. На кошмар, который я с содроганием ждала все эти годы. На удивление, на её лице всё та же маска растерянности и смущения, а рядом с девушкой твёрдо ступает Лёша. В руках у возмужавшего парня красивый букет, и я концентрирую взгляд на цветах, прислушиваясь к завязывающимся разговору.
– Здравствуй, папа! – тихо приветствует Суровина Лена.
На мгновение Сергей отпускает мою руку и крепко обнимает дочь, которая моментально пересекается со мной взглядом и шелестит:
– Здравствуй, Юля.
Не в силах вымолвить и звука, я лишь киваю в ответ. Но ей словно мало, ведь она продолжает:
– Поздравляю, отличная выставка. Мне понравились твои картины.
Лёша протягивает мне букет, не предпринимая попыток приблизиться. То ли понимает, что я не горю радостью от встречи, то ли побаивается Суровина. Не знаю. Мне всё равно.
Я просто хочу, чтобы они уехали и не портили мой идеальный день.
Закончив обнимать дочь, Сергей Дмитрич протягивает руку Лёше, и они обмениваются крепким рукопожатием.
– А вы как… тут, ребята? – спрашивает Сергей.
Лёша поясняет:
– Путешествовали неподалёку, увидели на странице Юли анонс выставки, вот и решили заехать: вас повидать, картины посмотреть…
Уверена, это егогениальнаяидея! Уж не знаю, как давно они снова сошлись с Ленкой, в каких отношениях сейчас, но он, очевидно, просто не знает обо всех её художествах!
Но бывшая подруга снова шокирует меня.
– Мы должны догнать друзей, так что надолго не задержимся, – словно оправдываясь, говорит она. – Я просто… очень соскучилась по папе.
Ага! Настолько скучала, что ни разу не ответила ни на одно сообщение или телефонный звонок! Я перебарываю желание закатить глаза, пока Суровин быстро произносит:
– Я тоже очень скучал, Леночка. И рад, что вы нашли время заскочить. Мы оба рады. – Точно, я прямо лопаюсь от счастья! Судя по скривившейся физиономии Судиловой, она полностью разделяет мои чувства. Но мы обе продолжаем без каких-либо возражений слушать Сергея. – Я всегда тебе рад, дочка. Ничего не изменилось: в моей жизни всегда есть и будет место для тебя.
– Понимаю, – протягивает она и замолкает. Беседа исчерпала себя. Но Лёша подходит к Ленке и сжимает её руку, и девушка продолжает говорить: – Многое теперь понимаю, пап. Мне так жаль…
– Ну что ты, я тоже всё понимаю, Лен, – перебивает её Суровин подозрительно хриплым голосом.
Чувствую себя последней сукой, потому что не разделяю его отцовского счастья. Я не доверяю Лене и сомневаюсь, что когда-либо буду.
Но Лёша снова настойчиво сжимает руку Лены, и она обращается ко мне:
– Юль, мне ужасно стыдно за все те ужасные вещи, которые я с тобой делала.
– Всё это давно в прошлом, – сухо отвечаю ей.
Неожиданно она слабо улыбается:
– На самом деле ведь нет? Я знаю. Такое не прощают. То, что я сделала вам обоим, никто никогда не забывает, но мне жить с этим дальше, а вы… Вижу, действительно счастливы вместе. Рада за вас.
У неё такой вид, словно она сейчас расплачется. Лёша тихо говорит: «Пора, ребята уже далеко уехали!», и Лена торопливо обнимает отца.
– Не пропадай больше, Лен. Ладно? Приезжайте как-нибудь к нам в гости, ну, когда будет возможность и вы будете без друзей.
– Хорошо, пап. Я позвоню тебе, окей?
– Конечно, звони, Лен.
Так же быстро, как появились, они растворяются в толпе и скрываются из виду. Против приподнятого настроения Суровина, я тиха и задумчива весь остаток вечера. До последнего гостя выставки мы не обсуждаем ничего, но стоит нам остаться вдвоём, как Сергей предлагает без спешки ещё раз осмотреть мои работы.
Мы медленно проходим от одной картины к другой, и он начинает говорить:
– Я чувствовал, что сегодня будет идеальный день и строил на него большие планы. – Я тоже, но теперь уже ни в чём не уверена. – Представлял, каким он будет, но даже не мог предположить, что в реальности он станет по-настоящему знаковым во многих смыслах.
– Да? – спрашиваю без особо интереса.
– Да, – кивает он, резко останавливаясь.
Осознанно или нет, но ровно напротив моей последней картины, которую я написала специально для этой выставки и этого дня… Специально для Сергея. – Думаю, для тебя не секрет, как сильно я люблю тебя, и с каждым днём мои чувства становятся лишь крепче. И мне давно уже стоило сделать это, но делаю сейчас, Юль, по многим причинам. Хотел убедиться, что не испорчу тебе жизнь – яркую, молодую, едва начавшуюся. Хотел убедиться, что ты не выберешь другой путь. Хотел дать тебе эту возможность – почувствовать вкус жизни. Здесь ты обрела уверенность, внутренний стержень, и я неимоверно горжусь тобой, ягода.
– Потому что ты всегда и во всём поддерживаешь меня, – шепчу я, всеми силами сдерживая рвущиеся рыдания.
– Потому что я люблю тебя и хочу дать тебе всё самое лучшее. – улыбается он. – А ещё я ждал, до последнего ждал, что Лена переступит через обиды и примет наши отношения, потому что она моя дочь и часть моей семьи. Как и ты – другая её часть. Честно говоря, я уже почти перестал надеяться, потому и запланировал всё на сегодняшний день. И появление моей дочери именно сегодня не иначе, чем знак, что я на верном пути.
Суровин смотрит прямо мне в глаза, извлекая из внутреннего кармана пиджака бархатную коробочку. Я кусаю губы, уже не пытаясь сдержать слёз.
– Юля, Юлька, Юленька, ягода моя сладкая! Ты вся моя жизнь, а без тебя мне и жизни не надо. Ты моя любовь, ослепительная, великолепная, единственная. Выходи за меня, Юль?
От переполняющих меня эмоций я лишь часто киваю, заливая слезами радости и счастья мир вокруг. Сергей открывает коробочку, и моему взору предстаёт аккуратное колечко: в центре узкой дорожки мелких камешков красуется бриллиант покрупнее. Кольцо идеально садится на безымянный палец правой руки, и Сергей целует каждый миллиметр этого пальца.
