Джек поднимает голову, когда я раскрываю дверь и сажусь рядом с ним на верхней ступеньке. Он сгорбился, руки зажаты между коленями. Он медленно сгибает переплетённые пальцы, и я понимаю, что он сдерживается, чтобы не начать выбивать ими один из своих ритмов. Мне начинает казаться, что в его беспокойстве есть моя вина. Он хотел, чтобы я сыграла свою песню, а я… просто не смогла. Как только я сказала, что у меня есть ещё одна песня и начала играть первые аккорды, я увидела лица людей, сидящих за столами напротив меня, людей, которых я узнала и полюбила, людей, любовь которых я так хотела заслужить, и мои пальцы начали играть нечто иное. Чью-то другую песню.
— Прости, — говорю я и легонько прижимаюсь плечом к его плечу.
Джек вглядывается в моё лицо, словно не понимает, за что я извиняюсь.
— Моя песня… я её не сыграла.
— Всё в порядке. Я не должен был на тебя давить. Я просто надеялся…
Он замолкает, а затем отворачивается от меня и проводит рукой по волосам. Я замечаю рукоять кинжала на его шее, и мне хочется провести по ней пальцами.
— Ты просто надеялся… на что?
Он снова переплетает пальцы.
— Не на что… Я просто надеялся, что ты хорошо проведёшь время, вот и всё.
— Я хорошо его провела.
— Хорошо.
Я сомневаюсь, что это всё, на что он надеялся, потому что он кажется таким… грустным. Он улыбается мне, но я не знаю, как на это реагировать. Я думаю о билетах в Лондон, которые купила, но уже понимаю, что он не в состоянии туда поехать. Маленькая часть меня всё ещё надеется, что я ошибаюсь, и, к сожалению, мне хватает этого небольшого проблеска надежды, чтобы открыть рот.
Я опускаю глаза на свои ботинки и замечаю, что начала теребить растрёпанный конец одного из шнурков.
— Ты когда-нибудь хотел просто… сбежать от всего этого?
Какое-то время он молчит. Я чувствую, как его внимание тоже перемещается на мои ботинки, поэтому отпускаю порванный шнурок и перемещаю руки в карман-кенгуру его худи.
— Постоянно, — говорит он, и толкает меня плечом. — Наверное, здорово жить по своим собственным правилам.
— Неплохо.
Я шевелю пальцами ног в ботинках. Голос разума говорит мне не упоминать Лондон и путешествия, но слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю себя остановить.
— Ты бы мог, если бы захотел. Сбежать от всего этого. Может быть, мы могли бы поехать на денёк в Лондон? Я бы показала тебе свои любимые места для выступлений.
Сердце начинает колотиться в груди, когда я смотрю на Джека. На его лице отражается боль, и я начинаю чувствовать себя такой же побитой и потрёпанной, как мои походные ботинки.
— Забудь. Это была глупая идея.
— Рэйн…
— Да кому они нужны эти места для выступлений? Они не стоят того, чтобы тратиться на билет на самолёт.
Джек накрывает мою щёку рукой, и абсолютная уверенность, которая чувствуется в его прикосновении, заставляет меня замереть.
— Это не глупо. Я хочу увидеть твои любимые рынки, и парки, и мосты, и всё, что ты хочешь мне показать.
— Правда?
Он проводит большим пальцем по моей щеке.
— Конечно, хочу.
— Тогда поехали со мной, — говорю я.
И как только я произношу эти слова, печаль снова окрашивает лицо Джека, и мне хочется взять их назад.
— Я бы очень этого хотел, — бормочет он. — Но…
— Не нужно объяснять, — говорю я.
Моё лицо начинает гореть от стыда. Я отворачиваюсь, и его рука падает с моей щеки.
— Я просто не думала.
— Я бы очень хотел отправиться в путешествие, но…
— У тебя здесь настоящая жизнь, — говорю я. — У тебя здесь паб и твоя семья. Ты не можешь… таскаться где попало, как я.
— Рэйн.
— Я попросила тебя поехать со мной не по-настоящему, — говорю я. — Я просто болтала. Это ничего не значит.
— Рэйн, подожди и посмотри на меня.
Я не хочу на него смотреть, но всё равно это делаю. Он заводит прядь волос мне за ухо.
— Даже если бы у меня не было паба, я не представляю, как бы я мог поехать с тобой. Я не очень хорошо переношу неопределённость. Я бы хотел, чтобы это было не так. И я также хотел бы сказать тебе, что однажды смогу с этим справиться, но я не знаю, смогу ли.
Он улыбается мне нежной, но грустной улыбкой.
— Прости, что не смогу быть тем, кто разделит с тобой все эти приключения.
— Но, может быть, ты когда-нибудь сможешь это сделать. Конечно, не сейчас, но может быть однажды.
— Может быть, — говорит он. — Но до этого момента могут пройти годы.
— Или несколько месяцев.
— Или это не случится никогда.
— Я знаю, что нескольких сеансов у психотерапевта недостаточно, но ты сам сказал, что терапия изменила твою жизнь.
— Так и есть. И я знаю, что она поможет. Но я не знаю, насколько, и не знаю, сколько времени это займёт. Я не хочу, чтобы ты ждала того, что может никогда не произойти.
— У нас могут быть отношения на расстоянии. Я буду приезжать сюда раз в месяц или типа того.
Джек качает головой.
— Я не могу тебя об этом просить. Это было бы нечестно.
— Я не против…
— Это никогда не пройдёт полностью, Рэйн. Всегда будут ремиссии и откаты.
— Я знаю.
— Ты заслуживаешь лучшего, — говорит он.
— Дерьмо собачье.
Меня охватывает гнев, и я отворачиваюсь. Я не знаю, почему он это делает. Почему отрицает всё, чего он заслуживает, почему думает, что не может быть счастливым.
Джек вздыхает. Он хватает мой подбородок, и я не сопротивляюсь, когда он заставляет меня посмотреть на него.
— Ты встретишь кого-нибудь такого же смелого и безрассудного, как ты сама, и вы проживёте чудесную жизнь.
— Джек.
Он наклоняется ближе и шепчет:
— И чтобы ты знала, я уже ненавижу этого парня.
Джек целует меня. И как только его губы отрываются от моих, меня накрывает чувство потери, которое мне ещё только суждено испытать, и слёзы, которые я пыталась сдерживать, начинают стекать по щекам.
— Вот дерьмо, — шепчу я.
Джек вытирает мои слёзы.
— Я всё равно тебе не подхожу. Постоянно довожу тебя до слёз.
— Ой, всё доводит меня до слёз, — говорю я. — Очень хорошая чашка кофе может довести меня до слёз. Это не значит, что она мне не подходит.
Я утыкаюсь лицом в его плечо. Джек обхватывает меня рукой и прижимает к себе.
— Ты самый нелепый человек, которого я когда-либо встречал, — говорит он.
— И я очень серьёзно отношусь к своей роли.
— Хватит воровать мои шутки.
— Джек?
— Хм-м-м?
Я поднимаю к нему лицо.
— Ты обещаешь не ездить в Токио без меня?
— Обещаю.
Я вытягиваю мизинец, чтобы закрепить обещание, а он берёт мою руку в свою, и я взвизгиваю, когда он сажает меня к себе на колени. Он целует меня в подбородок, а затем хватает мою руку и целует мой локоть.
— Что ты делаешь?
— Хочу убедиться, что ничего не пропустил, — говорит он, и целует мой другой локоть. Когда он отрывается от меня, он приковывает меня суровым взглядом. — Ну, хватит грустить.
— А то что?
— А не то ты уволена, — говорит он.
— Ой, прекрати.
Мне хочется максимально насладиться этим временем, проведённым вместе с ним, хотя его осталось не так много. Рядом с Джеком я вспоминаю о своих самых лучших днях. Идеальных днях с идеальной погодой. Когда я смотрю на него, и его руки легонько обнимают меня за талию, я чувствую себя так, словно подставила лицо солнцу. Словно я стою посреди нового города, но почему-то чувствую себя как дома.
Глава 24
Свой последний вечер в Кобе я провожу в "Ирландце". Я сижу на том же самом стуле, на котором сидела в свой первый визит сюда. Я почти не вставала с него с тех пор, как закончилась моя смена, а это было почти четыре часа назад. Ифа, которая заняла место за барной стойкой после того, как Олли ушёл домой в пять часов, не слезает с моих ушей с тех пор, как пришла сюда. Я пытаюсь следить за разговором, но неожиданно мой телефон начинает вибрировать на барной стойке, и на экране высвечивается входящее сообщение от Джека.
