— Нет, и не мечтай!
Он уходит, качая головой. И я ещё долго слышу его смех. Внутри себя. В душе и сердце. В солнечном сплетении. Кажется, я замечталась. Бабуля Ася так и застала меня — стоящей возле входной двери, с прижатыми ладонями в районе желудка, с дурацкой улыбкой на губах.
Она приходит ко мне, когда я собираюсь спать. Старая Драконица с мудрым взглядом. Присаживается на край кровати и зябко поводит плечами под вязаной шалью с длинными кистями.
— Он может показаться сухим. Или жёстким. Или мало эмоциональным.
Я вначале даже не понимаю, о ком она. Но, наверное, со стороны так и есть, хотя для меня Дима — очень горячий, чувственный, просто привык сдерживаться.
— Но у него были причины стать таким, — продолжает бабуля. — Я думала, он уже никогда не очухается после той истории. Всё время отстранённый. Пустой и холодный. Оказывается, чудо есть.
— Вы о чём? — спрашиваю осторожно. Но я уже спугнула её откровения. Бабуля замыкается. Смотрит внимательно.
— Думаю, об этом он должен сам тебе рассказать.
Она гладит меня по голове, целует в лоб и уходит. А я ещё долго ворочаюсь и злюсь. Не люблю я всякие тайны. Хуже некуда знать о них и не иметь возможности хоть одним глазком взглянуть.
58. Ника
Утром меня разбудил телефонный звонок. Ранним утром — ещё и семи не было.
— Ника, спишь, что ли? — прямо в ухо дышит энергичной бодростью голос Кристины Генриховны Овербек. Давно не виделись.
— Сплю. И болею, — бурчу я, не открывая глаз. Так бы и натянула одеяло по уши и спряталась поглубже: уснуть долго не могла, всё мучилась дурацкими мыслями да грезила о губах и красивом теле Дракона Ивановича.
Думала, наверстаю: на работу не идти, можно спать, сколько хочешь. Крыска, как всегда, умела вылить ушат ледяной воды на голову и жестоко потоптаться по остаткам самообладания острыми десятисантиметровыми шпильками.
— У меня свадьба на носу, и, кажется, я с катушек съезжаю, — делится она сокровенным, но делает это таким уверенным и жизнерадостным тоном, словно рассказывает, что на её улице перевернулся грузовик с деньгами. — Мне больше не к кому обратиться. Спасай!
Она лукавит, я знаю. И, наверное, жутко скучает по «Розовому Слону». Но расспросить — ниже её достоинства, особенно если учитывать, при каких обстоятельствах мы с ней расстались.
— Вызвать водопроводчиков? «Скорую»? Или лучше горячих австралийских пожарных? Крыска заливисто ржёт: на день её рождения мы создали огромный постер с этими брутальными полуголыми мачо.
— Не-не! — кричит она в деланном ужасе. — Я почти замужняя фрау! Боюсь, мой жених превратно поймёт ваши милые шуточки! Мне бы что поярче, но попроще. Зал украсить, свадебную программу креативную. У тебя, кажется, связи, — прозрачно намекает она на мою подработку в «Изюме». Никто не мешает ей обратиться туда самостоятельно, но понимаю, зачем ей нужна именно я.
— Ну-у-у, — тяну загадочно, — надо подумать.
— Что там думать? Действовать надо! — Крыска, как всегда, деловая до не могу. — Только скажи этому Рогову, пусть постарается именно для меня. Без всякой халтуры и экономии на клиенте. Красиво, ярко, шикардосно!
— Шарики, транспаранты, голуби? — уточняю деловито, прикидывая, чем можно удивить непотопляемый танкер Овербек.
— Да хоть танцующие шиншиллы! — резвится азартно Крыска и без паузы добавляет:
— Встретимся?
И я понимаю, что срок моей болезни истёк.
— Во второй половине дня, — не даю ей шанса вытянуть меня из постели прямо сейчас. — Я позвоню, — и быстренько отключаюсь, пока фрау Овербек ещё чего-нибудь не придумала на ходу.
Поднимаюсь и плетусь в душ. Бабуля Ася уже на ногах — свежая, как румяная булочка. Энергичная, как батарейка «энерджайзер».
— И кому открутить голову? — кровожадно сжимает она аристократические пальцы, отчего становится похожей на средневековую ведьму элитных кровей.
— Лучше не надо, — смеюсь я, скрываясь за дверью ванной комнаты.
Я успеваю принять душ, когда звонят в дверь.
— Что ж такое-то, а? — сердится бабуля, но лицо у неё разглаживается, как только она щёлкает замком. — Дима! — её радостный вопль сладко корчится где-то внизу моего живота, и я невольно прижимаю футболку к голым бёдрам. Вот зараза.
Он стоит такой ослепительно красивый в тёмно-синем костюме. Ему идёт голубая рубашка и галстук с диагональными полосами. Гладко выбритый, хорошо пахнущий… и я — голыми ногами, растрёпанная, в растянутой футболке и кружевных трусиках.
В руках у него букет — бело-розовая нежность из роз и фрезий.
— Здравствуй, ба, — целует он бабушку в щёку, а смотрит на меня. — Здравствуй, Ника. Я робею так, что невольно поджимаю пальцы на ногах. Когда мне в последний раз дарили цветы? Бабуля довольно жмурит глаза и следит за нами.
— Это тебе, — протягивает Дима букет, — С добрым утром!..
Я краснею и прячу нос в цветах, а мой Драконище своими божественно красивыми губами нежно целует меня в висок.
— Ничего не планируй на вечер, — жарко шепчет он мне в ухо, и я не могу справиться с дрожью, что пробегает от макушки до пяток.
— Хорошего дня, Дим, — голос тоже вибрирует телу в такт, и мой персональный Дракон наконец-то целует меня коротко и жарко. Я чувствую невольное движение его бёдер, что льнут ко мне, и хочется вцепиться в него и никуда не отпускать. Зарыться пальцами в его волосы, прижаться плотно-плотно. Но в руках у меня цветы.
— До встречи, — в голосе его и потемневших глазах — обещание. Киваю, провожая Диму взглядом.
И когда он уходит, я чувствую пустоту. Встряхиваю головой, пытаясь прогнать наваждение. Я словно в огромной церкви с убегающими в небо сводами и бесконечно-длинными витражами. Одна-одинёшенька, забытая всеми. Потерянная, растерянная, крохотная. И мне жизненно не хватает воздуха — человека, который только что вышел за дверь.
У бабули Аси влажные глаза. Она не плачет, нет, но смотрит на меня с такой нежностью и любовью, что я не выдерживаю и шагаю в её объятия.
— Ты чудо, Ника, — поглаживает она меня по спине, — какое счастье, что ты есть!
В душе разгорается надежда. А может, всё правда?.. Не фарс и не игра?.. Совершенно сумасшедшая, но такая сладостная мысль. Как хочется верить. Вопреки всему.
Я качаюсь на волнах этих дум, пока мы завтракаем. Смотрю на букет, что стоит передо мной, рассеивая в воздухе нежное благоухание. Бабуля Ася молчит рядом, не докучает разговорами, и я благодарна ей. Сейчас, как никогда, важен шорох тишины, тонкие струйки дымных фантазий, бестелесный танец души, которой хочется превратиться в бутоны ожидания маленького чуда.
Вздыхая, собираю себя по фрагментам. Надо сосредоточиться. Впереди — очень насыщенный день предстоит. Кристина Генриховна спутала мне все планы, но, раз уж обещала, нужно и ей помочь.
Мы встречаемся в центре города, в одной из кафешек, где любит бывать Крыска. Открытая веранда, разноцветные зонтики над головой, белоснежные столики и стулья, неизменный кофе в больших чашках, фирменная выпечка и Крыска собственной персоной, что сидит, закинув ногу за ногу, ожидая меня.
— Ну, рассказывай, — прикуривает она тонкую сигарету, разгоняя рукой дым.
— Из «Изюма» я уволилась, — признаюсь бывшей работодательнице, — Но господин Рогов был любезен, когда услышал вашу фамилию.
— Похотливый козёл! — фыркает Крыска, пуская струю дыма в небеса.
— Виктор Николаевич заверил, что устроит для вас самую шикарную свадьбу, о которой будут ещё долго слагать легенды, — пропускаю я мимо ушей нелестную характеристику владельца ивент-агентства.
— О, да-а-а, — госпожа Овербек стонет так сладострастно, что двое молодых людей заинтересованно оглядываются на наш столик. Она окидывает их презрительным взглядом и брезгливо кривит ярко накрашенные губы. Секунда — и уже всё её внимание перекочёвывает на меня.
— Слышала, ты замуж выходишь? — помешивает она ложечкой кофе и разглядывает пирожное в левой руке. Выглядит это, будто нет ничего важнее, чем горячий напиток и выпечка, а вопрос так, словно между прочим звучит.
