Мы заходим в огромное здание — современное порождение из стекла и бетона. Лифт мчит нас на последний этаж.
60. Драконов
— Дай я угадаю, — азартно блестит глазами Ника. — Ты купил ещё одну квартиру? Нет, выкупил крышу? И мы сейчас будем, как Карлсоны? Жить там и есть варенье из банки?
Смеюсь, прижимаясь к ней лбом. Мечтал об этом — хотя бы прикоснуться. Сейчас уже можно. Тем более, в лифте. Небольшое пространство, где нет никого, кроме нас. И этот волнительный запах её духов — с ума сводит.
— Из трёхлитровой. Ложками, — прикасаюсь губами к виску, прижимая Нику бёдрами к стенке. Она, дёрнувшись, замирает. Я слышу её дыхание. Прокладываю цепь поцелуев к шее, к жилке, где сумасшедше бьётся её пульс. Жаль, что путь наверх так стремителен. Нехотя отстраняюсь. Мы приехали: звякнув, разъезжаются двери лифта. Ничего, можно не спешить. Успеется. Самое томительно-сладкое — ещё впереди.
Тягуче плачет саксофон. Ему вторит гитара. Я вижу, как двигается Ника в такт музыке. Как покачиваются её бёдра. Как шуршит пышная юбка-колокол. Как подрагивают тонкие лопатки, выступающие сквозь перекрещенные на спине бретели. Локон змейкой вьётся по длинной шее, шевелится, как живой.
Она оборачивается, почувствовав, что я отстал. У неё невероятные глаза — мягкие и тёплые. Искренние и живые. Все эмоции наружу.
— Это ресторан «Выше неба». Расположен на крыше самого высокого здания в городе. Я знал, что тебе понравится.
Расторопный метрдотель провожает нас к вип-столику, который я заказал заранее. Здесь тихая уютная гавань, скрытая от любопытных глаз. Можно свободно разговаривать и наслаждаться прекрасным видом.
— Город на ладони, — шепчет Ника, разглядывая вечерние огни. — Можно я тебя поцелую?
Она могла и не спрашивать. Её губы пахнут малиной и цитрусовыми — кисло-сладко, остро, волнующе. Не хочу её отпускать. Мечтаю перехватить инициативу, завладеть, отобрать у всего света. Но я сижу и принимаю её благодарность.
— Выпьешь вина? — спрашиваю, как только она отстраняется и осторожно стирает салфеткой помаду с моих губ.
— Не хочу без тебя, — мотает головой.
— Мы вместе. Не переживай. Я вызову такси, — делаю знак, и официант разливает по бокалам густое красное вино.
Ника почти не ест, лишь пьёт маленькими глоточками из бокала. По блеску её глаз и розовым щекам я вижу, как она пьянеет.
— Давай знакомиться, Дима Драконов, — предлагает, накручивая локон на палец. Хочется остановить её. Сделать это самому. Но я сижу, боясь спугнуть пронзительную откровенность момента. Неожиданно для себя начинаю говорить.
Рассказываю о матери. О непростых отношениях между родителями. О том, что мы с Ильёй росли раздельно. О маленькой сестрёнке, которую почти не знаю.
— Ей сейчас тринадцать. Я даже не имею представления, как она выглядит. Да и мать давно не видел. Ни разу не встретились с тех пор, как я вернулся из-за границы. Мне кажется, мы не нужны ей.
— Как знать? — уклончиво возражает Ника, и я не хочу спорить. Может, она и права. Никто и не пытался сделать шаги к сближению, чтобы увидеть и понять. Домыслы строить легче всего. Я намеренно умалчиваю о Сашке и отцовской женитьбе. Не хочу сейчас вытаскивать на свет эту старую затасканную историю. Тем более, для меня давно уже всё в прошлом.
— А ты не жалеешь, что ушла из дома? — пытаюсь узнать и о ней немного больше.
— Нет. Я жалею, что мало общалась с семьёй. С мамой и Тинкой. Они не виноваты, что мы с отцом не смогли примириться. Да и с ним… не так всё однозначно. Я скучаю, — признаётся нехотя, делая ещё один глоток вина. — И рада была видеть его там, в ресторане. Почти не изменился. Всё так же пытается командовать и решать все вопросы самостоятельно. Ему кажется, что он имеет право. Стукнуть кулаком и настоять на своём. Провернуть рискованную сделку, вложив в неё все капиталы. Выдать дочь замуж, не спрашивая. Но он всегда страдал подобными перегибами.
Мы умолкаем, думая каждый о своём. Больше всего на свете мне хочется расспросить её Луногаде, но понимаю: не к месту и не сейчас. Музыка вливается в вены, как тягучее выдержанное вино. Дарит особый букет и аромат.
— Потанцуй со мной, Лунное солнце, — прошу, протягивая раскрытую ладонь. И она не отказывает. Вкладывает свои пальчики.
В танце Ника раскрывается по-особенному. В танце я больше ощущаю её инопланетность, какую-то первобытную силу и совершенно иную красоту.
Это не просто движения, постановка рук и ног, изгибы тела. Это не танцевальные па и не позы, которые порой принимают картинно, желая произвести впечатление. Это нечто большее.
Потанцуй со мной, моё Лунное солнце. Дай почувствовать твоё биение души. Раскройся немного, растворись во мне. На несколько томительных минут, пока звучит музыка.
Протяни ладони, Лунное солнце. Я положу туда своё сердце. Пусть искренность этих мгновений позволит тебе понять меня, а мне — тебя. Круговорот. Бесконечность. Открытие. Чтобы стать ближе и понятнее. Окунуться и отбросить прошлое, смыть обиды и впустить в нашу жизнь новый свет — древний и такой новорождённый.
Словами не объяснить. Беден язык и немеет словарь. Стыдятся буквы и прячутся от собственной беспомощности. У них не хватит выразительных средств, чтобы рассказать, что я чувствую.
Потанцуй со мной, Лунное солнце. И, может, я сумею пробиться, найти путь к твоему сердцу…
Наши тела так близко — впечатанные друг в друга, переплетённые пальцами рук. Я не чувствую одежды между нами. Кажется, что сливаемся, переплавляемся в единое целое. И этот танец — больше, чем секс. Мощнее, чем оргазм. Это запах мокрого асфальта и вихрь огней большого города. Это вечерняя песня, способная достичь до самых далёких звёзд, всколыхнуть самые далёкие галактики.
Я твой. Услышь это, моё Лунное солнце. Распознай. Расшифруй. Не пройди мимо. Не оттолкни.
Она обвивает мою шею руками. Тянется к моим губам и дарит поцелуй, как только утихает мелодия. Кажется, на нас смотрят. Мы в центре внимания. Одобрительно гудят зрители, а нас всё качает от музыки, что звучит внутри и не прекращается.
Ника растерянно оглядывается по сторонам.
— Поехали отсюда? — озвучиваем хором одинаковое желание и смеёмся. Оказывается, это так здорово — слышать друг друга где-то там, на неизвестном уровне интуиции, каким-то шестым чувством или чёрт его знает, как это правильно назвать.
— Нет-нет, — протестует Ника, — несколько минут, ладно? Я полюбуюсь ещё немного.
— Да хоть целый час, — щедро разрешаю я и послушно иду за Никой, что тянет меня за руку к панорамным окнам.
Она замирает, прислонившись к моей груди, а я осторожно обнимаю её за плечи.
— Знаешь, чего здесь не хватает? Воздуха и ветра. Нет живого контакта — только яркая картинка.
— Тогда у меня есть чем тебя порадовать, — разворачиваю её и веду к стеклянной двери, неприметной на первый взгляд. Секунда — и мы на балконе-террасе.
— Я остаюсь здесь жить! Решено! — вздыхает шумно Ника, подставляя лицо ветру. — Здорово. И… спасибо, Дим.
Я бы подарил ей намного больше. Но вряд ли ей нужно это «больше».
— Рад, что тебе понравилось.
— Понравилось? — возмущается она. — Да я в восторге. Словами не передать!
Ника зябко передёргивает плечами, и я снимаю пиджак, чтобы спрятать её от холодного ветра.
— Ты только после болезни. Может, поехали отсюда? — тревожусь и радуюсь, когда она не возражает.
— Как же ты без машины? — нервничает Ника, как только мы садимся в такси.
— Думаю, у меня есть ещё одна. Не такая навороченная, но имеется, — улыбаюсь ей в ответ. — И вообще, есть водитель, если честно. Но мне приятно твоё беспокойство.
А затем нахожу её губы. Не хочу больше ни о чём говорить. Мы целуемся всю дорогу до дома. Целуемся в лифте. Целуемся возле двери моей квартиры. Долго, не в силах оторваться друг от друга.
А когда наконец вваливаемся в коридор, всё равно никуда не спешим. Чувствовать её рядом — такое счастье. Запускать пальцы в волосы. Гладить скулы и щёки. Целовать шею и ключицы. Спускать бретели с плеч. Возиться с «молнией» на боку. И ощущать её робость, а потом — нетерпение. Ладони на своей груди.
