шансов. Он умудряется вывернуть наружу все то, что я научилась прятать в глубине себя ото всех, прикрывшись маской вечного похеризма, хамства и беспечности. А самое противное — я не могу понять, зачем ему это нужно. Для чего он так старательно сдирает с меня защиту? Для чего насаждает своё присутствие в моей жизни.
Хотя не так. Моё присутствие в своей жизни, потому как, выходит, моей собственной как бы и не остается. Зачем это насильственное приращивание меня к себе? Это сбивает с толку, бесит.
Я не могу понять этих его непредсказуемых телодвижений и смены настроения, и отношения. То он практически душит меня, плюет на мои желания и эмоции. То потом вдруг резкая перемена и нечто похожее на попытку построить хоть-какие-никакие взаимоотношения, само собой, в его собственном неповторимо-деспотическом стиле. То потом опять вспышка злости, давление, но стоило мне позорно раскиснуть, и вот посмотрите — рядом со мной заботливый, внимательный мужчина. Не рычит, не тычет членом, не отдает приказов. Что за хрень вообще происходит? Должны же даже у мутантов-пришельцев, или кто он теперь у меня там, быть какие-то критерии хоть относительной адекватности?
Или не должны? Когда я сопротивляюсь, он усиливает давление, не жалея и даже не придерживаясь хоть каких-то правил ведения войны в моем, конечно, представлении. Но только я покоряюсь демонстративно-нарочно или даю, как сегодня, реальную слабину, он тут же отступает, словно сам то ли поверить не может, что добился чего хотел, то ли пугается полученного результата и пытается вернуться к исходному. Чего я не понимаю в этом гребаном балете? Ни-че-го.
Я оглядываюсь по сторонам в поисках одежды, но ничего подходящего нет. Шарить в полутьме в шкафах чревато тем, что я разбужу своего личного зверюгу, а мне этого не хочется. Поэтому я аккуратненько беру рубашку Рамзина со стула и тихонько выхожу из комнаты. Полной темноты в доме нет, в стенах искусно спрятаны светильники, дающие очень тусклый, рассеянный свет, но его вполне достаточно, чтобы ориентироваться. До сих пор я видела в этом доме только спальню, холл с лестницей и столовую. Может, стоит ознакомиться с новым жилищем? Спать-то все равно не хочется. Иду по коридору, каменный пол холодит босые ноги, и моих шагов вообще не слышно.
На первом этаже обнаруживается огромная, очень современно оснащенная кухня, несколько других подсобных помещений типа прачечной и кладовок. Несколько дверей оказываются запертыми. В том числе и с почти такой же практически сейфовой дверью, как в том доме в России. Только здесь на этой двери есть некий круглый выпуклый знак типа печати. Присмотревшись, я понимаю, что это нечто стилизованное, отдаленно напоминающее тату Рамзина на груди, но все же другое. И еще он кажется мне смутно знакомым не только из-за нательной живописи Рамзина. Где-то я видела что-то похожее, и я хмурюсь, вспоминая где.
Внимательно рассматриваю барельеф, стараясь в скудном свете получше рассмотреть детали. Это нечто изображающее сферу, которую, вроде, то ли укрывает и защищает, то ли пытается поглотить какой-то здоровенный крылатый монстр. По окружности идет надпись, состоящая из символов, похожих на затейливые иероглифы вроде тех, что вытатуированы на боках Рамзина от подмышек и почти до коленей. Освещения недостаточно, а эта круглая штука на двери изобилует мелкими деталями, и я почти утыкаюсь носом, силясь вспомнить, что же мне это все напоминает.
— Вам не стоит здесь находиться! — раздается басовитый голос за спиной, и я подпрыгиваю и просто ору с перепугу.
— Да какого хрена, Саша! Я же так на всю жизнь заикой стану! — воплю я на здоровенного охранника.
— Прошу прощения, госпожа Крамер. Я совсем не хотел вас напугать! — немного смущенно бормочет рамзинский громила.
— Александр, ты, вроде, такой громадный дядька, как ты умудрился подкрасться ко мне, как хренова мышь?
— Простите, пожалуйста, — продолжает извиняться парень и вдруг скромно улыбается: — Не знал, что вы боитесь мышей.
Его лицо с этой почти детской, чуть хитроватой улыбкой смотрится гораздо человечней и даже можно сказать весьма симпатично.
— Не боюсь я гребаных мышей, — возражаю я и невольно улыбаюсь в ответ. — Просто повесь себе на шею, мать его, колокольчик, что ли.
Тебе стоит понимать, что при твоих габаритах просто по законам физики не положено передвигаться так бесшумно. Человек же, неожиданно увидев тебя, и обделаться может.
А потом стыдно будет до конца дней.
— Я не специально, госпожа Крамер, — парень качает головой и тихо смеется. — Просто по другому не умею. А вам не стоит бродить так по дому. Ну, или хотя бы нужно включить свет. Вы плохо знакомы с планировкой и можете упасть и пораниться….
— Могу я узнать, что здесь происходит?! — гремит гневный голос Рамзина, пугающе резонируя от стен.
Я в очередной раз хватаюсь за свое бедное сердце. У меня сегодня день, что ли, такой, что одни долбаные встряски для моей ранимой психики? Разворачиваюсь и натыкаюсь на взгляд Рамзина, который явно зол настолько, что готов плеваться огнем. Он стоит в одних боксерах-брифах и выглядит… черт, горячо, чего уж врать. Приподнимаю бровь, безмолвно спрашивая, ну, что опять я сделала? Рамзин же демонстративно проходится по мне взглядом и, намерено задержавшись на моих голых ногах, возвращается назад к глазам и отзеркаливает мою вопросительно поднятую бровь.
— Спрошу еще раз, — рычит он. — Что, на хрен, здесь происходит?
— Хозяин… — начинает Александр, но я его бестактно перебиваю.
— Мне не спалось. Я пошла посмотреть дом.
Александр заметил это и решил предупредить меня о том, что я могу убиться тут в темноте.
С этим какие-то проблемы? — вызывающе спросила я, глядя прямо в горящие гневом глаза.
— С этим никаких проблем, Яна. Вернись в нашу спальню и приведи себя в пристойный вид, если у тебя возникла уж такая острая необходимость в ночной экскурсии по дому.
Моя злость возвращается ко мне, напоминая, что то онемение было временным явлением. Похоже, Рамзину еще предстоит потрудиться над тем, чтобы полностью изничтожить мои чувства к нему. По крайней мере способность злиться работает исправно.
Я прохожу мимо него, застывшего истуканом посреди коридора, и специально одариваю многозначительным взглядом район его паха, намекая ему, что там не осталось особого простора для фантазии.
— Кто бы говорил о пристойном внешнем виде, — буркнула я, толкая его плечом.
Возвращаюсь в спальню и забираюсь в постель. Через несколько минут появляется Рамзин и останавливается передо мной.
— Мне казалось, что ты хотела посмотреть дом, — говорит он уже без ноток раздражения в голосе.
— Настроение пропало, и вообще — компания не подходящая, — огрызаюсь
