Сделав глубокий вдох, насколько позволяли мои лёгкие, я постучал в дверь и подождал. Медленно выдохнул, когда услышал щелчок замка. Она приоткрыла дверь, выглядя смиренной и побеждённой, прежде чем распахнуть её полностью и отступить назад, уставившись себе под ноги. Мне хотелось схватить её за подбородок и заставить посмотреть на меня, но я не имел права прикасаться к ней, не имел права ничего требовать от неё.
— Привет, — сказал я, как только дверь закрылась.
— Привет. — Она указала на диван. — Хочешь присесть?
Сидя рядом с ней, я наблюдал, как Карина ковыряется в ногтях, избегая встречаться со мной взглядом. Как мы здесь оказались? Разве мы не были счастливы в пятницу вечером перед открытием? Разве мы все не должны были вернуться сюда и отпраздновать? И всё же, два дня спустя, мы все в отчаянии и растерянности, отдаляемся друг от друга. Как будто занавес отдёрнули, чтобы показать то, от чего мы все прятались. Всё произошло внезапно, как вспышка. Бум. И всё было выставлено на всеобщее обозрение, чтобы никто не мог это проигнорировать.
Я желал сказать, что хотел бы вернуться и всё изменить, но это бы лишь выиграло нам немного времени. Результат всегда был бы один и тот же. То, что мы скрывали это от самих себя, не означало, что этого не происходило.
— Нам нужно закончить с Джексоном, — она заговорила первой, и её слова были тихими и неубедительными. Как будто она читала сценарий, в который сама не верила. — Я хотела этого, потому что хотела снова зажечь между нами искру, когда почувствовала, что мы отдаляемся друг от друга. Когда я ощутила, что мы скорее друзья, чем те, кто скоро станет мужем и женой. Я хотела напомнить нам, что между нами была страсть. Я хотела этого, потому что мы все склонны к сексуальным приключениям, и мне нужна была эта связь с тобой. — Она всё ещё смотрела на свои пальцы, теперь её голос был полон сдерживаемых эмоций. — Но мы зашли слишком далеко.
Слишком далеко.
Слишком далеко — это ещё мягко сказано.
— Карина… — я протянул руку, чтобы накрыть её ладонь своей, но она отдернула её. Она вскинула голову и уставилась на меня, а её покрасневшие глаза и сжатые губы разрывали меня изнутри.
— Как долго ты испытываешь к нему чувства? И я не имею в виду в плане секса. — Сценарий был выброшен в окно. Она была полна огня, боли и гнева.
— Карина, пожалуйста…
— Просто скажи мне! — закричала она срывающимся голосом, заставив нас обоих подпрыгнуть.
Мои глаза горели, и я изо всех сил старался сдержаться. Она заслуживала моей честности. А не моих чувств. Я прикусил нижнюю губу, пытаясь подобрать слова, пытаясь собраться с духом, чтобы произнести их.
— Я… я не думаю, что понимал свои чувства к Джексону, потому что они были к мужчине. Я превратил их в дружбу. Я игнорировал их глубину, боялся их и прятал за маской простых приятелей. А потом случилась та ночь в колледже, и с меня как будто сорвали маску, и я был вынужден посмотреть на это. И это напугало меня до смерти, и я убежал. Потом, когда мы все остались одни, я надел новую маску, сказав, что это для тебя. Будто это не я принимал решение быть с мужчиной, это было ради тебя. Это было легко сделать, потому что я не ходил по улице, разглядывая других мужчин. Очевидно, я не был геем. — При этих словах мои щёки вспыхнули. — Думаю, что влечение было всегда, смешиваясь с дружбой, которая у нас уже была. Я просто прикрыл это ложью.
Карина снова уставилась на свои руки. Мне пришлось сжать кулаки, чтобы не потянуться к ней, когда её плечи затряслись, и она всхлипнула.
— А меня ты когда-нибудь любил? — спросила она тихим голосом. С таким же успехом это мог быть крик, такой вред это мне причинило.
— Боже, да, Карина. — Не в силах сдержаться, я схватил её за руки, хотя и не имел на это права, но ей нужно было поверить мне. — Ты так много значишь для меня. Ты была рядом со мной, когда я больше всего в тебе нуждался. Ты была моим лучшим другом. Я правда люблю тебя. — Но мы оба знали, что любовь, в которой я признавался, была недостаточно глубокой, чтобы удержать нас вместе.
— Тогда почему не я?
Я хотел отрицать это. Желал притвориться, что не понимаю, о чём она говорит. Хотел притвориться, что для нас это не конец, и прижаться к ней ещё крепче. Но не мог. Я больше не мог ей лгать.
Я сжал её маленькие ручки в своих, запоминая каждое прикосновение.
— Я…я не знаю, — и истерически рассмеялся. — Я ничего не знаю и чувствую, что схожу с ума, ничего не вижу ясно.
Её руки сжались в кулаки, прежде чем спросить:
— Вы с Джексоном когда-нибудь были вместе без меня? Я знаю, что вы проводили много времени наедине. Вы… — она поперхнулась этим словом, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем оно сорвалось с её губ. — Ты изменял мне с ним?
Мои вены заледенели, и я отпустил её. Мне приходилось снова и снова сглатывать, чтобы подобрать слова и справиться с паникой, охватившей мою грудь. Я ещё ничего не сказал, а она уже плакала, глядя на меня, и на её лице было написано отчаяние. Её голубые глаза были такими яркими, какими я никогда их не видел, из-за её слёз. Её губы задрожали, а брови нахмурились, когда Карина покачала головой, как будто могла опровергнуть это.
Мои эмоции были на пределе, и я не мог остановить слёзы, наполнившие мои глаза и покатившиеся по щекам. Я смахивал их, но они продолжали накатывать, словно приливная волна, сотрясающая моё тело. Я задыхался и выдавил из себя:
— Прости меня. Мне очень, очень жаль.
— Когда?
— Я…
— Когда! — закричала она.
Я не мог заставить себя взглянуть на неё, и знал, что это делает меня ещё большим трусом.
— В пятницу в баре и прошлой ночью.
Я не стал вдаваться в подробности, потому что то, что произошло, не отменяет того факта, что это произошло. Одна скрытность не более простительна, чем другая.
Я не заметил, как меня толкнули. Карина уперлась ладонями мне в грудь, зарычала и оттолкнула меня. Снова и снова, пока толчки не превратились в удары. Она била меня по рукам и груди и всё это время всхлипывала. И я позволял ей это. Я позволил ей выместить свой гнев на мне.
— Я ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Я так сильно тебя ненавижу. Я… — она подавилась рыданием, её удары стали мягче и сбавили обороты. — Ненавижу тебя, — прошептала она.
Когда Карина, наконец, закончила, её руки легли мне на плечи, а голова упала на руку. Воспользовавшись случаем, я притянул её к себе и обнял. Она не отстранилась, просто вцепилась в мою рубашку и заплакала. Время от времени она ударяла меня кулачком и хныкала:
— Ненавижу тебя, — но сколько она мне позволит, я буду держать её в своих объятиях, и мы будем плакать обо всём, что теряли.
— Мне так жаль, — прошептал я ей в волосы. — Так жаль. Я в полном беспорядке, и я… я больше не знаю, кто я. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем это. Большего, чем то, через что я заставил тебя пройти. Ты заслуживаешь лучшего мужчину — лучшего друга. Ты заслуживаешь быть счастливой.
Её слёзы высохли, и она начала глубоко дышать, пытаясь взять себя в руки. Я сделал то же самое и вытер глаза, продолжая обнимать Карину так долго, как она мне то позволяла.
Она заговорила так тихо, что я почти не расслышал её.
— Ты тоже заслуживаешь счастья.
Что? Мои мышцы напряглись от удивления.
Она вытерла глаза и села, а я неохотно отпустил её.
— Ты лживый ублюдок, и я ненавижу тебя, но я тоже должна признать свою роль.
Карина всегда умела брать на себя ответственность, смотреть правде в глаза и не перекладывать вину на других. Но это была не её вина.
— Карина, нет.
— Я знала, что у нас были трудности. И, возможно, я крепче прижалась к тебе, потому что мне нравилось чувствовать, что мой отец гордится мной, хоть для разнообразия. Но наши отношения стали больше похожи на желание провести жизнь вместе, чем на страсть. Нам было комфортно. Мы были друзьями. — Её голос стал твёрдым и дрожал от искренности. Она сидела, выпрямившись, как королева. — А я заслуживаю страсти. Я заслуживаю быть первой.
