То, что он не жилец, для меня был вопрос решённый. Никакой алкоголь так не успокаивал мой разум, как фантазии о том, как я переломлю ему хребет и раскрошу череп.
Старый прохиндей нашёл моё слабое место. Наверное, зря я не скрыл, не спрятал Серафиму от всех. Она словно экзотический цветок, которым хотелось любоваться. И показать всем и каждому, что только мне принадлежит. Только моя.
И ведь должен был предполагать, что он попробует добраться до неё. Зная отношение Юрасова к собственной персоне. В своё время именно Юрасов стал свидетелем того, как отец забрал меня и убил мать.
Тогда, в далёком детстве, проснувшись ночью в новом доме, спустился на первый этаж в поисках кухни, а забрёл к кабинету новоиспечённого родителя. И за приоткрытой дверью отчётливо слышал, как отец вместе со своим дружком обсуждали убийство моей матери.
Будто животное на охоте забили. Выпотрошили. Но перед этим поизмывались. Они смеялись, перемывая подробности того, что творили с ни в чём не повинной женщиной. Желанием которой было только одно — защитить сына. Видимо, подозревала о грозящей мне участи, если попаду к этому человеку. А желанием отца — наказать за то, что посмела сбежать от него, и за ревность, клокотавшую в его душе.
Кто бы мог подумать, что за внешностью верующего, строгого мусульманина Юнуса Сабурова скрывается монстр. Но позже, в кругу семьи, его характер раскрылся полностью. Оставить меня жить с родной матерью он не мог. Но и считать равным своим детям он тоже был не в состоянии. Однако мои способности оказались более подходящими для бизнеса. А ничто так не грело его сердце, как продолжение семейного дела.
И в ту ночь я стоял, слушал и мечтал только об одном. Дне, когда вырасту. И сотру в порошок существо, забравшее у меня то единственное, что сохранило во мне человечность. Мать.
Отца я поклялся убить в тот самый вечер.
А вот жизнь Юрасова я забирать не планировал. Лишь попортить. И делал это каждый раз, когда предоставлялась возможность.
Жаль, отец и тут меня подвёл. Ещё до своей смерти слил с ним часть капитала. Через офшоры, недвижимость и контракты. И вывести Юрасова из бизнеса оказалось невозможно без больших потерь. Пришлось скрепя сердце идти с ним на сделку.
Как и с семьёй Ямадаевых. Один брат хуже другого. Впрочем, у младшего имелись мозги, а у старшего — понты и жажда власти.
Юрасовов не был дураком. Понимал, что я устрою охоту за его головой. И натравил на меня органы. Почти год я находился под колпаком полиции. За мной постоянно следили. Каждый мой шаг проверялся, и всё это преследование грозило вот-вот вылиться в потерю репутации и привлечение в качестве обвиняемого. Чего и добивался Юрасов.
Но, даже несмотря на то, что меня было за что повязать, деньги и связи решают многие проблемы. А потому в день, когда меня перестали подозревать в преступлении в составе преступной группировки, я понял, что руки мои развязаны. А Юрасов — что дни его сочтены.
Только мне предварительно хотелось поиграть с жертвой. Насладиться страхом Юрасова. Вкусить его ужас. Но мои планы изменила одна Спичка.
Я не планировал заниматься сексом с Серафимой. Вообще притрагиваться к ней. Но, когда увидел её в машине на заправке, мозг перестал функционировать. Полный отказ всех двигателей. Мне нужно было хотя бы взглянуть на неё. Посмотреть ей в глаза. Не знаю, что хотел понять, что хотел найти в их отражении. Может, сожаление о своём поступке?
Но её близость всегда, с самой первой встречи, вызывала во мне цепную реакцию. Желание. Похоть. Секс.
И я не смог совладать с собой. Не сумел устоять перед искушением. Дотронуться до неё. Вобрать в себя её запах. Попробовать на вкус и убедиться, что ничего лучше в этом мире не существует. Нет для меня магнита сильнее, чем она.
Забыл, что считаю её грязной после другого мужчины. Забыл о предательстве. Об измене. О том, что сбежала, оставив меня.
А потом я увидел этот долбаный синяк на её лице и внутри всё перемкнуло.
Глава 68
Быть с Серафимой не мог, но и её не собирался оставлять с ним. Однако просто заявиться к нему в дом и сделать её наконец вдовой тоже не казалось хорошим планом.
Я не получал удовольствие, убивая. Да и никогда не требовалось подобного от меня. Для грязной работы имелись специальные люди. Но именно его жизнь мне хотелось забрать лично.
Знал расписание Юрасова. Во сколько приезжает в офис, обедает, встречается с матерью Серафимы, находящейся на его содержании.
Следил за ним и думал, что такого сотворила Спичка, что он поднял на неё руку? Его бывшая жена, которую я трахнул, не упоминала, что он имеет привычку бить женщин. Впрочем, в таком не всегда признаются.
Руки сами собой сжимались в кулаки, когда я представлял, что он сделал ей больно.
Но в то же время я испытывал каких-то необъятных размеров злость. На неё. Понял бы, может, ещё, если бы своим побегом она улучшила себе жизнь. Но нет же, опять вляпалась в дерьмо. И к кому ушла? К старому мужику, от которого пахнет гнилью и разложением?
Юрасов чуял, что я за ним явлюсь. Удвоил охрану. Мне кажется, я ощущал его страх за километр. Видел, как, окружённый своей охраной, он оглядывается, находясь в здании компании, зная, что я где-то рядом. Будто могу появиться из-за угла и разрядить в него обойму.
Единственным местом, где его можно было застать в одиночестве, осталось кладбище. Он регулярно навещал своих родителей и одну из бывших жён, похороненную на том же клочке земли.
Удобное место. Здесь он и останется.
День выдался погожим. Солнечным. Юрасов сидел на скамейке у могил и, когда я подошёл к нему со спины, сразу заметил мою тень. Вздрогнул и замер.
Я закурил сигарету и устроился на скамейке рядом с ним.
— За жизнью моей пришёл? — спрашивает, словно обращаясь к жнецу, забирающему души. Сжимает на бедре дрожащую руку, что не ускользает от моего внимания. Старается держаться, но нервы сдают.
— Ты знал, что это неизбежно, когда решил связаться с Серафимой, — отвечаю, стряхивая пепел.
Фыркает что-то себе под нос.
— Тебе бы поблагодарить меня. Пока ты в свадьбу играл да по бабам таскался, она в безопасности была.
Делаю последнюю затяжку, наблюдая, как огонёк сигареты достигает фильтра и затухает.
— Ты меня знаешь, дед. Нельзя притрагиваться к тому, что принадлежит мне.
— А я и не притрагивался, — усмехается, — да только не получить тебе её уже.
Смотрю на него, пытаясь понять, что он несёт. Надежда внутри загорается и тут же гаснет. Ведь, чтобы выжить, он будет готов преподнести мне любую ложь, которую я с радостью сожру.
Злясь, встаю и поднимаю его за грудки, пока носы не оказывается на одном уровне.
— Что ты мелешь?
Сучит ногами в воздухе, а у самого лицо безумное. Смеётся.
— Сын у тебя, Сабуров. Мишкой звать. Я забрал её тогда из больницы беременной.
Пригвождаю его к высокому мраморному надгробию, желая выбить все мозги из его головы.
— А убьёшь меня, так цепные псы Ямадаевы начнут на неё охоту. Уверен, что успеешь добраться до своей любимой раньше и спасти?
— Зачем она им? — встряхиваю сильнее, ударяя его затылком о холодный камень.
Он сжимает мою рубашку так же, как я его. Только неловко. Как-то жалко. Старческими слабыми руками.
— После моей смерти твоя Серафима получит долю в компании. Убьёшь меня и не успеешь оглянуться, как её не станет.
По коже проходят холодные мурашки. Жмурюсь, встряхиваю головой и разжимаю окаменевшие пальцы.
Юрасов сползает по мрамору на землю. А я смотрю на него, как на грязь под ногами. Тяжело дышу. Внутри смерч. Смесь радости, злости, надежды и страха. Страха, что лжёт. Слишком дурманит разум подсунутый мне под нос опиум. Страха, что говорит правду.
Опускаюсь на корточки, чтобы видеть его лицо.
Если он говорит правду и Серафима скрыла от меня ребёнка, я её убью. Не сдержусь. Выдыхаю горячий воздух из лёгких, отлично понимая, что обманываю себя.