И всё же, наслаждение пришло ко мне. Не острое, но приятное, нежное и чуть болезненное. Оно заставляет мои бедра плавно двигаться навстречу мужчине, принимать его в себя. Мы прислонились лоб ко лбу, глаза открыты, дыхание общее, одно на двоих.
И одновременно с быстрыми подбивающими движениями во мне я получила поцелуй в губы. Такой глубокий и влажный, такой интимный! Так целуются подростки, не знающие стеснения. И так целуются взрослые, когда наедине — сплетаясь языками, смешивая вкусы и утопая друг в друге.
Вдруг Руслан застонал, и вышел из меня. Я, ведомая инстинктами, протиснула руку между нашими мокрыми телами и обхватила его член. А Рус сжал уже мою ладонь, двигающуюся по его эрекции. Раз, второй, и горячие густые капли оросили мой живот и лобок. Я провела большим пальцем по головке, снимая последние капли спермы, и отпустила.
Жаль, что он не в меня кончил. Хотя… нет, едва ли сейчас то самое время, когда мне нужно беременеть. Так что всё правильно.
— Мне не было больно, — признала я очевидное.
— Значит, я всё сделал правильно. Давай отдохнем немного, и я пойду за Дианой.
— Давай, — зевнула я, а дальше уже ничего не запомнила.
Заснула я счастливой.
34
РУСЛАН
Если уж нарушать закон — то по-крупному, нагло. Осознаю, что я бы за решеткой оказался, не имей я нужных знакомств и влиятельного брата. Ну, или меня бы просто по-тихому прикопали.
Полковник видит всё что я твою, но не мешает. Правда, он и не поощряет. Выжидает, кто победит, не делая своих ставок. Но мне давно непрозрачно намекнули, чтобы я не затягивал и писал рапорт после окончания этого «дела», которое полуофициально, и не имеет ничего общего с законом.
Отчасти мне до сих пор стыдно за себя. Нет, если бы я мог отыграть назад, я бы делал всё также. Люба — самое важное. И я не великий патриот нашего государства, что есть то есть. И люблю его и ненавижу. Как и людей, его населяющих. Я не фанатичный борец со злом, я вообще не идеал. Но я всегда уважал правила и Уголовный Кодекс, он кровью написан — каждая статья, каждый пункт. И за то что я творю мне — да — стыдно.
— Масловского мы взяли, — отзвонился Андрей. — Адвоката к нему допустят только из наших, можешь звонить его «сестре»
Я откинулся на неудобном стуле и закурил. Карина Уварова скорее всего уже знает о том, что её сообщника взяли, служба безопасности у неё не идеальная, но вполне рабочая.
Она позвонит сама.
Уварова вышла на меня через 15 минут. Хм, что-то долго.
— Руслан Вадимович, день добрый, — в ее голосе металл. — Могу я узнать, по какому поводу моего брата приняли наши доблестные стражи?
— Приезжайте в отделение.
— Скоро буду, — бросила она и отключилась.
Приехала Карина Уварова через сорок минут, сопровождаемая 2 адвокатами и сотрудниками СБ.
— Можно? — она — сама вежливость, вошла после стука.
— Проходите, присаживайтесь. Можете войти вместе со своими сотрудниками, но беседа будет личной. Максимально.
Уварова обернулась на своих людей и кивнула в сторону выхода.
— Будьте поблизости. Я позову вас. Руслан Вадимович, давайте начистоту, — она в три шага приблизилась к стулу, и изящно опустилась на него. — Я хочу узнать в чем дело и что происходит.
Я прекрасно понимаю что те улики что у меня есть к делу не пришить. Догадки, логика, опросы посторонних людей, слова управляющего отелем и несколько записей. Да, улики. Да, я знаю что за всем стоят Карина с «братом». Но в суде это не примут. Однако, и Карина не отмажется, и потеряет если не свободу, то наследство, если дело будет предано огласке.
— Давайте я расскажу вам одну историю.
— Давайте без театральщины, у меня нет на неё время, — прорвалось у Уваровой раздражение.
— Вы же хотели начистоту поговорить, вот я и говорю. Так вот, история. И никакой театральщины. Жила-была Карина Уварова, жена богатого человека. И так она устала от выходок мужа, который обезумел от вседозволенности, что соблазнила своего сводного брата. Должна же быть отдушина, так? Нет, не подумайте, я не осуждаю, а даже поощряю. Муж менял любовниц, жена привыкла к этому, но… неприятно, так ведь? Когда гуляют в открытую, не уважая. Вы могли бы уйти, или скандалить, на совесть давить, но вы выбрали быть мужу другом. Таким другом, с которым и врагов не надо.
— Я бы попросила…
— Вы уже попросили, и я рассказываю, — отбрил выпад. — Брат имеет доступ к наркотикам, а такого человека как ваш покойный муж легко склонить к легким удовольствиям. И вы принялись его раскачивать. А затем устроили занимательную сценку с аукционом девственности, — усмехнулся я, хотя ничего смешного в этой истории нет. — Вы были рядом с мужем во время онлайн-ставок. Один он, может, и не стал ставить такие деньги, кто сейчас столько за невинность платит? Но вам важно было чтобы он чувствовал злость к этой девушке заранее, решил отыграться на ней, чтобы она полностью рассчиталась с ним. Валентин же завышал ставки, а вы подзуживали мужа, чтобы он выиграл. Что он и сделал.
Я продолжил рассказ. Лениво, вальяжно, с долей киношности — пусть ее и презирают, но она всегда работает, если соблюдать меру и не переходить в гротеск.
Я выложил Карине всё про их замысел, прикладывая распечатки и записи, а также зафиксированные опросы.
— А от Масловского вы бы тоже избавились. Слишком многое он знает. Впрочем, доказательств именно этому у меня нет.
— Это бред. Мужа убила шлюха, — скривилась Уварова. — У меня железное алиби.
— У вас не алиби, а большая проблема.
— Вы угрожаете мне? — вскинулась она, и начался спор.
Уварова пригласила одного из адвокатов, насколько я понял, близкого к ней, доверенного. Я знал что так будет. Знал, что придется давить и лавировать.
— Вы можете пойти с этим в прокуратуру и суд, и что? Максимум — запретят выезд из страны на время следствия, а оно будет коротким, — презрительно бросил адвокат.
— Я могу придать дело огласке. Весьма широкой среди общественности, СМИ и в деловой сфере. Суд вполне может затянуться, и надолго. Не у одной госпожи Уваровой есть связи и деньги, я — брат Марата Соколовского. На время следствия счета Карины Уваровой будут заблокированы, как у подозреваемой в организации убийства ради наживы, акции обесценятся, и по стандартным схемам знакомые моего брата выкупят их за бесценок. Даже подписи Уваровой будут не нужны. Вы же пишете разговор? Не стоит, запись деформируется, — улыбнулся я. — Итак, у вас большие деньги и связи. У меня большие деньги, связи и улики. Да, богатую и не опозоренную вдову олигарха в колонию не посадят. Но пока идет следствие, вдова олигарха станет обнищавшей вдовой олигарха с долгами за обслуживание имущества. И бедную женщину, растерявшую связи и деньги, посадить очень просто.
— Это бред какой-то! — вскочила Карина.
— Или, — продолжил я, — вы можете не терять свои деньги и связи, а просто уехать из страны. Жить за границей и тратить деньги там — разве это не то что вы заслужили? Всё останется при вас. Опостылевший муж мертв, наследство ваше, вот только наказание понесет другой человек, не Котова Любовь.
— А кто? — окрысилась она.
— Тот самый охранник, который должен был убить вашего мужа. Уваров в любом случае не вышел бы из номера отеля, так? Так, — подтвердил я, поймав ее взгляд и правильно его расшифровав. — Зачем ему было выходить? Вдруг бы отмазался, мало ли какие у него были должники. И на убийство есть карт-бланш. Ваш муж бы поиздевался над Любовью, может не до смерти, а ваш человек должен был убить и её и его. Но не убил. Однако, именно он понесет наказание. И вы сделаете так, что он сознается во всем. У вас же есть на него компромат? Уверен что есть, даже у меня собрана папка. Мужик отжигал в свое время: изнасилование, двойное убийство. Надо же, он шаром для боулинга 2 мужчин забил насмерть!
— Я отказываюсь обсуждать эту фантастику!
— Подумайте примерно с час. Мне нужно чтобы Котова осталась чистой, живой и на свободе. Мои связи против ваших. Мои деньги против ваших. Но, как вы можете понять, если вы откажетесь от моего щедрого предложения, у меня будут проблемы, но ваши проблемы будут куда серьезнее моих. А мы можем разойтись мирно, и каждый останется при своем. Я даже брата вашего отпущу и делайте с ним что хотите — любите, забирайте с собой, или… да что угодно. Но вы должны будете покинуть страну. Это моё условие. Однако, деньги останутся при вас. В противном случае вы потеряете и их и, возможно, свободу.
