Она открывает рот, чтобы ответить, но я заглушаю ее слова страстным поцелуем. Мне не нужен ее ответ, потому что то, что у нас есть, и то, что я чувствую к ней, выходит за рамки моего рационального объяснения. Когда я отстраняюсь от нее, я вижу грустные звезды в ее глазах.
— Почему у меня такое ощущение, что это прощальный поцелуй?
Я целую ее снова, удерживая свои губы от признания правды. Это начало конца и самое грустное прощание в истории. Потому что после сегодняшней ночи, когда она уйдет от меня и вернется к нему, она унесет с собой какую-то часть меня. И всякий раз, когда я буду смотреть на ночное небо, представляя, где она, счастлива ли, и смеется ли Эван над ее банальными шутками или улыбается всякий раз, когда что-нибудь делает, это пустое место слева внутри меня будет болеть от воспоминаний. Потому что ее свет уже однажды наполнил его. Она наполнила меня так, как не смог этого сделать ни один человек на этой Земле. И я больше никогда не почувствую себя снова целым.
Мы молчим, пока я веду ее в спальню. Наши глаза смотрят друг на друга, пока мы медленно раздеваемся. Когда я прикасаюсь к ней, она вздрагивает, но ее кожа горит под моими пальцами. Я заключаю ее в свои объятия, желая спрятать ее таким образом, чтобы она не исчезла от меня. Они не смогут забрать то, чего не смогут найти.
— Ты такая маленькая, — шепчу я в ее волосы.
— Просто ты слишком большой. Но мне это нравится.
Я держу ее в своих объятиях, пока боль от эрегированного члена не становится слишком сильной, чтобы игнорировать ее. Словно услышав мои мысли, она просовывает руку между нами и сжимает его, заставляя меня стонать и растерять все достоинство.
— Такой большой, — повторяет она с довольной улыбкой. — Но мне он нравится.
— Ты ему тоже нравишься.
Не нужно больше слов, все шутки испарились, я кладу ее на кровать и накрываю своим телом. Я целую ее рот, шею, ее вздернутую грудь, двигаясь вниз к пупку. Мой язык находит край ее лобка, она автоматически раздвигает ноги. Я запускаю палец в ее складки, затем нажимаю на клитор. Она вздрагивает, и я повторяю движение, медленно проводя указательным пальцем вниз по ее розовой плоти, исследуя полностью ее киску и входя внутрь, потом возвращая его обратно, чтобы надавить на ее чувствительный бутон. Когда я присоединяю свой язык, она почти распадается от ощущений.
— Что ты делаешь со мной? — стонет она, балансируя на грани оргазма.
— Именно то, чему учил тебя, — отвечаю я и посылаю ее лететь в небытие, продолжая доводить ее до этого состояния своим ртом и пальцами. Сосу ее до тех пор, пока ее освободившиеся соки не стекают вниз по моему подбородку. Пока она не впивается в мои плечи, умоляя остановиться.
— О, боже, — всхлипывает она. — Я не могу больше этого выносить. Это слишком потрясающе.
Я целую ее, чтобы она сама могла себя попробовать, мой язык исследует ее рот, разделяя ее возбуждение. Я расположился прямо перед ее скользким и жарким входом, поэтому медленно толкаюсь головкой вперед и вхожу внутрь. Элли задыхается от вторжения, и я очерчиваю контур ее губ перед тем, как два пальца скользят внутрь ее рта. Я толкаюсь немного дальше, и наблюдаю за эмоциями, отражающимися на ее лице, на все оттенки плотского безумия. Когда я полностью погружаюсь на всю длину и резко вытаскиваю, Элли скулит, и я переворачиваю ее на живот.
— Приподнимись, — говорю я, подхватывая ее попку и бедра и сгибая в коленях ее ноги. Я восхищаюсь тем, как ее киска напрягается, прося меня заполнить ее еще раз.
Одна моя рука сжимает ее бедро, другая — плечо, и я вхожу в нее медленно сзади. С этого угла я толкаюсь так глубоко, что даже чувствую пульсирование внизу ее живота. От ее жесткой хватки сминаются простыни, и Элли сыплет проклятиями.
— Так хорошо? — спрашиваю я. Даже не знаю, почему спрашиваю. Я никогда ничего не спрашивал, потому что чертовски уверен, что достаточно хорош в сексе, чтобы об этом беспокоиться.
Элии кивает, упершись головой в подушку с плотно закрытыми глазами.
— Да. Лучше, чем хорошо.
Я вытаскиваю член и погружаю его снова, потянув ее к себе за плечо. Мы оба стонем в унисон, и ее колени дрожат.
— Хорошо? — я не могу понять, почему спрашиваю снова, так как точно знаю, что хорошо. Я просто чувствую, как это хорошо для нее.
— Да, — мурлычет она между моими толчками.
Я не могу больше сдерживаться и отпускаю свое желание, начиная входить в нее с яростным напряжением. Я наклоняюсь вперед и целую ее спину, заглушая свои стоны удовольствия ее кожей и волосами. Она поворачивает голову, и мои губы мгновенно находят ее.
Если бы это было другое время, и я был бы другим мужчиной, находящимся глубоко внутри другой женщины, то я бы смотрел в ее глаза и видел бы только, как мое тело погружается и вкручивается в нее. Но она смотрит на меня с любовью и лаской, и взгляд чистого экстаза застывает на ее лице. Я перекидываю на другое плечо ее волосы и прохожусь языком по ее шее к уху. Когда ее спина выгибается, и по ее телу пробегает первая дрожь оргазма, я шепчу: «Я люблю тебя», потому что хочу, чтобы эти слова были единственным, что она слышит, когда кончает для меня. Только для меня.
Независимо от моих чувств к Элли, а чувства действительно есть, я не тот мужчина, и она не та женщина. И единственное время, которое у нас есть — это прямо сейчас. Произнесенные слова могут вызвать только искры смущения и конфликты для нас обоих. Поэтому я проглатываю оба наших стона капитуляции и отдаю ей часть себя, единственное, что я могу ей отдать. Часть себя, которая дрожит и пульсирует от боли и удовольствия, которые переплетаются воедино. Пока жар и холод несутся по моей спине, и мои конечности слишком напряжены, чтобы двигаться, я выпускаю все это в нее, все — страх, гнев, блаженство от того, что она просто находится в моих руках, — все это принадлежит ей.
Я принадлежу ей.
*
Что-то выталкивает меня из сна, но я пытаюсь с этим бороться. Я не хочу двигаться, мне даже не хочется дышать. Но из гостиной опять доносится этот звук, и я понимаю, что должен выбраться из кровати и оставить теплое тело Элли.
Черт. Мой телефон.
Тусклый свет пробивается сквозь жалюзи, похоже, мы занимались сексом и проспали весь день. Были разговоры, немного еды, даже немного питья, но, в основном, мы целовались, прикасались и вжимались в тела друг друга, воспаряя за пределы удовольствия.
Нежно и медленно, насколько способен, я вытаскиваю руку из-под нее. Она шевелится, бормочет что-то неразборчивое, потом опять продолжает мягко похрапывать. Я качаю головой и, тихо посмеиваясь, направляюсь в гостиную. До Элли, женщины, с которыми я был, выглядели, как супермодели даже во сне. Волосы и макияж каким-то образом оставались на своих местах. Часть меня даже не верила, что они по-настоящему спали, вероятно, просто прикрывали свои длинные ресницы и застывали, как восковые статуи, на кровати. Но с Элли все было по-другому, более реально что ли. Ее рыжие волосы в завитушках покрывали наши лица. Она похрапывает, но не громко, из чего я понимаю, что она спит. А в уголке ее рта скапливается капелька слюны.
