Оказавшись у иллюминатора, смотрю в небо. Оно такое чистое, красивое, будто не его разрывало столько дней подряд молниями и грозами.
— Разве это справедливо? — вслух задаю самой себе вопрос. — Кто-то, как земля, долго отходит от дождливых дней, а кто-то, как небо, забывает обо всем на следующий день?
— Ты с кем, родная? — спрашивает мама.
— С собой, — перевожу взгляд на неё. — Почему кому-то приходится бросать все, бежать, сломя голову, чтобы выжить, а кто-то продолжает спокойно проживать свою жизнь, наслаждаясь любимой женщиной, которая стоила чужих жизней?
— Если ты думаешь, что ему сейчас легче, ты ошибаешься, — с сожалением отвечает мама. зшчюуг — Он потерял не меньше.
— Что он потерял, мам? — на глазах снова наступают слезы от обиды. — Ничего! Всё осталось при нем!
— Он потерял тебя, — протянув руку к моему лицу, вытирает скатившиеся слезы.
— Больно я нужна ему, — отворачиваюсь, нервно скрипя зубами, вспоминая, кто виноват во всем случившемся.
У мамы происходит заминка, она замолкает, хотя чувствую, что хочет сказать что-то ещё. Краем уха слышу, что папа поддерживает её, говоря, что пора.
— Нужна, — развернув мое лицо к себе, смотрит на меня с растерянностью, с болью, с любовью. — Нужна, потому что ты и есть Ариана.
Конец первой части.
Часть II. В капкане отчаяния
«Я хотела тебя ненавидеть,
И не знать, как твои дела.
Я боялась тебя увидеть,
Я боялась, но так ждала.»
Эрик-Эмманюэль Шмитт
Видели ли вы смерть? Встречались с ней с глазу на глаз? Я — да! Я смотрела, как она уносит жизнь родных мне людей. Наблюдала за её не щадящей жестокостью. Только при нашей с ней встрече я ощутила свою беспомощность; осознала всю человеческую ничтожность. Если мы не способны уберечь и спасти то, что так дорого нам, то на что мы вообще способны?
И теперь, когда внутри все разбилось на мелкие атомы, расщепив сердце и разум до полного исчезновения, сквозь тьму, в душу пробрался свет, озаривший жизнь смыслом. И я готова на все, лишь бы не потерять его.
Пролог
— Четыре года спустя —
POV Медея
— Отличное получилось фото, — Рейн удовлетворенно разглядывает обложку журнала, пока такси мчится по шоссе в сторону ресторана.
Улыбаюсь, оставив его без комментария. Сняться для глянца — это меньшее, что я могла для него сделать. Когда я стояла на перепутье и не знала, куда лететь, чтобы спрятать себя и то бесценное, что у меня есть, именно он предложил мне страну, где смог дать работу моим родителям и мне. Именно он помог мне встать на ноги, подав руку помощи и крепкое плечо, на которое теперь не страшно положиться. Он стал для меня опорой, учителем и лучшим другом. И за эти четыре года единственное, о чем он без устали меня просил — это встать перед объективами камер. И только, когда перестала бояться прошлого, я согласилась на эту съемку.
— Все-таки, я уверен, что после завтрашнего показа, ты станешь моделью. Подиум и вспышки фотокамер опьянят тебя.
— Ты такой наивный, Рейн, — смеюсь, качая головой.
Он убеждён, что я должна стать знаменитой, быть на виду у всех. Мол, моя внешность прекрасна и вдохновит многих дизайнеров. Но я настроена на обратное. Да, я люблю себя, да, я считаю своё лицо и тело красивыми, но я отказываюсь открывать свою жизнь нараспашку. Как никогда, я хочу находиться в тени и наслаждаться по-настоящему важными вещами в своей жизни. Одна обещанная фотосессия — это единственный компромисс, касаемо этого вопроса, на который я пошла.
— А ты слишком вредная, — сдержано улыбается и кладёт глянец обратно мне в сумку.
Мы подъезжаем к отелю, в ресторане которого сегодня проходит фешенебельная вечеринка перед завтрашним модным показом, на котором я буду в качестве модели дефилировать по подиуму. Швейцар открывает нам дверь, первым выходит Рейн и, подав свою руку, помогает мне выйти. Ослепляющие вспышки камер сопровождают нас до самого входа в здание. Держусь уверенно, позирую и улыбаюсь перед ними, хоть все это утомляет, доставляя дискомфорт. В холле нас встречают ещё фотографы, которые просят подойти к фотозоне, чтобы сделать несколько кадров. Рейн отказывается и, оставив меня один на один с ними, ухмыляется, следя со стороны за тем, как я позирую.
Ещё через пару минут, мы, наконец, оказываемся в помещение, где собралось уже достаточно увлечённых друг другом гостей, чтобы кто-то смог заметить наше опоздание.
Рейн касается моей спины и ведёт к столу, за которым стоит Аннет Варди, владелица и главный редактор журнала, в котором я работаю, рядом с ней стоит её помощница и главный стилист.
— Это та самая Кайя? — с ехидной улыбкой шепчу Рейну на ухо, оценивая молодую помощницу.
— Что значит та самая? — бросает на меня усмирительный взгляд. — В ней нет никакой исключительности, чтобы её выделять.
— Ну ладно, не заводись. Побереги нервы для встречи с этой малышкой, — рассмеявшись, хлопаю его по плечу.
Подойдя к ним и поприветствовав Аннет и Миру, с которыми давно знакома, я представляюсь Кайе, протянув ей руку. Девушка сдержанно пожимает её, оценивающе пройдясь взглядом по мне. Чувствую, как вскипает кровь девушки, как поднимается температура тела; замечаю, как не сдержавшись, она бросает ревностный взгляд на Рейна, и это меня улыбает. Не от злорадства, а от понимания, что психоз моего друга на фоне молоденькой красавице взаимен. Пусть он продолжает твердить, что она ему неинтересна, и что он не станет больше связывать себя с юными девицами, но я давно вижу, как меняются его лицо и язык тела, когда речь заходит о ней.
Аннет обращается ко мне, и к ней присоединяется Мира. Они делают мне комплимент, выразив своё приятное удивление и восхищение съемкой.
— Я рада, что Майер смог настоять на своём. Поначалу идея показать на обложке никем не известную модель казалась мне сомнительной, но твоё лицо отлично вписалось в номер и освежило его.
Слышать комплимент от этого человека приятно вдвойне. Она одна из немногих женщин, которых я уважаю и к чьим словам прислушиваюсь. Однажды, спустя полгода моего бегства, мы столкнулись с ней на одной из съёмок, и между нами состоялся разговор, который неожиданным образом перетек из рабочего в личный. Тогда та властная и твердая женщина, кажущаяся на первый взгляд бессердечным и безжалостным человеком, открылась мне глубоко несчастным человеком, который знал цену всему в этом мире. Именно разговор с ней стал отправной точкой моей работы над собой, над переосмыслением убеждений.
Вечер проходит в соответствующей подобным мероприятиям атмосфере. Десятки новых знакомств, сотни тем для разговоров. Чьи-то лица и слова привлекают мой интерес, а кто-то наводит лишь скуку. Но мне приходится стоять, вежливо кивать и улыбаться всем без исключения. От кого-то принимать поздравления и комплименты; с улыбкой на лице уходить от бестактных вопросов или слушать с невозмутимым лицом, как за спиной обсуждают, что обложку я получила через постель. На чью постель они намекают не трудно догадаться. Нас с Рейном подобные слухи лишь забавляют.
Единственное, что настораживало меня весь вечер, так это чувство, будто кто-то взглядом прожигает во мне дыры. Но, каждый раз, оборачиваясь, я не находила в толпе никого. И это уже походило на паранойю. Утомившись и оставшись одна, без поддержки Рейна, я прохожу к бару, чтобы немного выпить и расслабиться.
— Джин тоник, пожалуйста, — делаю заказ, подойдя к стойке.
— За мой счёт, — следом раздаётся грубый мужской голос позади меня.
Удар грозовой молнии бьет под дых. Тысяча лет пройдёт, но этот голос я буду помнить всегда. Надо мной, словно раскололось небо, обрушив на голову цунами прошлого. Я стараюсь не думать о нем, не думать о прошедших днях, о людях, оставшихся в них. Медленно вычеркиваю все из головы, в надежде, что однажды память лишит меня воспоминаний, наводящих ужас. Я знаю, что в моей жизни было много прекрасных моментов, но все сгорело вместе с мамой и Сэмом; погибло от выстрела в сердце Эмми, растворившись в дожде и кислотных слезах.
