— Мне ничего от тебя не нужно, Малфой! — она толкнула его в грудь от обиды. — Я просто пытаюсь помочь! Уж представь, что не все предлагают свою помощь в обмен на что-то!
Молчание окутывало их. Сердце стучало в висках. Она видела, как часто вздымалась его грудь. Как сильно он себя сдерживал от злости.
— Тогда раздевайся, Грейнджер.
И будто кто-то перекрыл путь к кислороду. Она подавилась от его слов. От двусмысленности, которую сама же и придумала. Чёртова метка на предплечье! Это всё она. Она тянула…
Господи.
От его взгляда стянуло в районе позвонков. Мурашки покрыли шею. Дыхание медленно возвращалось, хотелось жрать воздух большими кусками, настолько внезапно ударила одышка.
Татуировку можно перенести на другого человека. Потом перенести и на следующего. Она убеждала себя, что так и сделает. Храбрилась, не желая отступать. Никогда так не делала. Не сейчас. Не при нём.
— Отвернись, — гордо выскользнуло изо рта.
Малфой хмыкнул, оголив кромку белых зубов. Закатив глаза, он всё-таки отвернулся.
Есть выход. Есть. Вот он. Послать всё к чёрту и уйти, сломать всё то, что сама же и построила.
Но…
Грейнджер не сломала и не ушла. Отвернувшись, она потянулась пальцами к пуговицам на рубашке, которые предательски быстро подчинялись. Одна. Вторая, третья. Заколдованная метка Малфоя даст много магических чернил. Что рисовать? Что она вообще делала? Господи.
Отец однажды подшучивал над ней. Говорил, что очень ждёт её переходного возраста, пирсинга на лице и татуировок на теле… вот только его не было.
Оно наступило сейчас.
Она уронила улыбку, посмеявшись про себя, когда в спину прилетел вопрос.
— Что у тебя написано на предплечье, не могу прочитать. Не видно.
Резкий оборот головы и прижатая к груди рука, чтобы закрыть слова, которые он однажды произнёс. Малфой всё так же стоял к ней спиной, но смотрел на неё через отражение в зеркале. Боже.
Гермиона осталась полураздетой, но оставила один рукав надетым, скрывая от его глаз метку. Вторую половину рубашки она натянула на грудь.
— Что будем рисовать на тебе? — он обернулся, игнорируя её безмолвное возмущение, но не смотрел на неё, когда подошёл к тумбе, открывая чернильницу и заглядывает в неё, убеждаясь, что смесь на месте.
Как же всё быстро происходило. Ей казалось, что она спала. Это какой-то сон, не иначе. «Что будем рисовать» — это обозначение вообще с ними не вязалось.
— Не… не знаю, — тихо ответила она.
— Меня раздражает твоя неуверенность. Ты сама предложила! — он почему-то завёлся, потирая рукой висок. — У меня мало времени. Мы должны закончить быстрее, до того, как…
Она смотрела на него с ожиданием. С тем, что он продолжит мысль. Но в ответ молчание.
— Ты чувствуешь, когда у тебя будет приступ? — решилась спросить она.
— Да, Салазар! И он скоро случится. Давай быстрее закончим, и ты уйдёшь уже отсюда.
— Тебе очень больно?
— Грейнджер! — он обошёл её со спины, остановился сзади, и вытянул собственную руку с меткой вперёд. — Что будем рисовать?
Тянет…
— Моли… — ответила она резко. — Нарисуй мне цветы моли…
Ей казалось, что Малфой усмехался. Она чувствовала это даже стоя к нему спиной. Наверное, именно так на его лице это и выглядело — косо, быстро, как падающая звезда. И она не успела загадать желание, потому что проглотила рваный выдох губами, когда Драко подошёл к ней вплотную. Нос обжёг запах сигарет и дерева. Этот парфюм словно был создан для него.
Господибоже.
Его голая грудь касалась её спины каждый его вдох. Она чуть повернула голову, когда Драко приподнял её левую руку, согнув в локте, и прижал свою с меткой.
— Помнишь заклинание? — ударилось шёпотом в затылок.
Гермиона кивнула.
— Санкторо кверти, — произнесла она.
Заклинание для волшебных татуировок, способных шевелиться на коже.
И у Грейнджер перехватило дыхание.
Перехватило.
Дыхание.
Драко просунул правую руку с зажатым в пальцах пером так, будто обнимал её за талию, тем самым плотнее прижимая к себе, задевая предплечьем ткань топа. Он потянулся к собственной метке и оставил на волосах Гермионы слова, как шёпот:
— Санкторо кверти…
Гермиона не могла оторвать взгляда от того, как кончик пера коснулся змеи, как Драко приподнял его и вытянул чернила, больше похожие на туман. Он тянул их и тянул, а она боковым зрением заметила, как чернильница подплыла прямо к его руке, чтобы он смешал этот туман с чернилами.
Это завораживало.
Прямо как в песнях — стягивало на уровне рёбер, что-то там выкручивало, стискивало, взрывало мурашками. Она сглотнула вдох и не могла пошевелиться, словно загнанная лань перед дулом ружья охотника.
Боже.
Гермиона чувствовала жар его тела. Спиной, плечом, рукой, затылком. Всем. Казалось, он что-то говорил прямо в её ухо. А она не слышала. Не слышала, господи.
— В последний раз спрашиваю, уверена? Если нет, туман приклеится ко мне обратно… я пойму…
Она отмерла и кивнула, не понимая причину улыбки на лице. Вздохнув, только сейчас спросила:
— Мерлин. Ты рисовать вообще умеешь?
Шею защекотало дыхание. Он оценил шутку. И от этого ей почему-то стало тепло. Грейнджер думала, что эта невероятная ситуация казалась правильной.
Она там, где нужно.
Она там, где можно…
Тянет…
— Моли, значит? — слова закончились взмахом пера.
Гермиона испугалась, когда острый кончик коснулся её предплечья. Это не больно. Это не описать как… как… приятно.
Она наблюдала, как на коже появлялись уверенные штрихи, ровные, загибающиеся. Драко обмакнул перо в чернильницу и снова занёс над её рукой. Кончик чёрного пера задевал её плечо. Она пыталась. Она правда пыталась сдержать стон.
Горячий выдох в затылок:
— Грейнджер…
— Продолжай, это просто… — выдохнула она, — просто непривычно…
На чёрных стеблях появились распущенные цветы моли. По четыре лепестка на каждом бутоне. Цветов всё больше и больше, они окутывали предплечье, как букет. Она не выдержала прикрыв глаза.
— Осталось немного чернил, — тихо сказал он. — На бутон не хватит…
Грейнджер безумно хотелось сглотнуть. Сухое горло, сухой ком, сухое осознание того, что сейчас происходило. Но она не успела, потому что ощутила последнее касание, как точку. И весь волшебный миг испарился, когда она раскрыла глаза.
— Готово…
Стало холодно. Невыносимо. Жар его кожи куда-то пропал, будто он почувствовал, что нужно дать ей время рассмотреть всё, побыть одной. Гермиона склонила голову, рассматривая красивый рисунок, глядя на то, как бутоны моли, будто на ветру, мелко подрагивали.
Она повертела рукой, осматривая всё это, и подумала, что получилось красиво, до того момента, пока не нашла то, чего там не должно быть: прямо у сгиба локтя маленькая буква «М».
— Ты рехнулся? — она вынырнула из неги. — Ты оставил свою подпись?
Драко, сидя в кресле и вдыхая в себя сигаретный дым, даже не посмотрел в её сторону.
— Оставалось немного чернил, — ответил он. — Я просто подписал свою картину. Если так раздражает, можешь представить что «М» — это не Малфой, а Моли…
Гермиона хотела рявкнуть что-то в ответ, но вовремя остановилась, потому что Драко сделал то, чего она не ожидала.
Он сжал окурок прямо в кулаке, сгибаясь пополам.
Осознание происходящего наступило мгновенно. Гермиона поняла, что сейчас происходило. Драко согнулся от боли, сполз с кресла и упал прямо на колени. Она подлетела к нему, вновь обжигая ладони о его раскалённую кожу.
— Что мне сделать?
— У-уходи… — прохрипел он, заваливаясь на бок.
Грейнджер трясло. Она нависла над ним с огромным страхом, что этот приступ окажется последним в его жизни. В голове тут же выстроился план того, что нужно сделать. Нужно позвать мадам Помфри. И чем скорее, тем лучше. Она натянула рубашку, но когда попыталась подняться, кисть обжёг крепкий захват.
— Не смей… н-не смей никого звать. Мне никто не поможет от этого блядского непреложного! Ты же сама это знаешь!
