Насаженная на член, содрогаюсь в оргазме, что режет мыщцы острым ножом и пронзает позвоночник вспышкой. Мирон Львович шепчет на ухо отвратительные пошлости, растирая пальцами пульсирующий бугорок, и рвано вжимается в ягодицы. Его экстаз сливается с моим в единое целое, и мир на мгновение меркнет звенящей в вечности темнотой, что теплым потоком семени растекается внутри. Интимные мышцы сокращаются, мягко обхватывая пульсирующий член, и рык Мирона затихает приглушенным стоном.
— А теперь, — хрипит, выскальзывает из меня и заботливо оправляет юбку, — поговорим, как взрослые люди.
Разворачивает к себе лицом и застегивает ширинку. Будь мы взрослыми и адекватными людьми, то этой ситуации не случилось. Мирон приглаживает волосы и заявляет:
— Я тебя не понимаю.
— А себя? — смотрю на него исподлобья.
— И себя в том числе, — тихо соглашается. — Соглашусь, игры пошли не по плану, но и отпускать я тебя пока не намерен.
— Пока? — охаю я и смеюсь. — То есть из-за эгоизма и неуемной похоти ты собрался меня взять временно замуж? Я все правильно понимаю?
— Ну… — Мирон хмурится и прячет руки в кармане брюк, перекатываясь с пяток на носки.
— Ты охренел? — тычу пальцем ему в грудь и развожу руками в стороны. — Может, ты мне еще денег предложишь, чтобы я вышла за тебя? Не нужны мне твои деньги! Ничего не нужно!
— Я утку с утятами в пруд запустил, — тихо и растерянно отвечает Мирон. — Вот скажи, нахрена мне утка и четыре утенка?
Недоуменно моргаю и облокачиваюсь о стену, скрестив руки на груди:
— Не знаю.
— Птичник вот строят.
— Очень интересно.
Я впервые вижу Мирона таким взбудораженным. Нервной походкой вышагивает передо мной, а я озадаченно наблюдаю за ним. И через несколько секунд меня озаряет. Так это же я про утку и утят говорила, когда жабой восхищалась.
— Утка… — удивленно тяну я, — утята…
— Да, — останавливается и злобно зыркает на меня. — Они же вырастут и будет пять уток! Пять! Будут ходить и гадить везде!
— А утка белая или пестрая?
— Белая, а бывают другие? — ошарашенно спрашивает Мирон.
— Бывают, — обескураженно киваю я. — Бывают даже черные. Черные и с белой грудкой.
Смотрим другу в глаза, и Мирон глухо интересуется:
— Почему мы говорим об утках?
— Ты же начал, — пожимаю плечами.
И шмыгаю. Согласна, взрослый разговор как-то не клеится.
— Да, еб твою налево, Софья! — сжимает переносицы. — Какая же ты…
— Какая?
— Сложная!
— А ты простой? — восклицаю и перехожу на разъяренный шепот. — Ты делаешь мне больно! И я хочу остановить твое веселье, которое меня, как твою Анжелу, в психушку сведет!
— Она в Мадриде!
— Да мне насрать, где она! В Мадриде, в санатории, психушке! Да хоть на северном полюсе! — глухо рычу. — Я сегодня ее дружка избила и губу чуть не откусила! Я ведь тихая! В кого ты меня превратил за несколько дней? В неадекватную и агрессивную шлюху! А ты? Ты пальцы парню сломал!
— Это сделал Виталий.
— По твоему приказу!
Мирон взмахивает рукой в непонятном мне жесте и цедит сквозь зубы:
— А хотел ногу, но сдержался.
Опускаю взгляд на босые ступни. Мирон — порывистый эгоист. Уловил мою решительность уйти и возмутился. Женщины от него не уходят, он сам с ними рвет. Даже согласен на свадьбу и будущий развод, лишь бы не позволить мне уйти на моих правилах. И утка с утятами ничего не значит. Возможно, я ему симпатична, но я-то уже влюбилась, и я знаю: в его характере в один прекрасный день охладеть. Например, завтра, когда из него выветрится алкоголь, или через неделю.
Если я думала, что я уже шагнула в пропасть, то ошибалась. Я сейчас стою на краю обрыва и еще могу отойти от него в сторонку. Несколько дней с улыбками, подарками и ласковыми словами, и всё.
— Я решил, ты выйдешь за меня, Софья.
— Это не квартиру снять, — поднимаю взгляд. — Ты это понимаешь, нет? И не серьги купить. Я бы от счастья расплакалась, если бы предложение было сделано от сердца. Ты бесишься. И я понимаю. Невеста изменила, свадьба сорвалась, проблемы с проектами, а тут еще я вздумала вильнуть хвостом, но это не капризы.
— Ты ждешь от меня признаний?
— Нет, не жду. Ты не я и для тебя влюбиться в секретаршу-минетчицу за несколько дней — что-то из сферы фантастики.
— Все-то ты за меня додумала и решила.
— Чего ты хочешь от меня? К чему весь этот цирк?
— Да что мне с тобой разговаривать, — Мирон хмыкает и в следующую секунду перекидывает меня на плечо.
— Я буду кричать!
— Кричи.
И я кричу. И бью кулаками его по пояснице и крепкому заду.
— Вот же сука, — спускает на ноги и заламывает руки, развернув к себе спиной. — Виталий!
— Отпусти! Я не буду твоей женой!
— А тебя никто и не спрашивает.
Из-за угла выбегает Виталий и недоуменно смотрит то на Мирона, то на меня, беснующуюся в попытках вырваться.
— Заткни ей рот!
— Да вашу Машу, Мирон Львович!
— Бегом!
— Помогите! Убивают! Полиция!
Виталий умело заталкивает в мой ройт платок. Фиксирует тряпочный кляп галстуком, туго стянув его на голове. Мне жутко. Как я могла так опрометчиво сдать свои чувства жестокому изуверу, которого моя влюбленность швырнула на новый вираж одержимости.
— Что тут происходит?! — Виталий зло взирает на Мирона, и тот, связав руки мне за спиной галстуком, вновь закидывает меня на плечо.
— Я думаю, что у меня в крови есть кавказкие корни, — отвечает он и шагает мимо растерянного водителя.
— Чо? — восклицает он и тут же поправляется. — Что?
— Невесту краду самым наглым образом.
Я в отчаянии мычу и поднимаю лицо на Виталия. Жду, когда он вмешается и отобьет в честном бою меня от безумца, но он чешет затылок, вскинув густые брови, вздыхает и следует за Мироном.
— Это варварство, — изрекает он.
— Ага, — непринужденно отвечает Мирон и похлопывает меня по попе, — но с некоторыми девицами иначе не выходит. Да, Софушка?
